Орильр не тратил сил, чтобы убрать волосы. За уши не получится – уши ему укоротили еще в катакомбах ведимов. Помнится, так и сказали: «Чтоб не верил, что отличается от людей внешностью, а заодно – и способностью жить долго». Мол, сегодня уши, а ночь повисишь, – и завтра уже шею… Хороший план, согласился он. И утром основательно занялся чужими шеями, зря тюремщики плохо закрепили тот крюк…

Орильр выловил последний кусок густого месива и позволил себе отдышаться. Пусть презирают. Путь смотрят, как на зверя в клетке. Диких считают глупыми, слабых – безопасными. Он очень глупый и совершенно безопасный: глуховатый, полуслепой, больной. А еще он когда-то был наставником следопытов и первым мечом короны, но этого уже не помнят. Есть своя польза в снах забвения, есть!

– Животное, – выдохнул один из юнцов-арбалетчиков, отворачиваясь и сглатывая рвотный спазм. – Псих.

– Терпи, завтра утром его переводят в подвалы, – сдавленно посоветовал не менее зеленый мечник. – Там своя охрана. Пыточные, они к такому привычнее. Слушай, а он точно эльф? Уши сверху короче человечьих, как я себе представляю их.

– Вроде да, – с сомнением отозвался третий охранник. – Тот важный чин, из сыскных, говорил, что он выродок. Его покусали бешеные твари внешнего злого мира у защитной Стены. С тех пор подлец служил им и готовил гибель для Лирро.

– С советником всегда так, мне говорили иное, – зло отрезал последний и шепотом добавил: – это, мол, и есть настоящий убийца нашего истинного короля. И он будет жить, пока не назовет всех сообщников.

– Вот как, – выдохнул первый. – А я его почти пожалел. Думал, зря мучается.

– Не зря, – скривился самый осведомленный охранник. – И пока не мучается. Завтра им по-настоящему займутся, пусть говорит, что следует. Знаешь, что такое «черная оса»? Эй, зверек, и тебе полезно будет послушать. Универсальный яд. Его наносят иглой. День за днем, пока он не проступит татуировкой. В каждом нерве, в каждой мышце. Вкалывают несколько лет, а выходит он из тела веками. И во все эти века неотступная боль.

– Тогда я и не знаю, кто здесь животное, – засопел мальчишка и отвернулся. – Что мне дома не сиделось? Ах, столица! Я думал: дворец, балы, библиотека. Вот и получил свое. К пыточному делу оказался годен.

– Предатели достойны наказания, – упрямо сообщил старший. – И презрения.

Орильр лежал, прикрыв глаза, и внимал блаженной сытости, разливающейся по телу. Приятно до головокружения, что мальчишки не так плохи, как можно было ожидать. И что убивать их не надо – тоже хорошо. Дурно одно. Уходить надо сегодня, а сил почти нет. До Стены отсюда пешком не дойти, не доползти… Значит, надо лежать и думать. Кони наверняка стоят в старой конюшне, как и прежде. Там тоже стражи, их будет опять же жаль. Глупых, запутавшихся, наивных.

Может, попробовать путь через Зал южных песков? Там прежде жили пустынные ящеры, дикие и почти такие же вечные, как эльфы. Двоих он знает: мать племени Драконэль и ее старшую дочь. Может, еще живы и помогут? Настоящего разума у ящеров нет, но их память и сила велики. К югу от дворца заброшенный парк, за ним – лес.

Если не будет следов и запаха беглеца, никто туда не пойдет. Оттуда выбираться на волю, за выстроенную глупым племянником Черную стену, много проще. Древние эльфы звали Стену «удавкой смерти», а новые советники – «нерушимым щитом». Сколько раз говорено было Лиррэлю: не отрывай свой народ от общения с миром, в уединении нет развития. Но ему хотелось быть королем, не подлежащим сравнению. Зачем такому чужие посольства, соседи с их склоками и просьбами?

В год воздвижения Стены Орильр расстался с последними друзьями. Весь стоящий уважения совет мудрых покинул долину. Мудрые унесли ларец, опасаясь очередных чудачеств Лиррэля. Так демонов, запечатанных душой королевы Тиэсы, передали людям. Для короткоживущих бремя непосильное, давно следует проведать их орден и выяснить, целы ли маги, как им удается противостоять времени, жестокому к памяти и славе прошлого. А ведь до сих пор справляются! Иначе ведимы уже вернули бы демонов в мир.

