НОЧЬ ДЛИННЫХ МУЗЕЕВ

Добрый милиционер не пустил на парад геев.

У тебя, мол, и так экстремизмом подпорчено досье.

Иди-ка ты лучше, Лесин, на Ночь длинных музеев.

Вот тебе на закуску коробочка монпансье.

Монпансье – закуска политкорректная, толерантная.

И водку я взял патриотическую "Слава Руси".

Рядом, конечно, шагала баба – злобная, девиантная,

И голосила все время, несмотря на мои уговоры: не голоси.

Бабу, разумеется, можно было ударить бутылкой,

Но жалко, товарищи, бутылку, жалко её до слёз.

Поэтому я просто ковырял голосящую бабу вилкой,

А про себя обдумывал, как обычно, еврейский вопрос.

А Ночь длинных музеев была чудо как хороша.

В центре современного искусства Винзавод мы её завершили.

Правда, трудное испытание ожидало меня, алкаша.

Нас не пускали с водкой, как какого-нибудь Саакашвили.

Но у нас ума-то палата, мы ловко проникли на Винзавод,

Водку спрятав у бабы под юбкой, от ненависти пламенея.

Завидовал нашей мудрости весь окрестный народ:

Не стали смотреть под юбкой у бабы охранники геи.

А потом нас снимали на телевизор, уговаривая раздеться догола.

И поили красным сухим вином из пятилитровой канистры.

Четверо трансвеститов душу мою спалили дотла

Своей любовью к России, может, они были чекисты?

А потом я читал поэму "Эх, раз, ещё раз, кто тут не пидарас?"

Все три слушателя были в восторге абсолютном.

Добродушный олигарх подарил мне раскрашенный унитаз,

Я его где-то потом потерял в угаре беспутном.

А потом я плакал прямо на Садовом кольце,

Потому что закрыли кафе любимое, очень дешёвое.

Зато бабе местный художник слово нарисовал на лице,

И мы продолжили бренное существованье свое алкашовое.

***

Ты будешь тихим деревом возле большой реки,

А ты небольшим деревянным разбитым храмом.

А мне, как обычно, по фигу, совершенно по фигу, мужики,

Только б не Мандельштамом, товарищи, только б не Мандельштамом.

Лучше уж пастернак, сельдерей, петрушка или укроп.

Лучше Семён Кирсанов, последний кабак у заставы.

Лучше глупая муха, угодившая в плохой сироп,

Лучше последний царь самой дурной державы,

Лучше охранник в зоне для душевнобольных ментов,

Лучше ведро с помоями, кошка на раскалённой крыше,

Лучше Симон Петлюра, Бабель, Ильф и Петров,

Лучше, бегущие с корабля крысы, певцы и мыши,

Лучше угрюмый поц, да хоть кубанские казаки,

Да хоть менеджер по блевотине или актёр рекламы.

Лучше, конечно, деревом у тихой большой реки,

Но главное: лишь бы не Мандельштамом,

Товарищи, только б не Мандельштамом.

***

Тане Лаврухиной,

алкоголику, с любовью

Если ты провокатор и антисемит,

Член Компартии Палестины.

Если ты гламурный и злой бандит,

По ночам ворующий апельсины,

Если ты взорвал Новгородский Кремль

В целях торговли со сверхдержавами.

Если ты используешь "Детский крем"

Для анальных забав с шалавами.

Если ты на заборе не слово "х.."

Написал, а "Единая Россия".

Если лапа у тебя есть наверху,

А мошонка у тебя некрасивая.

Если ты в синагоге шепчешь тайком

Гимн Компартии Палестины.

И с головой понурой идёшь в Ленком

Плюешь на зрителей мохнатые спины.

Если ты украл у меня сто рублей,

А вернул 500, но всё равно – сволочь.

И список не стал читать кораблей,

И любимый твой транспорт – не "скорая помощь".

Если ты дверь открываешь лбом,

И иронично смотришь на мою бородку,

Пей, товарищ, тогда виски со льдом,

А я, товарищ, буду – тёплую водку.