Запертый чемодан ждал своего часа на столе, рядом лежали мыло, зубная щетка и расческа, а Нора, как была — в платье и туфлях, лежала на кровати и спала непробудным сном.

Когда Ньюстед, минут через двадцать подобравшись к двери комнатки, тихо постучал, ему никто не ответил. Он приоткрыл дверь, заглянул внутрь и увидел крепко спящую девушку.

«Как мертвая…» — сказал он про себя.

Быстро и внимательно оглядев ее, он удалился. Но тут же вернулся, снова приоткрыл дверь, дотянулся волосатой ручищей до выключателя и погасил лампочку.

Еще не совсем очнувшись от сна, Нора подняла голову и стала растерянно озираться. Откуда доносится этот грохот? Совсем как в детстве, когда во время войны оглушающее рвались бомбы, и завывала сирена.

Она протерла глаза, снова огляделась и прислушалась. Дверь ее комнаты сотрясалась от мощных ударов.

— Сиделка! Сиделка! — визгливо кричал Ньюстед.

Нора вскочила и стала поспешно приглаживать волосы и расправлять складки на платье. Схватила передник и быстро завязала тесемки за спиной. Хороша сиделка, заснула и забыла обо всем на свете. Который мог быть час? За окошком было еще совсем темно.

— Я сейчас, сейчас! — наконец отозвалась она, напяливая на голову белую шапочку и кое-как натянув на рукава манжеты. За дверью стоял в помятой пижаме Ньюстед и в волнении махал руками:

— Я уже пять минут колочу в дверь и не могу тебя разбудить! Быстро! Идем со мной!

— Что случилось? Ей хуже? — спросила девушка, с трудом подавляя зевоту. Тяжелый сон еще не выпускал ее из плена, голова слегка кружилась. Никогда она не чувствовала после отдыха такую слабость и сонливость.

— Меня тревожит состояние моей жены, — сказал мистер Ньюстед. — И я не хотел бы оставлять ее одну, пока буду звонить доктору Ленгтону.

— Что случилось-то? — продолжала допытываться Нора, следуя за ним по пятам и на ходу застегивая воротничок.

— Я сам не знаю. Когда под утро, без четверти два, я ушел от нее, она чувствовала себя нормально.

— Вы ушли от нее? — спросила Нора.

— Да, она крепко спала, и мне нечего было делать возле нее. Я пошел к себе…

— Вам надо было позвать меня.

— Я тебя звал, но не мог дозваться.

— Я ничего не слышала, — смущенно ответила девушка.

— А я что говорю? Я и сейчас не мог тебя разбудить! Ты небось заметила, что свет в твоей комнате выключен? Когда я приходил будить тебя, лампочка горела.

— Я свалилась с ног от усталости, — тихо призналась Нора. — Наверное, слишком долго бродила в тумане.

— Ладно, я сам послал тебя отдыхать, чтобы ты с утра принялась за дело. А жена спала, в общем, спокойно. Но теперь тебе надо побыть с ней. Может, придется в чем-то помочь… Я пойду вызову доктора.

Комната больной была слабо освещена маленькой синей лампочкой. Нора в полумраке увидела на кровати фигуру Эдель, голова которой покоилась на высоких подушках. Лицо было мертвенно бледным, как гипсовая маска. Нора в испуге поспешила к постели. Ей пришло в голову, что зря она послушалась Ньюстеда и пошла спать. Если случилось что-то страшное, любой доктор вправе обвинить сиделку в том, что она оставила свой пост.

Лампочка светила очень тускло, и Нора взяла в руки ночник, чтобы посмотреть на лицо больной. Однако из этой затеи ничего не вышло. Ночник либо был испорчен, либо из него вывернули лампочку. Нора бросилась к окну и раздвинула тяжелые занавеси. За окном пробивалось невеселое серое утро, но из оконных щелей повеяло холодком, и свежий воздух проник в затхлую атмосферу комнаты. В камине Нора заметила несколько раскаленных угольков, но не могла припомнить, видела она их накануне вечером или нет.

Когда Нора склонилась над Эдель Ньюстед, она сразу поняла: женщина мертва. Будущая медицинская сестричка уже успела повидать немало трупов и знала, чем они похожи друг на друга: пепельный цвет лица, заострившийся нос…

Эдель Ньюстед, должно быть, была когда-то красивой женщиной, но теперь ее восковое лицо искажала гримаса страдания. Казалось, смерть не пожелала наградить больную миром и покоем.

