Зададимся вопросом: какого Сахарова советская интеллигенция вознесла на недосягаемые высоты почитания? Блестящего физика? Трижды Героя Соцтруда? "Отца" водородной бомбы? Нет, разумеется. Настоящий учёный интеллигенции не нужен. То ли дело — диссидентствующий политик, "правозащитник", левонападающий на всё, что хранит хоть какие-то традиции народа и государства, и имеющий при этом некий "имидж" в сфере науки, образования и искусства. Таким и был А.Д. Сахаров в постнаучный период своей деятельности! И не было у него никакого "народного авторитета известного ядерщика", как пишет неизвестный автор. Точнее, авторитет-то был, даже, может быть, и народный, только это не авторитет учёного, а обычная популярность. Аналогично тому, как, например, оперный певец, заслуженный артист, лауреат известен достаточно ограниченному кругу ценителей классической музыки и профессиональных музыковедов, а имя раскрученной поп-звезды знают все, даже те, кого от неё тошнит. Не говоря уже о том, что Сахаров во время своей научной деятельности был строжайше засекречен (может, это и было излишним).

Но почему академик пошёл по такому пути? Ради чего бросил любимую науку, сменив её на сомнительную славу кумира антигосударственных сил? Это уже другой вопрос, который также освещался достаточно широко, начиная с нашумевшей статьи Н.Н. Яковлева, опубликованной в журнале "Смена" в 1984 году. Не будем обсуждать, что было причиной, что следствием и какова во всём этом роль Е.Боннэр, но факт остаётся фактом. Академик Сахаров влез не в своё дело и повёл себя в нём, как известный обитатель африканских саванн в посудной лавке. Автор статьи, напечатанной в "Дне литературы", пишет: "Парадокс истории в том, что политические взгляды человека, всю жизнь занимавшегося точными науками, были невнятными и наивными…" Но что же здесь парадоксального? Именно это и закономерно. Странно было бы, если бы наоборот, "невнятные и наивные" (то есть непрофессиональные) взгляды обнаружил человек, занимавшийся политическими науками. И далее: "В первый же день злополучного съезда они [депутаты Афанасьев и Попов] принялись впаривать демократию, сработанную на Малой Арнаутской, а попросту охмурять раззяву-интеллигента, прилипшего к ненаглядному ящику. …И впарили, и охмурили. Бог с ним, с образованным лохом, но в их сети попался и крёстный отец правозащитников…" Стоп! А чем, собственно, "крёстный отец правозащитников", физик по образованию, мог отличаться от любых других "образованных лохов"?

А с каким пафосом анонимный автор "ДЛ" вопрошает: "Разве не мог не понимать человек с переразвитым аналитическим мышлением, чего стоят посулы историографа, обвинявшего во всех бедах коммунистического режима Петра Великого, и экономиста, чьи наукообразные планы перестройки вели к неминуемому обогащению бюрократической мафии?" А почему, собственно, он должен это понимать? Только ли в аналитическом мышлении дело? Сахаров же не историк и не экономист, всех тонкостей и особенностей этих наук он просто не мог знать. Поэтому-то и купился на посулы "прорабов перестройки", как последний интеллигентишка. Если, конечно, вынести за скобки версию, озвученную Кириллом Рыжовым ("Игра Сахарова", "Спецназ России" № 6 (57), 2001), которая сводится к тому, что А.Сахаров прекрасно знал, к чему приведёт его политическая деятельность, и именно к этому стремился, выполняя задание неких определённых сил.

Если же это так (а аргументов в пользу данной точки зрения множество) и Сахаров сознательно работал на развал (подобно упомянутым в статье Афанасьеву и Попову), то из "зеркала советской интеллигенции" он превращается в обыкновенного агента влияния. Только вот интеллигенция всё равно видела его своим кумиром. Причём даже не откровенная диссидентура, для которой было хорошо всё, что работало против государства и власти, — эта-то как раз не считала Сахарова до конца своим, — а именно та каэспэшно-кухонная образованщина, которая, хоть и преклонялась перед всем западным, не любила "совок", но всё-таки не шла на открытый конфликт с государством. И дело тут было не столько в страхе перед репрессивными последствиями, сколько в том, что этой категории гораздо ближе открытого столкновения (времена декабристов и народников всё же прошли) были идеи "конвергенции", вхождения страны в западный мир, которые и предлагал (или только озвучивал?) академик Сахаров. Таким образом, он отражал взгляды большинства советских интеллигентов, а точнее, почти всех, кто попадал в эту категорию. И в этом смысле, конечно, можно говорить о Сахарове именно как о неком зеркале.

