Сарафанову сразу расхотелось ехать на сенсацию, он хотел было уже остановить автомобиль, но мысль, что все надо видеть самому, чтоб писать, заставила его оставаться на месте. И в то же время он подумал: «Чепуха какая-то. Ростов, у которого красные убили сына, — агент ГПУ? Чепуха». Он не заметил, как произнес это вслух, и Дзасохов спросил:

— Что?

— Ничего. Это я так.

Сидевшая слева от Сарафанова молчаливая личность заерзала.

Вилю вовсе не хотелось быть свидетелем, как Дзасохов будет брать Ростова.

— Ему дали войти в мышеловку, а потом — хлоп, и ваши не пляшут, — хвалился Дзасохов.

Воротников ходил по пустому особняку, не веря,что он дома, ходит, тихо ступая, боясь потревожить тишину. На столе в столовой стакан с недопитым чаем, коробка с печеньем, на диване — тряпочная кукла с растрепанным бантом. Кому принадлежит эта кукла, и куда ушел отец? Воротников помнил, отца часто подымали среди ночи и он уходил, а возвращался, когда в доме уже просыпались.

Он бродил по комнатам, дотрагивался до полузабытых вещей, и ему хотелось плакать. Столько лет его носило по белу свету... Почему он так поздно вернулся в этот дом? Чего ему не хватало?

Его мучила мысль, что он испугался встречи с отцом тогда, зимой двадцать четвертого во Владивостоке. Испугался потому, что в этот момент особенно остро почувствовал себя чужим не только в этом городе, в этой толпе, но и чужим отцу. И это чувство не смог в себе побороть...

Воротникову казалось, будто кто-то ходит внизу, он замирал, ожидая увидеть отца, потом снова брел из комнаты в комнату. В библиотеке, где знакомо было все до мелочей, он увидел портрет девочки. Портрет величиной с ладонь. Он взял его, напрягая взгляд, задумался. Эта девочка кого-то напоминала ему... Подержав его в вытянутой руке, поставил на место, под абажур настольной лампы.

Уходя из кабинета, еще раз оглянулся.

«Не может быть... — Он замер. — Господи боже мой...» — Как-то робко вернулся к столу, взял снимок, и на лице его заблуждала растерянная и в то же время какая-то болезненная улыбка.

Внизу послышался топот. Воротников вышел и, глянув вниз через перильца в неосвещенную гостиную, увидел двух незнакомых людей. Они стояли и озирались.

— Вам кого? — спросил Воротников.

Они разом подняли головы.

— Спускайтесь вниз, — сказал один. — И побыстрее.

Воротников почувствовал недоброе, сделал шаг назад, вытянул из кармана тяжеленный кольт. Он хорошо был виден им, свет из кабинета бил в спину.

Один остался внизу, другой неуверенно поднимался по ступенькам. Воротников предупредил:

— Стоять на месте!

— Я те стану, морда, — сказал тот, что стоял внизу и, задрав голову, смотрел на Воротникова.

Воротников еще немного отступил, не оглядываясь нашел на стене выключатель и щелкнул им. Стало темно.

Тот, что поднимался по лестнице, крикнул:

— Выходи, не то будем стрелять. И учти, дом окружен.

— Ведь все равно не уйдешь, морда! — добавил другой.

«Ну, все, — подумал Воротников, — теперь мне отсюда действительно не выйти. Быстренько они меня... Хотя чего там быстренько... — Вспомнил, что на допросе назвал себя и даже адрес дал. — С перепугу, ну идиот!.. Конечно, жилы они из меня за своих повыматывают, это уж точно. И, как Калмыкову, башку отрубят и на кол повесят. Не-ет, так вы меня не возьмете».

— Ведь убью, — твердо произнес он в темноту.

И услышал напряженное:

— Только попробуй, только попробуй...

Тот, который стоял внизу, повторил зло и с угрозой:

— Только попробуй, морда!

Воротников ровным голосом сказал:

— А ты заткнись там. Хайло свое заткни.

Он увидел в гостиной вспышку выстрела. Пальцы Воротникова сработали автоматически, и его кольт в ответ выдал две сильные вспышки. За спиной зазвенело стекло, и он почувствовал, будто кто-то дернул его за волосы. В затылке стало нестерпимо горячо.

