Некоторые правители, чтобы быть на плаву, окружают себя морем слез.

Героями не рождаются, а умирают.

Чем ближе желанный берег, тем круче волны.

Сито истории развевает все мелкое.

Всё абсолютно одинаковое искусственно, элементарные частицы — кирпичи Бога.

Рождение ребенка — его явка в мир с повинной.

Люди предпочитают бояться за другого, чем быть за него смелыми.

Если бы исполнились все наши желания, то мир был бы хуже ада.

Несовершенство зрения плодит поиски.

Пламенные патриоты! Держитесь дальше от пороховых бочек!

Чужая смерть может показаться прекрасной, своя — никогда.

Чтобы мы любили этот мир, нам не дано знать другой.

Предвыборные обещания — искусство пускания мыльных пузырей.

Господь сотворил свет не для того, чтобы мы держались в тени.

Если собираетесь строить воздушные замки — запаситесь крыльями.

Неиспытанная добродетель — непроверенный лотерейный билет.

Искусство искусно заменено искусственным.

И у обманутого есть своя доля вины.

Большинство не живет, а изнашивает свою жизнь.

Если в беде познаются друзья, то в счастье мы сами.

Требование клятвы, это требование обмана.

Ползучий гад не спотыкается.

Политика — это умение воду из-под стирки грязного белья выдавать за боржоми.

Наше "Я" — это птица, выпущенная на свободу Господом Богом, но которая должна вернуться к Нему.

Свобода — вино налитое в бокал необходимости.

Мудрость жива истиной, а искусство — искажением.

Мы часто окружаем себя вещами затем, чтобы скрыть свою пустоту.

Обусловленность этого мира появляется вместе с его целью.

Совершенствуя тело, легко повредить душу.

Это еще ничего, когда каждый глядит со своей колокольни, гораздо хуже, если из своего блиндажа.

В конце этого Мира людей будут косить духовные эпидемии.

Блеск — явление поверхностное.

Наши желания обычно результат несовершенства либо тела, либо души.

Дружба — несовершенная любовь.

Государственные посты подобны костюмам, но их плохо подбирают по размерам, поэтому, одним достаются слишком большие, другим слишком маленькие.

Те, у кого нет своей песни, поют хором чужие.

Мистика — область соприкосновения миров, данная нам как радуга на небе.

Труд — спецобработка, которая не дает портиться человеку.

Бедность могут выдержать многие, а богатство лишь некоторые.

Мир есть тотальное равновесие.

Гений — Божий дар, а талант — приравненная к деньгам одаренность.

Любая рецензия или, тем более, критический обзор подразумевают цитирование разбираемых произведений, — чтобы убедить читателя в правильности своих оценок относительно этих сочинений. Простите, но я этого делать не стану — противно. А на роль ассенизатора я не гожусь: не то образование. В общем, поговорим о, так сказать, современной литературе, которая, в общем-то, не имеет ни малейшего права так называться. Да, собственно говоря, она себя так и не зовёт — её творцы вполне резонно именуют свои творения не более как "текстами". Сначала я думал, что мои мысли и оценки читателя с многолетним стажем будут выглядеть не совсем "в ногу" со временем, и потому мне желательно помалкивать. Ведь я не критик, не литератор, так чего же мне лезть не в своё дело? Но молчание профессиональных критиков, говоря языком наших модернистов, уже задолбало. А окончательно решиться поговорить на эту тему меня подтолкнул Уильям Фолкнер, который тоже был модернистом, но только — формы: "Если писатель отдал физиологии то место, которое раньше принадлежало душе человека, изображая вместо высоких чувств функцию желез внутренней секреции, то гибель человечества — неотвратима".

Собственно, для меня давно является аксиомой, что литература — это поле боя за душу человека между Богом и дьяволом. Так что пора переадресовывать знаменитое: "С кем вы, мастера культуры?" Хотя, пожалуй, это и не совсем точно — создатели "текстов" имеют к культуре такое же отношение, как и бомжи, которые превратили храм в общественный туалет.

Оплёванный радикалами "украинский современный литературный процесс", при всех его недочётах, имел душу, а что мы видим в основе писаний наших новейших борцов с классикой? В лучшем случае — их собственное удовлетворение, главным образом, животное. Насколько я помню из того, чему меня учили в школе и университете, такие писания называются графоманией и имеют не больше отношения к литературе, чем подростковые надписи на заборах. Кстати, вы обратили внимание, что теперь на заборах почти не пишут нецензурных слов на три буквы? А зачем, если всё это уже пишется печатными буквами, без какой бы то ни было цензуры, в журнальных и книжных "текстах"? Беда, собственно, даже не в этом, а в том, что те же самые подростки, одурманенные дебильными компьютерными играми, лицезрением бесовских рож с экранов телевизоров да с обложек глянцевых журналов, именно эти "тексты" и будут считать настоящей литературой!

Я с ужасом представляю себе, как, скажем, те из россиян, которые с симпатией относятся к Украине (а такие есть!), прочитают сочинение Оксаны Забужко "Полевые исследования украинского секса", которое, как уверяет критика, является лучшим украинским романом, и подумают: "Так вот это и есть украинская литература?! Мало нам своих ерофеевых-пелевиных, так ещё и с Украины такое же читать?!" Потом такого россиянина не соблазнить украинской литературой ни за какие коврижки. Но книга Оксаны Забужко, скажу я вам, ещё довольно стыдлива по сравнению с "текстами" её младших коллег. К примеру, после прочтения новой повести Олеся Ульяненко, в названии которой обыгрывается имя Бога Саваофа, а весь текст перепачкан сплошными сексуально-маниакальными вывертами, хочется вымыть не только руки, но и мозги. Кстати, мне кажется, что одну цензуру всё-таки стоило бы ввести в практику — психиатрическую. Чтобы люди, беря в руки книгу, сразу читали диагноз. По крайней мере, это будет выполнять ту же предупредительную функцию, что и надпись на сигаретных пачках: "Минздрав предупреждает: курение опасно для вашего здоровья!"