К тому же удачно дополняли друг друга: Маргелов был инициативен, но бестолков. Эрлихман – толков, но безынициативен. Вместе они составляли идеальную связку.

– Демонстрацию дружбы народов обеспечу, – с тонкой улыбкой пообещал Вадим.

– Кстати, не забудь, – остановила его в дверях Таисия Павловна. – На семинаре должны в обязательном порядке присутствовать все члены райкома комсомола.

– Раз надо, будут, – понурился Вадим.

Когда Непомнящий принял Пригородный райком комсомола, его ожидал неприятный сюрприз – членом бюро оказался не кто иной, как окаянный Листопад.

На первом же бюро насмешливый доцент, на кончике языка которого всегда сидел черт, едва не порушил вчистую авторитет нового секретаря, принявшись вспоминать о его шкодах в колхозе имени товарища Лопе де Вега.

По инициативе Непомнящего, высокие стороны встретились на нейтральной территории – в ресторане «Селигер» – и вступили в переговоры о принципах дальнейшего сосуществования. Вадим предложил, забыв старое, заключить договор о дружбе и взаимопомощи: мол, помогаем друг дружке двигаться вверх каждый по своей линии. Листопад осторожно склонялся к вооруженному нейтралитету – приглядимся. В конце концов, после двух «Столичных» сошлись на пакте о ненападении. То есть Листопад не посягает на авторитет Непомнящего, а Непомнящий, в свою очередь, закрывает глаза на то, что секретарь крупнейшей комсомольской организации то и дело игнорирует заседания райкома.

Но договоренности договоренностями, а что может выкинуть непредсказуемый скандалист в присутствии высокого начальства, оставалось только догадываться. Вадим зябко поёжился.

Комсомольский семинар был организован на территории туристической базы «Орлик».

Руководство турбазы освободило под молодежный актив два одноэтажных барака с комнатами на пять-шесть человек, – дабы были под постоянным приглядом. Для высоких гостей, само собой, подготовили отдельные домики.

К тому времени, когда первый секретарь Пригородного райкома комсомола Непомнящий прибыл в «Орлик», над притихшей вечерней турбазой громыхала развеселая похабная песнь: «Ему девки говорили». В хоре разудалых голосов Вадим с беспокойством распознал рев Листопада.

– Он самый, – услужливо подтвердил Маргелов. – С час как горланит. Самовольно занял мансарду. Девок с собой привез: мало того, что Викторию, так еще и Нинку из ресторана прихватил. Многие товарищи из отдаленных районов недоумевают. Узнал, что у нас по плану митинг намечен, так заявил, что сам проведет.

– А почему не поставили на место? Где члены бюро?

– Они как раз пошли разбираться, – Маргелов глянул на часы. Смутился. – Часа два уж. Главное, ведь всё на глазах. Престиж как бы. Да и Шикулина с Балахниным уже подъехали. Как бы конфуза не вышло…Ой, не у них ли?!

Вадим встревоженно обернулся, – над отдаленной частью турбазы поднимался клуб дыма.

Когда Вадим подбежал к горящей мансарде, под балконом уже столпилось человек пятьдесят отдыхающих. И еще продолжали подтягиваться. Соблазненные дармовыми путевками, они день за днем неприкаянно бродили в сырых штормовках по заваленным гниющими листьями аллеям. По вечерам в промозглом летнем клубе внимали со слабыми улыбками осипшему сторублевому массовику-затейнику или дремали в холлах у сломанных телевизоров. А возбуждались лишь три раза в день: при обсуждении незатейливого меню. И с нетерпением ожидали часа возвращения в родные места, откуда их в директивном порядке «соскребли» по трем нищим нечерноземным областям. Пожар на турбазе стал неожиданным, бонусным развлечением.

– Надо бы пожарную вызвать, – лениво предложил кто-то.

На задымленном крыльце показался Иван Листопад.

– Граждане! – громыхнул он. – Прошу сохранять спокойствие. Усилиями героического комсомола пожар, грозивший уничтожить родную турбазу, предотвращен!

Человек на балконе нагнулся, поднял на вытянутых руках широкий металлический диск от штанги, так что огонь оказался у него над головой, и эффектно стряхнул тлеющее месиво вниз – на залитый лужами асфальт.

– От звонари! – разочаровались внизу, поняв, что трупов в огне не дождаться. – Пошли отсюда.

