— Шустрая полиция в Лахоме.

— Какая там шустрая!.. Дом был окружен, и все лазейки закупорены, и вес, и рост известен, а сам он, так получается, легко миновал кордон из пятисот полицейских. Они его пропустили, чтобы тут же начать лихорадочную погоню за ним!..

В двенадцать часов тридцать три минуты полиция врывается в дом; в двенадцать часов тридцать пять минут она выпускает убийцу, не найдя в нем ничего подозрительного; в двенадцать часов тридцать шесть минут…

— А как поясняет полиция все это?

— Смехотворно, мистер Магнитолог… Власти города лепетали, что приказ был передан после того, как по их просьбе заведующий складом сумел собрать всех своих служащих, более чем девяносто человек, проверил и не обнаружил среди них одного… Как он это сделал, когда большинство работников склада смешалось в панике с толпой на улице? Когда он успел это сделать? Между тридцать пятой и тридцать шестой минутами?

Значит, кто-то издал приказ об аресте, когда еще не было никаких улик. Значит, этот кто-то знал, какую роль играет в преступлении разыскиваемый человек. Знать это можно было при одном условии, когда вы сами участник преступления, сами участник заговора.

— Вы все-таки обвиняете полицию?

— Да, мистер Магнитолог, среди убийц может оказаться человек, одетый в полицейскую форму…

На перекрестке полицейский-регулировщик в белых перчатках плавно и лихо повернул движение в другую сторону. Смуглый, приветливый, огромный парень. Я подмигнул ему, и тот неожиданно для меня тоже подмигнул мне и таким же лихим поворотом плавно затормозил одно стадо машин и пустил в ход наше стадо, в котором ехали мы.

— Я поверну сюда, — сказал Американец. — По его следам.

Он спокойно дошел вот сюда, взгляните, к автобусной остановке… Вот он едет, как мы… Одна остановка… другая… здесь он вышел и в двенадцать часов сорок пять минут пересел в такси. Автобус его не устраивает. Шоферу такси он говорит не свой адрес, а другой, в пяти кварталах от своего дома.

— Он темнит? Он все-таки виноват?

— Я не отрицаю. Он был соучастником с определенной ролью, средним исполнителем, но никак не единственным и не главным.

— Вот он, его дом. Бекли-стрит, 1026. — Американец выключил мотор, достал сигареты, не спеша закурил.

— Сюда, в эту коричневую дверь, вошел Предполагаемый. Он сменил пиджак, снял его и надел куртку, взял для чего-то пистолет и сразу вышел… Если тут постоять, можно увидеть кое-что веселенькое. Перед вами новый «музей» Лахомы, памятник, приманка для туристов, — он усмехнулся иронически. А вот и веселенькое… Спасайся кто может.

Американец мгновенно включил мотор. К нам, улыбаясь, подходил невысокий тип с расставленными, как бы извиняющимися руками. Он что-то хотел сказать, но Американец увел машину.

— Это хозяин дома. Он собирает с наивных туристов деньги за фотографирование. Бедняга целый день торчит па улице. А как быть ночью?.. Сенсация — деньги. А что с него спрашивать? Мать убийцы продает его письма от одной до пяти тысяч долларов за штуку!.. Жена убийцы пишет мемуары, делает кино. Хозяин дома взимает пошлину с объектива. Кассир кинотеатра… Да мы увидим этот кинотеатр. Сначала посмотрим, что случилось дальше…

Он остановил машину.

— Выходите, я расскажу вам второе действие спектакля.

Мы стояли на углу той же Бекли-стрит. Американец поднял глаза к высоким окнам домов, посмотрел вокруг.

— Если мы с вами, — сказал он, — возьмем и подеремся, десятки этих окон откроются. Они будут смотреть на драку, на миленькое для них развлечение. Будет по меньшей мере сотня свидетелей… Там, где стоит моя машина, двадцать второго ноября в тринадцать часов шестнадцать минут стоял патрульный полицейский автомобиль. В нем, в нарушение принятых в полиции правил, сидели не два патрульных, а лишь один. От магазинчика, там, левее, к нему подошел, как уверяют власти, Предполагаемый, спокойно поговорил с ним, отошел, а потом застрелил. Опять среди бела дня, вторая смерть за какой-нибудь час. А полиция не могла найти свидетелей. Один, правда, был… Этот свидетель недавно погиб… Он упрямо доказывал, что видел не Предполагаемого… Но едем дальше. У нас на пути будет кинотеатр.

