— Не все байкеры безбашенны и безответственны, — возразил Поттс, себя, однако, к таким не причисляя.

— Ой, простите. Вечно ляпну, не подумавши.

— Ничего, ничего. Я вас понял.

— Вы настоящий джентльмен, благодарю вас. — Женщина взглянула на часы. — Пора мне идти. Приятно было поговорить.

— Мне тоже.

Она снова улыбнулась ему. Поттс смотрел, как женщина выходит на залитую солнцем улицу.

И представлял — как со всяким попадающимся на его пути приличным человеком — ее семью и дом. Какой бы ни была ее жизнь, она наверняка даже отдаленно не напоминает жизнь Поттса.

Экран телевизора. Интервью с Бобби Даем.

БЕВ МЕТКАЛФ (вкамеру). Здравствуйте, меня зовут Бев Меткалф. Сегодня мы с вами находимся на съемочной площадке кинофильма «Пожар». В главных ролях Бобби Дай, Тиффани Портер и сэр Иэн Уэйтли. А рядом со мной — Бобби Дай. Бобби, нам удалось найти вас и отвлечь ненадолго. Да, у вас тут работа кипит.

БОББИ. Кипит. Я занят во многих эпизодах. Работаем с утра до ночи. Но я вам скажу — оно того стоит. Для актера очень важно испытывать гордость за фильм, в котором он снимается. Сразу появляется желание отдавать себя без остатка.

БЕВ. Не могли бы вы рассказать нам, о чем этот фильм?

БОББИ. Знаете, таких фильмов, как этот, больше и не снимают. Со времен Дэвида Лина.[73] Это эпопея. Масштабные съемки. История о фермерском семействе из Монтаны. Дело происходит на рубеже веков. Я играю Чэда Холлидея, своенравного сынка. А сэр Иэн — моего батюшку, богатого хозяина ранчо, который пытается спасти его от бандитов-застройщиков и от страшного лесного пожара, который может уничтожить все.

БЕВ. Как это символично — бушующий лесной пожар…

БОББИ. Да-да. Этим, среди прочего, и привлек меня сценарий. Вопрос экологии. То, как промышленная деятельность губит природу, разрушает привычный уклад жизни. Ведь мы сейчас как раз это и наблюдаем. Вспомним хотя бы тропические леса.

БЕВ. Потрясающе!

БОББИ. А Тиффани играет мою сводную сестру, в которую я влюбляюсь…

БЕВ. Что вы говорите? Пикантная деталь!

БОББИ. Я не могу выдавать вам сюжет. Но все кончается хорошо. Я хочу сказать, что там нет ничего неприличного. Так что можете брать в кинотеатр детей. Этот фильм для зрителей любого возраста.

БЕВ. Как вам работается с Тиффани Портер? Это ее первая главная роль в кино после потрясающего успеха на эстраде.

БОББИ. Тиффани — просто прелесть и умница. О ней такое пишут, столько гадостей и неправды, что ожидаешь увидеть этакую загордившуюся примадонну. Но ничуть не бывало. Она — настоящий профессионал. Никогда не опаздывает и не забывает свои реплики. А какое у нее чутье! Работать с ней — одно удовольствие. Когда зрители увидят фильм, то наконец поймут, что она совсем не такая, как о ней пишет пресса. Я хочу сказать, что сыграть такую роль, будучи бессердечной пустышкой, просто невозможно. Она требует полной самоотдачи и сосредоточенности, и Тиффани обладает обоими этими качествами.

БЕВ. А сэр Иэн Уэйтли…

БОББИ. Что тут скажешь?

БЕВ. Вы нервничали?

БОББИ. Ах боже мой, нет. Нервы тут ни при чем. Скорее, оцепенел, слова не мог вымолвить. Представляете, стоит передо мной… человек-легенда. Я вырос на его фильмах. Я мечтал быть Иэном Уэйтли. И вот застыл, онемел. А он подходит и заговаривает со мной своим удивительным голосом — с бархатным британским акцентом аристократа…

БЕВ. Который нам всем так хорошо знаком…

БОББИ. Он добрейший и любезнейший человек. С ним так легко, сразу забываешь, что он — сэр. А как он шутит. Чувство юмора безмерное — он, мне, наверное, не следовало так говорить, но он такой весельчак. Сидим и за животы хватаемся от смеха, ну как два школьника, Марку…

БЕВ. Марк Стерлинг, режиссер картины…

БОББИ. Марку приходится отводить нас в сторонку и отчитывать. Иной раз снимаем эпизод — и вдруг как начнем смеяться. Марк объявляет перерыв, разводит нас в разные стороны площадки и ждет, пока перестанем.