Свою статью в "ДЛ" автор заканчивает риторическим вопросом — а что стало бы со страной, если бы не было академика Сахарова?.. История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Можно только предположить, что не было бы Сахарова — нашёлся бы другой кумир, который бы стал "зеркалом". Не так уж много для этого и нужно было. Достаточно перестать быть самим собой, бросить дело, в котором достиг определённых высот и положения — и вот уже очередной интеллигент готов. А остальное — дело техники. В том числе и той, что называют сейчас "пиар"-технологиями. И когда Сахаров "семенил к трибуне Кремлёвского Дворца съездов", у него уже давно в кармане не было никакой водородной бомбы. Она осталась в прошлом, — в прошлом учёного-ядерщика, который внёс огромный вклад в обороноспособность Советского Союза, но потом предал свою науку и встал на путь, ведущий к предательству страны.

К сентябрьской поездке в Ясную Поляну писатели начинают готовиться летом, заполняют разосланные музеем анкеты, заранее пишут эссе на предложенную тему. Директор музея-заповедника Владимир Ильич Толстой за эти семь лет ежегодного проведения международных яснополянских писательских встреч не только сумел создать необходимую творческую атмосферу, но и придал реальную значимость этим встречам. Выходят ежегодные сборники, очень верно передающие открытый дискуссионный характер писательского общения, проводятся намеченные на это же время фотовыставки, концерты, каждый год расширяется пространство проведения встреч в рамках празднования Дня рождения великого русского писателя. Пространство участвующих в традиционных уже литературных спорах и толстовских чтений писателей расширилось до ЮАР, откуда приехал в этом году Андре Бринк, автор многих переведенных чуть ли не на все языки мира романов, и Норвегии, приславшей на эту встречу председателя Союза писателей, прозаика Гира Поллена. За эти годы на наших писательских встречах перебывали французы, немцы, англичане, индусы, американцы. Конечно же, прежде всего этот высокий уровень представительства обеспечивает магия имени Льва Николаевича Толстого, но уверен, что без усилий его прямого потомка, а ныне директора яснополянского музея-заповедника Владимира Ильича Толстого, не было бы ни подобных встреч, ни сборников, ни выставок, ни многого другого. Я не один раз бывал во многих писательских музеях, с уверенностью могу сказать: Ясной Поляне повезло. Другого такого музея у нас в России нет. Это тот редкий для России случай, когда любовь к великому русскому писателю, а в данном случае и прямому прапрадеду, любовь к русской литературе, соединилась и с ярким организационным даром. Вот потому растет и пространство самих встреч: тут и Никольское-Вяземское, и Козлова Засека, и новое уютное кафе, где можно принимать многочисленных гостей, и гостиничный комплекс; на этот раз мы побывали и в Крапивне, старинном русском городке, увы, печально заброшенном и полуразрушенном. Может быть, Владимир Толстой сумеет и его возродить, привлечь к нему внимание русских предпринимателей? Вообще-то давно пора Владимиру Толстому возглавить объединенную дирекцию всех толстовских музеев, только польза была бы, но явно побаивается такого шага Министерство культуры, побаивается и могущественного, разбросанного по всему миру, но не теряющего чувства единения, многочисленного рода Толстых. Всем бы русским семьям держать такую связь — никогда никакая разруха не одолела бы. "Тому роду не быть переводу, где брат за брата идут в огонь и в воду" — эта старая казацкая пословица применима и к народу в целом. Вот такие уроки Толстого дают нам в Ясной Поляне под Веймутовой сосной. Наши писательские встречи — лишнее подтверждение толстовской тяги к единению. В самый разгар смуты народной и писательской междоусобицы семь лет назад в Ясную Поляну пригласили на первую встречу русских писателей самых разных политических взглядов и эстетических направлений. Там побывали Леонид Бородин и Андрей Битов, Вячеслав Дегтев и Владимир Маканин, Анатолий Ким и Владимир Личутин… Интересно, что от такого дружеского контакта первыми отказались наши либералы. Пожалуй, кроме Михаила Кураева и Анатолия Кима, в Ясную Поляну никого уже из видных и заметных либеральных писателей и не заманить, им бы куда-нибудь позападнее, подальше от России, в любую дыру согласны поехать, лишь бы там не говорили по-русски…Впрочем, Анатолия Кима и Михаила Кураева либералами нынче и называть неудобно, они всегда держались достойно и не теряли связей со своими приятелями из консервативного и почвенного стана. Так же, как критики Лев Аннинский и Игорь Золотусский. Ясная Поляна притягательна и для писательской провинции. Как бы еще смог приехать в Москву из Оренбурга нынче Петр Краснов, если бы не приглашение на яснополянские писательские встречи? Таких крепких провинциалов набирается всегда с десяток. На этот раз даже из Казахстана приехал Абдижамил Нурпеисов, последовательный сторонник казахско-русских литературных связей, учредивший недавно у себя на родине премию имени Юрия Казакова… Ну а критик из Пскова Валентин Курбатов уже просто незаменим в Ясной Поляне, главный помощник Владимира Толстого в проведении наших литературных баталий.