Мы снова ехали чужой дорогой, по следам уже не существующего человека, по следам прошлых событий.

— В этом кино разбитная дамочка рассказывает всем, кто пожелает, за деньги конечно, как она продала билет преступнику, а потом заявила полиции. В тринадцать часов тридцать шесть минут здесь он был арестован, избит полицейскими, обозленными за гибель товарища, и доставлен в управление полиции… Вы не устали?

— Нет, нет, это все не может не волновать. Я слушаю вас внимательно.

— Тогда едем к полицейскому управлению… Там его допрашивали два дня. Он отрицал свою вину. Он требовал адвоката, он все время напоминал о своем праве на юриста, но ему отказали… Почему? Наверное, потому, что готовилась для него иная судьба… Его допрашивали двенадцать часов, но никаких записей, ни магнитных, ни протоколов не сохранилось. А двадцать четвертого ноября в одиннадцать часов двадцать одну минуту он был убит в полицейском управлении… Как это случилось?.. А вот приедем к зданию, расскажу… Надо что-нибудь выпить, у меня пересохло в глотке.

Он вел машину, словно забыв о ней, привычно и легко, мимо стеклянных витрин магазинов, нарядных и ярких от солнца. Нагретая полированная мостовая слепила, почти как витрины. Бензиновый душный воздух не могли колыхнуть вереницы плавных машин.

Он остановил авто рядом с газетным киоском у тротуара, и мы пили с ним коричневую мятную влагу в картонных стаканчиках, не выходя из машины. Стоило только протянуть монету к тумбочке-автомату.

Я видел много других таких автоматов на улицах, и телефоны специально для тех, кто сидит в машинах.

— Пока мы с вами едем в главную полицию штата, хочу показать вам один интересный магазин. Давайте взглянем, он рядом. Все так близко: дом преступника, место гибели патрульного, дом, где жил этот патрульный, магазин. Вас не удивляет близость пунктов, связанных с участниками трагедии? Они как бы случайно сведены в одну игру… Но сначала магазин…

Витрина была как витрина. Стеклянная, большая, светлая,

всем глазам открытая. Там очень элегантно были расположены, подвешены, поставлены, пришпилены, воткнуты мерцающие вороненые пистолеты, автоматические винтовки с блестящими детальками. На полу витрины как ни в чем не бывало спокойно расположился пулемет. И цена — 750 долларов. И на каждом пистолете вежливые бирки с ценой, как на манекенах в соседнем универмаге, как на шляпах и зонтиках.

Это удивительное зрелище. Нормальная городская улица, нормальные люди, прохожие, веселые, деловые, торопливые, неторопливые. Рядом продавец мороженого, магазин колбас, аптека — и пулеметы по сходным ценам.

Симпатичная молодая женщина в магазине встретила нас радушно и спокойно, любезно пригласила сесть в мягкие кресла рядом с блестящей нормальной гастрономической, галантерейной, бакалейной кассой. Мы любезно отклонили предложение. Симпатичная женщина, оказывается, владелица магазина. Торгует не шляпками. Разрывными, бронебойными, обычными пулями. Если мистеры пожелают, им все принесут и покажут, объяснят, упакуют и доставят на квартиру…

В машине Американец сказал:

— Говорят, здесь Предполагаемый покупал оптический прицел для винтовки. Он пришел покупать его с женой и двумя детьми… Странное поведение: конспирации никакой…

— Двадцать четвертого ноября в одиннадцать часов двадцать одну минуту его застрелили в главном полицейском управлении штата. Он все время сидел на четвертом этаже… Вон там его окно с решетками… Начальник полиции сам ходил к нему для допроса. В коридорах, у лифтов и лестниц были часовые. Каждый, кто входил, подвергался тщательной проверке, обыску. В комнате на первом этаже нам, репортерам, выдавали пропуска на четвертый этаж…

Американец показал мне дверь с надписью: «Для прессы».