БЕВ. Да у вас тут идиллия.

БОББИ. Просто мечта. Я работаю с такими знаменитостями. И сценарий потрясающий — Денни Кесселя, обладателя «Оскара» за фильм «Истинная правда». И режиссер у нас замечательный, Марк Стерлинг… Да, все это как во сне. Иной раз думаю, ущипнуть себя, что ли?

БЕВ. И как вы считаете, «Оскар» вам обеспечен? Вокруг фильма уже такая шумиха.

БОББИ. Господи! Я даже думать об этом не хочу. Просто выхожу на площадку и делаю все, что могу. Отдаю все сердце, все силы. А «Оскар»… Мне будет приятно, если мою работу оценят. Но по большому счету мы просто стараемся порадовать зрителей, ведь так? И сделать хорошее кино.

БЕВ. Благодарю вас, Бобби Дай, что нашли время поговорить с нами.

БОББИ. Ну что вы, Бев, мне было приятно.

Бобби и Шпандау сидели в доме Бобби перед огромным плазменным экраном и уплетали куриные крылышки, запивая их дорогущим красным вином из долины Напы.

— Сексуальная, — заметил Бобби, обсасывая крылышко. Он отмотал назад и снова запустил интервью. — Вот, видишь? Как она смеется, слегка подаваясь вперед. Хихикает. На ней лифчика не было.

На экране не заметно, но я-то все видел. Она мне свой телефон оставила.

— Да, веселенькая у тебя жизнь, — заметил Шпандау.

— Как думаешь, это вино подходит к крылышкам? Это зинфандель.[74]

— По-моему, неплохо.

— Мне кажется, французское вино не подошло бы. У меня в подвале его видов сто. Я на него подсел. А может, надо было пивка взять? Ты считаешь, что вино с крылышками — это снобизм, да?

— Слушай, все нормально. Я не в курсе, какой вид снобизма в отношении вина и крылышек нынче в моде. По мне, так все отлично. Не тревожься.

— Господи. Моя мать работала на гребаном заводе. Открывалки тридцать лет штамповала. Такие втыкаешь в консервную банку и режешь по кругу. А я хорошее вино пью и не могу об этом забыть.

— Ты добился успеха. Наслаждайся.

— Нувориш. Мне кажется, все так и ждут, когда я ошибку совершу. Закажу не то вино, возьму не ту вилку. За каждым шагом следят. Представляешь, на людях супа с крекерами съесть не могу. И миску чили тоже. А то ведь буду весь в крошках. А потом в газетах такого понапишут.

— За все приходится платить. Ты же не настолько наивен — знал, на что шел.

— Да не в том дело. Но теперь, когда у всех в телефонах камеры есть, я боюсь даже срать в общественных местах. Обязательно кто-нибудь мобильник под дверь подсунет, и тут же в Интернете появятся снимки: я во всей красе на унитазе со спущенными штанами.

— Есть закон.

— Предлагаешь судиться с каким-нибудь четырнадцатилетним сопляком? Да и когда я узнаю, что он выложил фотки, будет уже поздно.

— Ты в Мехико бывал? — спросил Шпандау. — Прокатись по окраинам. Там некоторые вынуждены срать на людях, потому что больше негде.

Бобби бросил крылышко на тарелку.

— Господи, ты кто ж у нас такой? Моралист? Глас моей гребаной совести? Я тут перед тобой душу выворачиваю, а ты пытаешься сказать, что это все пустяки?

— Успокойся.

— Да пошел ты. Я думал, с тобой поговорить можно. Мне ж теперь толком ни с кем разговаривать нельзя. Даже с мамашей моей. И с братом. От всех одну и ту же херню слышу. Думаешь, я не понимаю, как мне повезло? Но разве от этого прибавилось людей, которым я могу доверять? Ну вот скольким, по-твоему, я могу доверять? Сколько у меня сейчас друзей?

— Я не хотел преуменьшать твоих проблем. Но не у тебя одного жизнь непростая.

— Да, у этих, которые в трущобах Мехико живут, проблем тоже хватает. Только у них свои проблемы, а у меня — свои. Они хотя бы там не одни. А я тут — ну прям как в в аквариуме.

— Сочувствую.

— Да на хрен мне сдалось твое сочувствие. Мне просто надо, чтобы ты выслушал меня.