— Свет дайте кто-нибудь, — раздраженно потребовал Дзасохов. Сарафанов стоял рядом с ним, ему казалось, вот-вот еще что-то должно произойти. Но ничего не произошло.

— Вот морда... — выругался Дзасохов. — Червяков, ты кого убил? — Он перевернул ногой труп на спину.

Сарафанов с отвращением и любопытством вглядывался в неживое, заросшее черной, с густой проседью, щетиной лицо.

— Кого, кого... кого надо, того и убил, — ответил мордастый Червяков, озираясь и засовывая в карман замызганного пиджака тонкоствольный восьмизарядный револьвер.

— Обыщи.

Червяков обыскал труп, ничего не нашел, поднял тяжелый кольт, подбросил его на руке.

— Это не Ростов, — категорично заявил Дзасохов. — Ты хоть раз Ростова видел?

— Видел, — равнодушно ответил Червяков. — Старик. Борода лопаткой... Чего ж не видать? Сколь протопал сапогов за ним.

— А этот?

Червяков пожал плечом.

Сарафанов перевел взгляд с трупа на Червякова, спросил:

— А зачем же вы его убили?

Дзасохов посмотрел на него неприязненно.

— Вот что, господа, надо уходить... Тут нам делать нечего...

В машине он пожаловался, потирая левую сторону груди:

— Сердце что-то... У тебя как, Червяков?

Червяков промычал нечленораздельно. Автомобиль трясся и дребезжал, потом выскочил под яркие фонари и зашипел колесами по увлажненному асфальту.

Все молчали. Подъехали к дому Сарафанова. Вильямин неловко вылез.

Дзасохов схватил его за рукав.

— Слушайте, никакой информации не надо для газеты. Агента упустили. — Он длинно и яростно вздохнул через ноздри. — Но все равно поймаем. Никуда он от нас не удерет.

Сарафанов ушел в подъезд. Дзасохов посмотрел вслед, потом перед собой.

— М-мор-рда... — Вытащил мятую пачку папирос, закурил.

Снова появился Сарафанов:

— Вы знаете, кого убили? Владимира Ростова. Сына Артура Артуровича. Вот кого.

— Да ну?!

Начальник особого отдела армии Урюпин и начальник ГПУ обговаривали принципиальную схему операции.

— Они ударят сюда, — Карпухин поднял указку и ее острым концом обвел на карте пронумерованный участок границы и поглядел на Урюпина. — Мы сделаем вид, что застигнуты врасплох, и отступим. Чуть-чуть. Только чтоб втянуть их в «чулок». Так?

Урюпин согласился.

— По зеленой ракете ты заворачиваешь правое и левое крыло, — он растопырил, руки, словно собирался кого-то обнять, — а потом — в лоб! Вот и вся тактика и стратегия, — заключил он.

Урюпин раскурил трубку. Хомутов почтительно стоял в стороне, не вмешиваясь в разговор. Карпухин продолжал:

— Из Харбина пришло сообщение, что банда, возглавляемая полковником Лошаковым, скрытно вышла к границе. Цель: соединиться с бандой Лялина в таежных массивах в районе Тернового. Лялин не раз делал попытку прорваться к границе, но всегда получал хорошую трепку. Тем временем, в двенадцати верстах ниже по течению реки, на участке Селиванова банда Лошакова форсирует по мелководью речку и с ходу штурмует заставу. Тот пропускает ее без серьезного сопротивления, а кавэскадрон Нелюты начинает преследование. Маршрут банды нам известен.

— Его могут изменить.

— Вполне. Я бы на их месте сделал именно так. Для страховки. Дальше твои ребята будут следовать по флангам на почтительном расстоянии, не вступая в бой. В данном случае для нас важно, чтобы банда как можно дальше ушла от границы.

— Две сотни верст устроит? — спросил Урюпин.

— Устроит. Только чтоб они чего не натворили, — подал голос Хомутов. — Их надо все время держать в пустом коридоре.

— Понятно.

— А вот тут, — Карпухин очертил зеленое пятнышко с синей жилкой, — мы и уготовим им, как говорит Хомутов, баньку. Тут что важно, — он зажег от спички погасшую трубку, дал огня Урюпину, затянулся пару раз, — тут мы должны блокировать их со всех сторон, раздробить и взять в плен. Вот такая вводная, — закончил Карпухин. — Над деталями операции пусть поработает КРО с твоими ребятами. Согласен?