Но Иван, не давая разойтись, выбросил вверх раскрытую ладонь.

– Дорогие товарищи, – зычным, подрагивающим голосом выкрикнул он. – Сейчас, в позднюю распутицу, миллионы советских граждан, прервав ударный труд на стройках пятилетки, разъехались на заслуженный отдых по бескрайним просторам нашей Родины. Кто в Ялту, кто в Сочи. Вам выпала удача отдыхать здесь.

В толпе обреченно вздохнули.

– Но я вас спрашиваю: можем ли мы, счастливые советские люди, равнодушно смотреть, как на Западе грубо попираются права человека? Или, потушив маленький пожарчик, – он ткнул в дотлевающие ошметки, – будем считать, что погасили бушующее пламя, разжигаемое империалистическими агрессорами?

Вадим, приподнявшись на носки, увидел в глубине мансарды, за спиной Листопада, глумливые лица членов бюро райкома. Он принялся опасливо оглядывать толпу.

– Доживают в индейских резервациях последние из могикан, гибнут преследуемые куклуксклановцами негры! – гремел меж тем воодушевившийся вития. – Пентагон плотоядно поигрывает волосатыми лапами по ядерным клавишам! В застенках США томится Анджела Дэвис, женщина черной кожи, поднявшая свой голос против расизма. И что, мы останемся в стороне?

Иван сделал паузу. Внизу озадаченно молчали.

– Нет, не останемся! – разрешил все сомнения Листопад. – Закордонные голоса уверяют, что у них, мол, лучше жизнь. Зато у нас лучше строй! – он победно припечатал перила. – Империализм не пройдет, товарищи! Свободу Анджеле Дэвис! Свободу калифорнийской патриотке! Сво-бо-ду! Сво-бо!.. Ну, товарищи, или – вы не советские люди? Вместе! Сво-бо-ду! Сво!.. – он энергично задирижировал руками.

Собравшиеся были советскими людьми и потому сначала робко, по одному, озираясь неуверенно друг на друга, а потом и дружнее, принялись выкрикивать вслед за оратором: «Сво-бо-ду!».

Непомнящий меж тем разглядел среди собравшихся, чуть в сторонке, двух человек, при виде которых ему сделалось дурно.

– Попрут. Непременно попрут. И – папаша не выручит, – пробормотал он.

Вадим пулей взлетел на балкон и попытался затолкать вошедшего в раж Листопада внутрь комнаты.

– А шо там попусту сотрясать воздух?! – Листопад отодвинул Вадима, взмахом руки установил тишину. В нем бушевало вдохновение на грани восторга, – он управлял толпой. – Предлагаю сию же минуту составить петицию протеста против заточения Анджелы Дэвис и от имени отдыхающих турбазы «Орлик» направить в американское посольство. Нас поддержат все люди доброй воли!

Теперь вместе с Непомнящим Листопада оттягивали другие члены бюро.

– Прервись же! – задыхаясь, умолял Вадим. – Важное скажу! Срочно!

Листопад неохотно отступил в мансарду, победно оглядел шевелящего губами Вадима.

– Мы на ящик водки побились, что я митинг организую, – гордо сообщил Листопад. – А шо, комсомолия, может, и впрямь запустим почин? Грохнем по Вашингтону петицией? Пускай почешутся. А то живут, падлы, на всем готовеньком. Давай, Вадичка, на что-нибудь помажемся, шо соберу не меньше пятидесяти подписей.

– Зачем так много? – к тяжело дышащему Вадиму вернулся голос. – Ты вон того дядю уговори.

В стороне у сосны задумчиво стоял рослый мужчина в натянутом на плечах плаще и полощущемся на ветру галстуке.

– Не узнаешь? Это Балахнин. На минуточку – Первый секретарь обкома комсомола.

– Серьезно? – Листопад озадаченно хмыкнул.

– И вон на ту тетю глянь, – Вадим показал на сухопарую сорокалетнюю женщину, что как раз подошла к Балахнину. Ухватив его за лацкан пиджака, она что-то гневно, не сдерживаясь, «рубила», тыча пальцем в сторону балкона. – Шикулина Таисия Павловна, секретарь райкома КПСС по идеологии. Подъехали на семинар. Как раз вовремя, чтоб оценить ваш успех, Иван Андреевич. Знаете, что бывает за несанкционированный митинг? И остальным хохмачам мало не покажется.