Это о Польше…

     И об Украине тех времён, когда Хмельницкий пытался разбудить дремавшую совесть пропинированных панов: "Наши паны вывели из терпения своих бедных подданных на Украине тем, что, отдавая жидам в аренды имения, продали схизматиков в тяжёлую работу. Иудеи не позволяли бедным подданным крестить младенцев или вступать в брак, не заплатив им особых налогов".

     Такими мелкими, казалось бы, деталями и наблюдениями, которыми пренебрегли другие исследователи (положим, Костомаров, говоря в сущности об этом же, просто констатирует факт передачи польскими панами питейных заведений в руки арендаторов-евреев – и всё) переполнена вся книга Игоря Шумейко. А ведь детали эти настолько глубоки, это в них – корень проблем того, что "каждое из десятков украинских восстаний – да, сопровождалось погромами".

     Итак, одна из факультативных задач этой книги – об истоках украинского антисемитизма – решена блестяще. И от неё – уже теперь гораздо легче – через Англию, Германию и опять же Польшу, "всосавшуюся в Литовскую Русь" и породившую бунт украинского гарнизона Гонты, – к самой сердцевине еврейского вопроса, но уже в России, в которой почву, землю для этого "неустанно и щедро предоставлял министр царя Александра – князь Голицын…" И не только он, безусловно, – добавим уже с высоты своего ХХI века...

     Исследовав детально польское влияние на русско-украинские судьбы, Игорь Шумейко через "гигантский казан, вечно подогреваемый", степного континента выходит на проблему казачества. И подбрасывает читателю один маленький "исторический эксклюзив", который учёные историки пока не раскручивали. Небезызвестен факт, что Наполеон в 1812 году грозно требовал от поляков только одного – их "польских казаков", вопия при этом: я же за вас воюю! Да и войну 1812 года – называл "Вторая польская".

     Почему?

     И эта загадка будет разгадана по-своему остроумно и блестяще. С предоставлением не только сухих исторических справок, но и живописных картин зарождения и жизни украинско-русского козачества – казачества. Здесь будут затронуты и вопросы веры – как того главного стержня, вокруг которого и свилось, скрепилось всё остальное. Помните гоголевский "экзамен" при вступлении в "Запорожскую Сечь": "В Бога веруешь? А ну перекрестись…"

     Будет исследована и "Богданова война" – восстание Богдана Хмельницкого, победой которого было Великое воссоединение. Для Игоря Шумейко здесь важен не чисто фактологический пласт, а скорее психологический – "безмерная усталость, усталость козаков 1654 года от войны с Польшей, усталость и самого украинского Геродота": тяжело ему было видеть собравшихся на Переяславскую раду украинцев и знать при этом, что московское "принятие под высокую руку" тоже будет – "совсем не то". И обернётся тремястами годами блужданий, службы, трудов, подвигов – но всё далеко от настоящей украинской, как она ему виделась, дороги. И опять интереснейшая деталь – "московские послы домогались, чтобы на раду было созвано всё войско – дабы подданство Москвы было принято общим решением". Вот это дорогого стоит – общее решение…

     И далее от Мазепы и батьки Махно к "великому совместному приключению" – уходу "к… Простоте и Простору…"

     "…Пространство, даль. Принятие Простора – вот главный тест на русскость…" – утверждает Игорь Шумейко. Только через них, через такие модели и матрицы "национального проекта" можно включиться независимо от пролегания границ РФ-РУ.

     И книга эта – не о границах между двумя народами, речь в ней лишь о той границе, по одну сторону которой можно быть "уверенным в общности или схожести самых базовых инстинктов, реакций. Где на похожие удары и вызовы и большинство людей прореагируют похоже". Эта книга – о Горизонтах, Великих Возможностях нашего общего Великого приключения.

     БЕСЕДА АЛЕКСАНДРА СТАРЫХ С ПЕТРОМ КРАСНОВЫМ

      Александр Старых. В общественном сознании утверждается точка зрения на искусство в целом и литературу в частности как на средство развлечения. Повсюду слышишь модное выражение: "Не загружайте меня!" Как вы считаете, Пётр Николаевич, роль литературы и писателя меняется со временем? И какова она сейчас?

      Пётр Краснов. В России она остаётся неизменной. А "раскрученные" ныне книги и писатели для того и раскручивались, чтобы поменять местами критерии высокого и низкого в оценке творчества, творческие императивы. Этот процесс накладывается на низкие вкусы, которые в свою очередь опять же формируются "раскрученной" низкопробной литературой. Враг человеческий тем и силён, что потрафляет самым низменным вкусам. Люмпен-интеллигенция – и мировая, и российская – занимается этим вполне сознательно, не стесняясь, цинично попирая моральные и нравственные рамки. В результате формируется масскультура, которая и составляет базу для постмодернизма, претендующего на элитарность, но на самом деле опускающегося "ниже пояса", ниже некуда. Идёт, с одной стороны, ломка культуры, а с другой – утверждение бескультурья черни. Не низов, подчеркиваю, а черни. Отсюда – эта глумливость, которой заражены многие пишущие. Жванецкие блаженствуют в России. Одна из его шуточек со сцены: "Какая самая редкая венерическая болезнь в России?" И сам с глумливым хохотком отвечает: "Беременность"... Так шутить в вымирающей стране – преступление. В Израиле или США это было бы его последнее выступление, с самой вероятной повесткой в суд.

      А.С. Петр Николаевич, многие читатели, особенно не искушённые, теряющиеся среди неверных ориентиров, наверняка хотели бы спросить: каких авторов следует читать, каких не стоит. Понимаю, что упрощаю литературную ситуацию, но признаю и правомерность такой постановки вопроса.

      П.К. Линия раздела проведена ещё в советские времена, когда были "очень советские" писатели и романы типа "А паразиты никогда!" Всегда были, есть и будут подпевалы любому режиму, правящему классу. Это неустранимо. Но кроме "болота" были и истинные художники, и активные разрушители культуры. Если говорить об ушедших, то это Твардовский, Шолохов. Ближе к моему поколению – Распутин, Евгений Носов, Белов, Лихоносов и многие другие. Конечно же, Астафьев – неоднозначный, в читательском восприятии, но большой писатель. А по другую сторону – та диссидентура, которая была и при советской власти, типа того же Евтушенко Да, очень ловкий, очень способный литератор, но умудрялся быть одновременно и фрондёром, и агентом всем известного нашего ведомства по госбезопасности. Вместе ещё с одним представителем псевдофронды Вознесенским они разъезжали по миру как полпреды советской литературы, но с наступлением известных времён моментально перешли в лагерь её разрушителей – сатана хорошо платит. В конце 80-х произошло размежевание в Союзе писателей СССР. Появилось объединение "Апрель", куда сбежались ура-демократы и недавние ярые партократы.

     После апреля 1985 года размежевание стало очевидным. Оказалось, что это "не закрытый, а открытый перелом". И мы опять очутились в оппозиции к тем же людям, но теперь они стали рьяно подпевать новой власти в надежде, что она опять возьмёт их в идеологи. Кстати, так оно и случилось.