— Да, — вздохнула она. — Еще одно надгробие. — Кэролайн задумалась. — И надпись: «Младенец Мейкпис» и дата. Не должно быть слишком дорого. У меня есть немного денег… и драгоценности…

— Об этом не волнуйтесь, — прервал ее Дикон. — Обсудим позже, когда поправитесь. Я поеду к старине викарию. — Он поклонился и вышел. Кэролайн услышала стук каблуков по лестнице.

— Не понимаю, почему никто из ваших малышей не выжил, — сказала леди Райкот, поправляя постель. — У вас должны были быть лучшие доктора. Они как-нибудь объясняли это? К сожалению, это наша доля: я потеряла двоих, но троих вырастила, а Рут, бедная девочка, потеряла троих малышей, но у нее трое славных сыновей, все уже взрослые теперь. Я собиралась вам сказать, что думает доктор Френсис, но все не было возможности. У малыша что-то с легкими. Он, конечно, родился недоношенным, но доктор Френсис считает, что он был не жилец, даже если бы вы его выносили до конца. Я верю доктору Френсису. Он учился в Эдинбурге. В вашей семье был кто-нибудь со слабыми легкими? Другие малыши тоже от этого умерли?

— Нет, — ответила Кэролайн. — Насколько я знаю, в моей семье не было никого с больными легкими. — Она подумала, что, может быть, в семье Уолтера у кого-то были слабые легкие. У него были родственники в Кенте, которых он регулярно навещал (без Кэролайн), но ни родных сестер, ни братьев у Уолтера не было, а его родители умерли.

— Это всего лишь предположение, — произнесла леди Райкот. — А вот и ваш бульон. И поспите хорошенько. Вам надо набираться сил. Мы с Рут собираемся взять Дикона и отправиться за рождественским поленом. Если у вас будут силы, мы отнесем вас вниз, чтобы вы могли на него посмотреть. — Она помогла Кэролайн сесть и поставила ей на колени поднос с бульоном, который принесла Реддинг. — Скажите своей горничной, когда поедите, и кто-нибудь уберет, — сказала она и вышла из комнаты.

Кэролайн смогла выпить лишь полчашки. Досси убрала поднос, и Кэролайн уснула.

Отпуск проходил совсем не так, как он ожидал, думал Дикон, сокрушенно покачивая головой, пока переодевался. Он собирался поговорить с викарием из соседней деревни, которая называлась Бренспет. От ежедневного сидения за столом в Военном министерстве и чтения рапортов, не поддающихся расшифровке, голова у него шла кругом, а мышцы становились вялыми. Ему нужна разминка и свежий воздух.

Ему было приятно, что он может сделать что-нибудь для мисс Кэролайн, как он продолжал ее называть про себя. Странно, что эта изможденная незнакомая женщина так его занимает. Это, наверное, естественно: любой нормальный человек сочувствовал бы женщине, оказавшейся в таком положении. Надо же! Она моложе его! Он ни за что не дал бы ей двадцати трех лет. Он подумал о ее муже, которого звали Неджон, а как-то иначе. Любила ли она его, когда выходила замуж? Разве она не знала, что, став женой, должна будет рожать детей? Дикон никогда не задумывался, что значит для женщины исполнение супружеских обязанностей. Но стоило лишь вспомнить Кэролайн: ее изможденное, неспокойное лицо; чрезмерную худобу; приступы слез, чтобы понять, какую власть имеет мужчина над неопытной женщиной.

Дикон продолжал думать об этом, направляясь в конюшню, отдавая распоряжения груму. Он думал об этом и по дороге в Бренспет. Солнце садилось, окрашивая облака, плывущие на восток, в розовый и сиреневый цвет. Он знал, что успеет обернуться до наступления темноты.

Дикон быстро обо всем договорился. Погребение состоится утром. Надгробие обещали сделать. Дикон постарался объяснить викарию обстоятельства дела настолько кратко, насколько это было уместно, и попросил викария особенно не распространяться на этот счет. Никто не сомневался, что разговоры будут. Дикон знал, что слуги шепчутся о незнакомой женщине, появившейся в Райфилде, о преждевременных родах, но он надеялся, что разговоры постепенно утихнут.

Он был уже в полумиле от Райфилда, когда ему повстречался одинокий всадник, явно очень спешивший. Всадник проскакал мимо и резко затормозил.

— Дикон! — изумленно крикнул он. — Неужели это ты?

