Вот отчего продули выборы? Не от нахальства дурацкого?
– Да, я люблю женщин... Как в лужу... глядел. Известно, откуда пагуба – с Запада... Ну и где на Западе, в какой стране после такой кляксы 40-летний тинейджер держался бы ещё на плаву – вплоть до самого эффекта выборов... В Амстердаме?.. Новом Орлеане?.. Про капитализм они учили по книжкам, где много было громкой музыки про конкуренцию, где выживает сильнейший, и прочий Боливар, которому не снести больше одного... Но можно и без политики. Политики хватает и в нашем деле, литературе-искусстве. Вполне достаточно. И свелась эта политика, если брать в общем итоге, к провокации.
Попросту к параду уродов. Приготе. Светлому образу писателя Ерофеева Виктора в ящике, ключ от ящика в кармане хоть и г-на Швыдкого... К ДУРДОМОСТРОЮ как якобы альтернативе домострою. Ясно, лучше уж домострой... И чья тут провокашка? Если копнуть... Не домостроя ли?
Сообществ же и я навидался. В нашем-то деле... Не стоит говорить, что их нет. Есть, как не быть. Хотя их видеть не принято. Ладно, пока не будем.
И просрались же с треском эти экспертные сообщества в случае хотя бы с Олегом Васильевым, да хоть и Всеволодом Некрасовым... И что – мне теперь не сметь и называть этих экспертов по фамилиям, если они Бегак, Либет, Минкин, Гройс, Бакштейн, Эпштейн, Ингольд, Эткинд, Гельман, Пархоменко, Курляндцева и т.д., а не то сразу антисемит Вс. Некрасов? Рехнулись, господа просемиты – или как там вас, общественность? Соображаете, какой антисемитизм – нет, уже без дураков, реальный антисемитизм – накликаете раньше-позже себе и всем на голову – нет, не из-за Вс. Некрасова, а из-за такой вашей политики? Элементарно блатной. По-наглому.
Говорят, Россия – литературоцентричная страна. Если так, и дрянь же дела, опять же, в самом центре России. Так – не так, а нашему брату, чьё дело, так или иначе, она самая, литература, – ему приходится быть литературоцентристом хошь не хошь. Хотите – считайте это профессиональным заболеванием. Так вот, между нами, литературоцентристами, говоря, дела-то ведь – дрянь действительно. Начисто пропал рефлекс: – А по лапе?.. Без него же в нашем деле – никак, никуда.
К сожалению, не получается. Вопрос бывает, всплывает. Очевидно, еврейский. Вот, вот этот самый: а не кажется ли вам, что много тут… и т.д. Это ведь кому как. Кому покажется, что чересчур много евреев (гоев) в чересчур для них плохом месте, а другим – чересчур много гоев (евреев) в чересчур хорошем...
Нет-нет. Нет, ничего мне не кажется. Не обязательно мне даже креститься. А я точно знаю – точнее некуда, всё-таки со мной дело было. И как могу, ясно излагаю факты: как действуют такой-то и такой-то конкретный Миша, Боря или Иося. Да: ай-яяй, нехорошо действует. Но если в ответ на факты вы хотите двигать идеи: какой же может быть ай-яяй, раз Миша-Боря-Иося – евреи!.. то... То будьте готовы и к товарищам сталиным с таким же в точности вопросом: А не кажется ли вам, что многовато у вас тут собралось... и т.д. Вопросом просто и прямо уже к начотдела кадров. То есть готовы будьте и к пунктам пятым во всей их полноте. По идее разговор, так по идее. А вы как думали? Есть Еврейская Идея, дай ей Бог здоровья. Есть и другие. (А то даже и иудейская идея: разговор в Нью-Йорк Сити продолжался вот как: – Да какой же Некрасов антисемит, у него первый друг – еврей, Булатов! – Да какой же Булатов еврей, он же крещёный... Как сказал бы А.Пономарёв – полный тримбоблер. И трижды был бы прав.)
Вообще же, ежели уже намечается и такая специальная служба забот о добром имени своего племени, то не кажется ли вам, что такие заботы лучше начинать с самих носителей имени – с представителей племени и с ихних дел, – а не с охоты на тех, кто осмелился произносить вслух имена в связи с делами?.. Причём ведь и не имя племени произносится, но всего лишь некоторые конкретные имена отдельных конкретных совсем уже обнаглевших сынов-дочерей славного племени – так чтобы и это ни-ни...