Нора выскочила из комнаты и помчалась вниз по лестнице с криком:

— Мистер Ньюстед! Мистер Ньюстед!

Никто не отвечал. Девушка распахнула какую-то дверь и увидела грязную захламленную комнату, куда, наверное, давно не ступала нога человека. В щели между шторами едва просачивался дневной свет. Нора бросилась в прихожую и открыла дверь в другую комнату, где на столике у окна стоял запыленный телефонный аппарат. Никто до него не дотрагивался.

«Хоть бы он только не ушел… — подумалось Норе. — Господи, что это за дом? Я готова поклясться, тут творится что-то неладное… Конечно, муж знает, что его жена мертва там, наверху в спальне. Я уверена, то этот человек и не подумал вызвать доктора. Но не может же он меня тут бросить!»

Машинально Нора вернулась в комнату умершей, где с вечера ничего не изменилось. Потом подумала, что следует сменить белый передник на черный, и поднялась на третий этаж. Тихо открыв дверь своей комнатушки, она с изумлением увидела, что Ньюстед самозабвенно роется в ее чемодане. Он так низко нагнул голову, копаясь в вещах, что был виден лишь его багровый загривок. Норе он показался каким-то огромным диковинным пауком. Услышав ее шаги, Ньюстед мгновенно выпрямился и немного смущенно проговорил:

— Ты почему оставила больную? Я тебе сказал…

— Теперь я ей уже не нужна, — прервала его маленькая сиделка. — Когда придет доктор?

— Ты хочешь сказать, что моя жена… Не говори глупости! Она прекрасно чувствовала себя вечером, когда я уходил от нее. И без четверти два…

— Доктор подтвердит мои слова.

— Тогда его надо предупредить. А ты в этом уверена?

— Да, — ответила девушка и сердито добавила: — А что вы ищете в моей комнате?

Глаза Ньюстеда сверкнули. Он со злостью захлопнул чемодан и с видимым спокойствием, но с угрозой в голосе заговорил:

— Послушай, сиделка, я хочу кое о чем спросить у тебя, и не дай Бог, если ты мне соврешь. Тебе не поздоровится.

— Я не знаю, о чем вы говорите, и врать не собираюсь.

— Тогда скажи: что ты вытащила вчера вечером из письменного стола, чтобы передать моей жене?

— Ничего я ей не передавала. Я уже вам говорила.

— Слышал, слышал, — пробурчал Ньюстед. — Но хочу тебя еще раз спросить: что ты дала моей жене?

— Я вам повторяю: я ничего ей не давала. — Нора прямо смотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на свой чемодан: — А что вы искали в моих вещах?

— Да так, ничего… Из любопытства… — Он не нашелся с ответом и продолжал бормотать себе под нос: — Вот не ожидал… Отчего бы это она умерла… Нервы, тоска, недовольство… Но ведь от недовольства не умирают…

Девушка молча слушала, скривив губы от отвращения. Ее фиалковые глаза потемнели от гнева и с открытой неприязнью глядели на Ньюстеда.

— Во всяком случае, — продолжал он, — если доктор будет меня расспрашивать, я ему скажу, что моя жена просила тебя что-то взять для нее из стола.

— Не знаю, что вы замышляете, — ответила Нора, — но могу сказать одно: в столе не было ничего такого, что могло бы убить миссис Ньюстед. Кажется, ей… ей…

— Видишь ли, я действительно ничего не могу понять, — перебил Альфред Ньюстед. — Я никак не ждал ее скорой кончины. Мне было известно, что сердце у нее слабое, но доктор не выражал по этому поводу никаких опасений. В общем, если ты в самом деле ничего не давала моей жене, может быть, она все-таки скончалась от сердечного приступа. Я только хочу предупредить тебя, что доктору надо обязательно установить причину смерти…

— Ну и что? При чем здесь я? — спросила Нора.

Он прокашлялся, перед тем как ответить. А затем проговорил, растягивая слова:

— Вчера вечером, когда я вошел в комнату больной, ты подавала ей стакан воды.

— Она попросила дать ей воды.

— Ты уверена, что она просила дать только одной воды? — допытывался Ньюстед.