Роуз наводила порядок в баре. Элисон показала ей чеки.
— Видела?
— А?
— Сколько порций у тебя получается из бутылки виски?
— Ну где-то двадцать.
— А судя по чекам — всего шестнадцать. Четверть каждой бутылки теряем.
— Слушай, я тут не единственный бармен.
— Вот все и завязывайте с этим. Остальным передай. Увижу, что кто-то своим даром наливает или деньги себе в карман кладет, будем считать это воровством. Как оно, собственно, и есть.
Роуз возмущенно запыхтела. Элисон ушла вниз поговорить с другими работниками клуба. Мартин, наблюдавший за беседой, подошел к бару. Он был неравнодушен к Роуз Виллано, миниатюрной и сексуальной. Сочувствие и поддержка будут оценены.
— Не, ну ты видел? — спросила его Роуз. — Надо ж — назвала меня воровкой. Сука. Если бы не отсасывала у Ричи, давно бы на улице оказалась, где ей самое место. Выпить хочешь?
— Ага. Как обычно.
Она налила ему большую порцию виски.
— За счет заведения. Сука, — продолжала возмущаться Роуз.
— Она не дает Ричи, — вставил Мартин.
— Да ты что? Представляю, как он счастлив. Ну тогда эта дура тут долго не протянет. Лесбиянка, что ли? Это бы многое объяснило.
— Может быть. Но по-любому нельзя так на тебя наезжать.
— Ясное дело. Везет тебе, что ты с ней не работаешь. Динамистка гребаная. Не дает, значит?
— Не дает.
— Надо, чтобы кто-то Ричи про нее рассказал. — Роуз выразительно посмотрела на Мартина.
— Да, может, мне и стоит. Не дело на работе такое устраивать.
— Вот именно. Ну, поговоришь с ним?
— Может быть. — Мартин улыбнулся ей.
— Надумал чего-то, да?
— Надумал. У меня в голове полно идей. Она тут не навсегда окопалась. Нам с тобой надо бы поговорить.
— А я ж не против, — кивнула Роуз. — Я знаешь, какой мастер языком почесать.
Они опирались локтями на стойку, улыбались и смотрели в глаза друг другу. Роуз сунула руку под стойку, взяла вишенку для коктейля и отправила в рот. Погоняла вишенку за зубами и вынула. Хвостик оказался завязан узлом. Роуз положила вишенку в руку Мартина.
— Ух ты! — Мартин восхитился ловкостью ее языка и возбудился, наблюдая, как она посасывала вишенку. Несколько секунд он пребывал в прострации, размышляя о ее языке и губах, но все же очнулся и вспомнил, зачем вообще пришел.
— Слушай, просьба у меня к тебе. — Мартин достал снимок Терри и показал Роуз. — Видела его?
Она внимательно посмотрела на фотографию.
— Ну видела. Был у нас в баре. А на следующий день я его видела с нашей сучкой-недотрогой. Они в «Денни» сидели. А что?
Все мысли о любви мгновенно покинули голову Мартина.
— Не твое дело.
Роуз просияла.
— Наша сучка надувает Ричи? Ух ты, вот это номер!
— Рот закрой и не открывай больше, — отрезал Мартин. — Я серьезно. Или получишь от Ричи на орехи. Усекла? Знаешь, кто этот тип? Где его найти?
— Спроси нашу сучку.
— Никому ни слова, поняла?
— Поняла. Я лучше посмотрю на все это и словлю кайф.
Мартин нашел Ричи в кабинете. Элисон только что вернулась, и Ричи пытался с ней побеседовать. Она же по обыкновению пыталась работать и одновременно уворачиваться от приставаний хозяина.
— Ричи?
— Что? — рявкнул он. — Не видишь, мы тут счетами занимаемся?
— Поговорить бы.
— Да о чем, мать твою?
— Важное дело.
— Господи!
Мартин увел Ричи в пустую ВИП-комнату.
— Что ж за херня такая? Эта сука меня доведет. Не понимаю, что меня в ней заводит.
— Слушай, тот тип, которого мы ищем. Ну который в трейлере. Он друг Элисон.
— Что?
— Она с ним знакома.
— Ты чего несешь? Как знакома?
— Роуз сказала, что видела их вместе. Ты был прав, она его и здесь у нас видела.
— Роуз же ее не выносит. Ревнует. Да врет она.
— Не думаю. Она сама сказала, что видела их вместе. Я даже и не упоминал Элисон. Только фотку ей показал.
— Господи! — протянул Ричи.
— Хочешь, я с ней поговорю?
— Еще не хватало. Чтобы и близко к ней не подходил, ясно тебе? Говорить с ней буду только я. А ты молчи. — Ричи опустился на диван. — Господи!
— А что ты будешь делать?
— Приглядывай за ней. Если Роуз не врет, она нас выведет на этого парня рано или поздно. А если врет, отрежу ей пальцы или еще чего.
— А если не врет?
— Я тебе сообщу, понял? А теперь вали отсюда. Мне подумать надо.