— Гарри! — Дикон узнал своего старого друга сэра Генри Уэдсуорта. Друзья рассмеялись и похлопали друг друга по плечу.

— Ну и как там в Военном министерстве? Вам уже удалось избавить нас от Бонапарта? — спросил Уэдсуорт.

— Страшная скучища, — ответил Дикон, скривившись. — Зачем я позволил семье уговорить себя поступить на службу в Военное министерство? Бенджамин в Пиренеях и держится молодцом, ни одной царапины, судя по последнему письму, а я сижу в Лондоне и бумажки перебираю. Боже мой, как хорошо, что мне удалось вырваться. Мы с Рут здесь пробудем до Крещения. Ты куда едешь? Почему бы тебе не приехать к нам на ужин? Нам есть о чем поговорить.

— Я бы с радостью, но не могу. Я должен отвезти Медди на обед к Пекенемам и уже опаздываю.

— Значит, теперь это Медди, да? Мисс Кертис? Так вот как обстоят дела на сегодня.

— Она согласилась выйти за меня, свадьба в мае, — сказал друг. Он повернул лошадь.

— Поздравляю! — крикнул вслед ему Дикон. — Приезжай, когда сможешь, расскажешь обо всем.

Итак, дружище Гарри решил поменять свободу на семейные узы. У них с Медди Кертис все должно быть хорошо. У Гарри прекрасное имение, которым он сам занимается. Дикон подумал о своем нынешнем положении. Райфилд не был процветающим поместьем, и он сомневался, что что-нибудь изменится, пока не кончится война, и он не вернется домой в Дарем, и не займется хозяйством сам. Он регулярно посылал своему управляющему Феттеру и матери распоряжения, советовал, что делать. Но что он мог знать о тех проблемах, которые возникали каждый день, если он торчал в душном лондонском кабинете?

Дикон вдохнул морозный декабрьский воздух и пожелал себе дождаться того дня, когда он вернется насовсем в свой любимый северный край.

На похоронах младенца следующим утром были лишь Дикон, Рут да их мать. Они надеялись, что никто из соседей не узнает, но небольшая стайка мальчишек, наблюдавших издалека, надежды им не оставила. Вскоре весь Бренсепет будет говорить, а затем и весь Дарем. А со временем и весь Камберленд и Уэстморленд, не говоря уже о Нортумберленде и Йоркшире — с тоской думал Дикон. Он не привык быть объектом сплетен.

Оказалось, у него были все основания для беспокойства. Через три дня Рут сообщила ему, что ей рассказала Реддинг. Реддинг была в Бренсепете и слышала, будто бы все вокруг уверены, что это его незаконнорожденный ребенок похоронен на деревенском кладбище под именем Мейкпис.

— Пропади все пропадом! Неужели все эти кретины думают, что я мог привезти любовницу, особенно любовницу, которая вот-вот родит, в дом своей матери! — Дикон стукнул кулаком по каминной полке в библиотеке, глядя на Рут с негодованием. — На Рождество?

— Успокойся, — приказала Рут. — При чем здесь Рождество? Если ребенок должен родиться на Рождество, значит, он родится на Рождество. Боюсь, что мамино предположение, первоначальное, о мисс Кэролайн слышали слуги, уж не знаю сколько. Ты же знаешь, как бывает. О таком никто не сможет смолчать, так и чешется язык рассказать всему свету, даже если сейчас, я уверена, большинство из них уже знает правду. Господи, Дикон, да на тебе это никак не отразится. А вот о ком я действительно беспокоюсь, так это о мисс Кэролайн. Ее репутация может быть погублена навсегда.

Дикон подавил раздражение и спросил более спокойным тоном:

— Как это может быть? Никто не знает, кто она… Даже мы не знаем!

— Правильно. Но пока она будет жить здесь, о Кэролайн Мейкпис никто слова доброго не скажет. Я сомневаюсь, волнует ли ее в настоящий момент репутация Кэролайн Такой-то из Лондона. Эта женщина исчезла.

— Ну и что делать мне? — спросил Дикон.

Рут нахмурила лоб.

— Не знаю. Ты, конечно, будешь отрицать любую связь с мисс Кэролайн и ее ребенком. Если мама собирается приласкать Кэролайн, а мне кажется, что она собирается, то сплетни утихнут. Ни одна мать не станет держать в своем доме любовницу сына или их незаконнорожденного отпрыска.