Проще говоря, не проще ли приглядывать за блатным Борей-Иосей-Мишей и др. с их делишками, чем за всяким, кто только о делишках заикнется, как я?
Не то забот-то, забот-то ведь будет... Это представляете, насколько плотный строгий режимчик потребуется... Да, конечно. В том-то и дело – может быть, центральный сюжет ХХ века – как не вышло-таки сделать Тысячелетний Рейх и Новый Порядок с окончательным решением еврейского вопроса. Что-то ведь и мы должны бы, наверно, знать об этом, как-то ведь и нам пришлось в сюжете принять участие. Чем-то. И чего-то это и нам стоило. Бывало и по-разному. Но, в общем-то, лопнули Тысячелетний Рейх всем миром, и слава Богу.
И что же – кто-то всурьёз думает, что, раз так, теперь сам Бог велел быть Тысячелетнему Блату? Тысячелетнему Израилю – очень может быть: он как будто ведь и был уже такой – тысячелетний... Но Израиль – вроде все же что-то другое. Хотелось бы думать... Тысячелетний же Блат, и безусловный, беспрекословный, как альтернативное и тоже окончательное разрешение еврейского вопроса – такие намечающиеся контуры проекта якобы Новейшего Порядка, согласитесь, вопросы сами вызывают тут же. И большие, большие сомнения.
Думаю, в том числе и в моём антисемитизме.
На всех свадьбах женихи. Что за свадьба, с кем – потом успеется... Важно успеть сейчас. Была свадьба Октябрьская Великая Социалистическая. Сейчас – мало ли: хоть и смерть искусства... Постмодерн – передовая идея.
Дурдомострой. Однако не думайте – веселье, дурдомострой и всякое разорение – в наши дни такое же коммерческое предприятие, рыночное дело. Так что кому разорение, искусству – смерть, автору – смерть, а кому... Сами видите. Пригову – так самое житьё. Пена поверху – что же, это как у всех. Да, но не у всех её столько.
Да, но это особая очень липучая и цепучая пена в силу вековых навыков солидарности и, главное, её идеологии: уверенности, что она-то и есть – святое дело. Шутка, думаете – навыки веками нести прогресс этот, так и вести, тащить его за собой, может, изредка лишь позволяя себе оглянуться: и чего это тамочки причепилось до дамочки? И чудное...
Такой писатель – Зуев-Ордынец. Кроме этой его подписи, каюсь, ничего про него не знаю; ещё не знаю, не вспомню сейчас название фантастико-приключенческого его романа во "Всемирном следопыте" конца 20-х, читавшегося-глотавшегося в 40-х иной раз и при коптилке. Сюжет убойный: вариация "Затерянного мира", "Земли Санникова" – люди с Миссией в дикой земле. Герои несут цивилизацию. Заодно с революцией. На самолёте, при портупеях. Помню фамилии: Косаговский, Ратнер. И попался мне этот роман, переиздание 60-70-х; гляжу: а герой РАТНЕР-то – РАТНЫХ... Надо же: и опять ведь красивый. Хотя уже по-другому: хоть сейчас к Распутину. Валентину, конечно. И миссия при нём: вы обратили внимание? Сужу по звуку: я не перечитывал. Герой, во всяком случае, герой.
Герой времени 60-70-ых – РАТНЫХ... Но 20-ых герой, уж извините, всё-таки был РАТНЕР. Комиссар с комиссией, с миссией. Как славный Швондер, как рождённая Соковниным героическая дама-комиссар Аврора Крейсер, верная подруга многих и многих.
Положим, такой не было. Но не стоит говорить, будто не было и других. Были, и ещё как. Случилось примерно как с А.А. Блоком: пока безобразия с расправами и грабежами шли на улицах, это была могучая стихия и Музыка Революции, а как дошло до того же самого, но уже внутри своего кровного литературно-поэтического дела – а верней, как только разглядел это А.А. и догадался, А.А. сильно забеспокоился и стал заклинать стихию пушкинским вольнолюбием: "Пусть же остерегутся худшей клички..." В смысле худшей, чем чернь у Пушкина. Экспроприаторы литературы пусть же остерегутся. Пусть. Мразь кличка вряд ли лучше, но как не остерегались те, так и эти не остерегаются. По примеру тех. Как видим. Хоть, возможно, и зря. Хоть увидим, хоть не увидим...