Ричи Стелла остался один в ВИП-комнате со своим разбитым сердцем. Нет, не так. Никто и никогда не разбивал ему сердца. Ричи Стелла пребывал в таком состоянии — как ни назови его, — когда ты хотел чего-то очень-очень, а оно не случилось, и вот сидишь, как обосранный, и руки чешутся кого-нибудь убить. Может, его сердце и не было разбито, но ближе к этому состоянию Ричи никогда не подходил.
Был уже третий час ночи, когда зазвонил телефон Элисон. Она вылезла из постели и пошла в гостиную, чтобы ответить.
— Да?
— Я хочу увидеться, — сказал Терри, растягивая слова. Элисон догадалась, что он крепко выпил.
— Отстань от меня, — прошептала она. — Ты получил, что хотел. И не лезь больше в мою жизнь.
— Мне нужно тебя увидеть. Я могу приехать.
— Нет, ради бога, не приезжай. Я же просила.
— Тогда давай где-нибудь встретимся. Надо поговорить. Это важно.
— Я тебе завтра перезвоню. Мне пора.
— Он с тобой? Элисон не ответила.
— Он там, да?
— Нет. Его нет. Мне надо идти. Элисон повесила трубку.
— Кто звонил? — спросил Ричи из спальни.
— Мама. У Коди температура.
— Доктора послать? — Ричи вышел в гостиную голый. — Скажи — и он будет там моментально.
— Да всего лишь простуда. Ничего страшного. Пусть поспит — и все пройдет.
— Если нужен врач или еще чего, только скажи. Я для мальчишки все сделаю. Ты же знаешь.
— Да, я знаю.
Ричи положил руки ей на плечи, массируя их, потом перешел на шею.
— Пойдем в постель. Пока я тут, тебе не о чем беспокоиться. Ты же понимаешь? Ты моя женщина, так?
— Так. Я твоя женщина.
Они сидели на яхте Терри. Она медленно покачивалась у причальной стенки, словно ленивая зверюшка, которая трется боком. Внутри было душно. Элисон жалела, что иллюминаторы задраены и нельзя впустить свежий воздух. Хотя больше всего она хотела сейчас поскорее уйти с этой чертовой яхты. Ее мутило от напряясения и качки.
— Молсет, выйдем отсюда? — попросила Элисон.
— Поговори со мной, — ответил Терри, наклоняясь к ней.
— И чего ты от меня ждешь?
— Что ты скажешь, что не трахалась с ним.
— Ну пожалуйста: я с ним не трахалась.
Терри посмотрел на нее и откинулся на спинку. Закрыл лицо руками, отвел руки и вздохнул.
— Я не обязана облегчать твои страдания.
— Я думал… ну… я хотел…
— Пора взрослеть. Элисон не терпелось уйти. Она встала.
— Ты ничего не чувствуешь? — спросил Терри.
— Чувствую — не чувствую, какая разница?
— Скоро его в твоей жизни не будет. Так или иначе. Богом клянусь. Я все улажу. Все будет хорошо.
— Ты даже не представляешь, как мне надоело слышать эту фразу от мужчин. Всю жизнь слышу. А на деле все только хуже становится. Ну и что ты сделаешь? Убьешь его?
— Ты думаешь, он заслужил жизнь? Я бы сон не потерял. И мир стал бы лучше. Не хочу я этого слушать. Ты чокнутый.
— Поверь мне, — убеждал Терри. — Просто поверь. И все кончится. Я смогу тебя защитить. И тогда мы будем вместе. Если захочешь. Давай попробуем? Ты хочешь быть со мной?
— Чудесно. По-моему, ты двинутый, но мне с тобой весело.
— Я люблю тебя.
— Да я догадалась.
— Мы нужны друг другу. Два сапога — пара. Все получится. И будет хорошо. Вот увидишь.
— Ты так думаешь?
— Я точно знаю.
Терри поцеловал ее. И она ответила, чем очень себя разозлила. Так он на нее действовал. Феромоны, наверное, или что-то такое. Он не высок, не красив, не богат. И вообще ходячее несчастье. У него даже нет дома или квартиры, как у нормальных людей. Плавает себе в этой чертовой скорлупе с хоббитами, сказки свои читает, любуется плакатами с Гендальфом и картой Средиземья. За исключением тех моментов, когда душит чужих бывших мужей или втягивает людей в такое дерьмо, в которое им влезать не следует. Он из тех мужчин, что способны запредельно усложнить тебе жизнь, но ты и не сопротивляешься. Потому что ничего подобного с тобой еще не было. Как будто дверь распахнули, а за ней открылся целый новый мир, где есть и добро, и зло. И ты понимаешь, что уже вошла в него. Этому коротышке достаточно было дотронуться до нее — и ей уже хотелось прижаться к нему и не отпускать. Элисон моментально забыла о тошноте, духоте и решении больше с ним не встречаться. Она хотела оказаться с ним в постели, заниматься любовью, смеяться и больше ни о чем не думать.