Орильр напился мутной жижи, устроился поудобнее и задремал. Скоро закат, а там и до ночи всего ничего. «Король» не даст окрепнуть. Всего-то день выделил для восстановления, угрожающе мало!

На закате тюремщики преподнесли пленнику внезапный подарок. Наловили в подвале крыс и бросили их в корыто, обварив кипятком. Чтобы было смешнее, сыпанули на камни две горсти приправ. Застали по решетке, вынуждая седого проснуться.

– Ужин, зверек! – шумел самый «умный». – Жри. Их, может статься, отравили, ловить было слишком уж легко, но к ядам тебе так и так придется привыкать.

Орильр сосчитал крыс и улыбнулся. Полчаса на ужин, два – на отдых. К полуночи он станет гораздо сильнее. Хорошее начало многообещающего вечера. Седой медленно подтянул свое сухое тело к краю корыта, сел, опираясь на руки и почти без усилий демонстрируя слабость. По крайней мере, головокружение было неподдельным. И приключилось оно от тошноты скороспелой сытости в смеси с гневом. Эльфы находят забавным кормить соплеменника крысятиной! И кто – охрана, а не палачи. Не просто охрана, а истинные храны из службы Жаса!

До чего добрел Лирро, светлые звезды! Стоит ли дальше стремиться к чему-то и бороться? Впрочем, сдаться никогда не поздно. А пока, раз некоторые хотят развлекаться, надо помочь им. Тем более – есть специи. Настоящие травы дикого леса, один их запах напоминает о свободе и дарит радость. Орильр взял щепоть и бережно понюхал. Лизнул, улыбнулся. Крысятина в его тюремном меню – вовсе не гадость. Обваренную и даже со специями он еще не пробовал, должно быть весьма недурно.

Седой благодарно кивнул мечнику и задумчиво глянул на свой ужин.

Наивные ребята! Пять веков он сидит в клетках самого разного и одинаково мерзкого вида. Брезгливый бы давно умер или дошел до окончательной слабости. А он – воин, он не может позволить себе прекратить тренировки. Сухость тела и чудовищная худоба обманули даже достаточно опытного Лэйлирра. Но это еще не окончательное бессилие. Просто нынешняя внешность смотрится поистине удручающе на фоне розовощекой беспечности окружающих. Седой выбрал самую аппетитную крысу и покопался пальцами в приправах.

– А слизней в подвалах не нашлось? – тихо и мечтательно спросил он. – Нежное, деликатесное мясо. Не хуже виноградных улиток.

Самого младшего все же вырвало. Он зло всхлипнул и ушел в дальний угол обширного зала, бормоча что-то невнятное, бессвязное. Седой удивленно и почти благодарно отметил – малыш ругал не его странные слова, а жестокость своих напарников.

Четверо старших молча и потрясенно смотрели. Им уже не было смешно. Когда пленник закончил ужин, арбалетчики следили за ним куда пристальнее. «Умный» мечник сходил и привел младшего. Тот все еще всхлипывал и смотрел на страшное существо в клетке с каким-то окончательным отчаянием. Малыш – понимал Орильр, теперь глядел на существо в клетке и думал: что могло так изуродовать эльфа, от природы – доброго, если на пленнике действительно лежит страшная вина? Правдивы ли обвинения? Что надо сделать с эльфом, чтобы он ел столь мерзкое – с настоящим удовольствием? Как король может радоваться мукам подданного, пусть и не самого верного? Мальчик думал много, нервно и невнятно. И мысли, не всегда разборчивые для него самого, – Орильр усмехнулся, припоминая королеву, – читались до смешного отчетливо на лице, в глазах, в неуловимым движениям рук и смене позы. Это и называется – разница в возрасте.

Пленник улыбнулся. Может, он поумнел. Но говорить комплименты и играть на арфе так и не научился. Как глядела бы на него Тиэса, узнай она, что у непутевого храна нет даже самой малой толики отпущенного каждому эльфу музыкального слуха? Наверное, она бы посочувствовала.