И тени голых предзимних деревьев — не четкие, притушенные и точно пригашенные, и совершенно недвижимые, словно они дремлют не на уличном просторе, а в неком закрытом кинопавильоне…
о.Дмитрий Дудко КАНОНИЗАЦИЯ КЛАССИКИ
Видимо, неслучайно в моё сердце запала мысль канонизировать Достоевского. Она появилась от вопроса, заданного журналу "Русский дом": не пора ли канонизировать Достоевского? Тогда его слова, обосновывает читатель, будут иметь большее значение...
Скольких людей Достоевский своими произведениями привлек к Богу, сколько он пробуждает самых насущных, самых заветных, я не постесняюсь сказать и так: самых спасительных мыслей.
Читатель, ставя такой вопрос, понимает, какое значение имеет литература.
Всякий дар исходит от Бога, а дар писателя — особый дар. Это апостольский дар.
Посмотрите, как начинают уродовать преподавание в школе классической литературы. Значит, понимают наши развратители-реформаторы, какое значение она имеет. Конечно, их уродование еще на большую высоту ставит классиков. Русская литература — апостольская литература, так на это и надо смотреть. И она в наше время будет иметь первостепенное значение. Обыкновенная проповедь в церквах засушена, может быть, формальным подходом священнослужителей к проповедыванию. Не вкладывают своего сердца в слово, чтоб оно зажигало слушателей. Может быть, даже это от образа их жизни происходит. Не надо закрывать глаза, что были и такие служители, которые своим поведением отталкивали от Церкви, а может быть, и безбожная пропаганда сделала свое дело, опорочив наше духовенство.
Церковь, начав канонизировать писателей, подымет и литературу на надлежащую ей высоту. Она должна пробуждать добро в сердцах, и современные писатели обратят внимание на свой дар, он не случайно им вручен, за это они несут ответственность перед Богом.
Канонизировав писателей-классиков, Церковь найдет и новый метод воздействия на души человеческие.
Каких я наметил писателей к канонизации (простите, может быть, мое дерзкое выражение)?
1. Достоевский, Федор Михайлович. Это, я бы сказал, величайший святой.
Не смотрите с особым пристрастием на его страстный характер, не думайте, что он оттого и грешник, разглядите в нем праведника. Какая любовь к человеку, какое понимание и как он боялся кого-либо осудить.
В его произведениях самые отрицательные типы имеют что-то и хорошее.
А как он жил, никогда не проходил мимо, чтобы не оказать милосердия.
А как страдал, с каким христианским терпением, с какой благодарностью к Богу он принимал всё, что выпадало на его долю. Быть приговоренным к смерти, стоять на эшафоте и не ожесточиться — это много значит.
Посмотрите на себя, как мы ропщем на Бога за малые даже страдания, а он за такие страдания — ни одного ропота. А потом — каторга. Сидел с самыми преступными людьми и сумел в лице их разглядеть погребенных лучших людей. А как умирал?.. Так может умереть только праведник.
2. Пушкин, Александр Сергеевич.
Сразу слышу, как на меня завопят: "Разгульный человек, можно сказать развратник, написавший "Гаврилиаду",— святой?!"
А я скажу: да, святой. И потому что он не мстителен, потому что он любит своих врагов, а это главная христианская добродетель.
Любить врагов — значит, по-настоящему любить человека. Друзья умирающему говорят: отмстим. Он говорит: нет, мир, мир. Сказал так он не случайно, он жил христианскими истинами. Вникните внимательно в его стихотворение: "На свете счастья нет, / Но есть покой и воля. / Давно завидная мечтается мне доля. / Давно, усталый раб, замыслил я побег / В обитель дальнюю трудов и чистых нег".
"Усталый раб" чуть больше тридцати лет — это значит, он нес на себе иго христианских истин.
К сожалению, мы разучились Пушкина читать по-серьезному.
3. Лермонтов, Михаил Юрьевич — горячий добрый юноша, еще по-детски реагирующий на факты жизни, а его не понимают. Приписывают ему демонизм, дуэль его рассматривают, как преступный акт. Даже одно время отказывались отпевать. А он стрелял вверх — не в человека. Значит, дуэль его была просто детской шалостью. А его убили наповал.
Вспомните: "В минуту жизни трудную, / Теснится ль в сердце грусть, / Одну молитву чудную / Твержу я наизусть". Или: "Есть Грозный Судия, Он ждет... Тогда напрасно вы прибегните к злословью, / Оно вам не поможет вновь, / И вы не смоете своею черной кровью / Поэта праведную кровь".
Это ведь совсем неоперенный человек, 26-ти лет его убили, а какие слова высказал. Из пустого сердца они не исходят.
4. Розанов, Василий Васильевич.
Более непосредственного человека, искренности такой, как у него, не найдете.
А как умирает? Несколько раз соборуется, причащается, говорит: "Христос воскрес, обнимемся".
Конец венчает дело, как говорят. И Апостол говорит: взирая на кончину, подражайте им.
И наконец, пятый. Тут на меня, наверно, все завопят: Толстой, Лев Николаевич.
Еретик, как говорят. А попробуйте найти ересь в его художественных произведениях. Даже будет трудно отыскать в романе "Воскресение", хотя есть кощунственные места. Но ведь надо было стукнуться лбом о стенку, чтоб победить гордость.
А такой факт, чтоб во имя Христа отказаться от всего земного, оставить добрую жену, все богатство и уйти умереть на станцию — кто это может?
Еще надо добавить: отказавшись от своих произведений, не убил ли он этим окончательно свою гордость...
Этим отказом он подвел черту под своей ересью. А я скажу, что русская классическая литература особая — она глубоко христианская, ее в наше время нужно выдвинуть на первый план. Чтоб защитить Богоносную Россию, чтоб повернуть заблудшие сердца на верный путь, предостеречь и литературную молодежь от поспешных увлечений тем, что нас губит, и чтоб понимали, какой дар дал им Бог. И, может быть, перед концом мира совершить апостольский подвиг, понести Слово Божие в мир через человеческое слово.
