Они погрузились в ночь, под их ногами хрустел песок, залитый лунным светом. Коум и Эзра шагали рядом с Единорогом. Фениксиец постарался сделать так, чтобы другие братья не последовали за ним. Он не хотел внушать им ложных надежд, не зная точно, что именно задумал ликорниец.

Час спустя люди и Хранитель добрались до местности, поросшей тонкой травой, — то было начало зеленого оазиса, о чем неожиданно возвестил шум ручейка, текущего между камней.

— Я заметил этот оазис сегодня утром, когда искал финики, — объяснил Эзра. — Я не осмелился приблизиться… Ты знаешь, что для нашего народа эти места священны. Чужеземцы этого не понимают. Они приходят сюда, к источнику, из которого можно напиться. На самом деле жизнь здесь продолжается только благодаря жертве, которую согласились принести Единороги Истоков. Это места мира, культа и памяти.

Коум, кивнув, присел на берегу ручейка длиной всего в два локтя, однако его вода обдавала лицо фениксийца непередаваемой свежестью.

— Позднее, днем, мне пришла в голову мысль, — продолжал ликорниец. — Оазисы не похожи друг на друга. Я думаю, этот — из наиболее ценных.

— Почему?

Вместо ответа Эзра указал на Единорога. Когда он приближался к источнику, его внешность менялась: близость воды оживляла краски Хранителя, из его рога вырывались сиреневые лучи, словно на него опустилась звезда, а его копыта на влажных камнях издавали хрустальный звон.

— В этом месте сконцентрировалась Волна, — прошептал муэдзин. — Она появляется из этого источника и показывается лишь тем, кто способен ее увидеть. Тем не менее никто не знает, что она тайно питает всю пустыню.

Коуму представился гигантский пергамент, покрытый песком, испещренный голубоватыми мерцающими бороздами.

— Хранители чувствуют ручьи Волны…

— Конечно: они из нее происходят, они в ней родились, — добазил Эзра со сверкающими глазами. — Понимаешь? Связующая их нить никогда полностью не прерывалась. Я это знаю со времен моего посвящения. В пещерах мы соединялись с ощущениями Хранителя и ощупью искали его душу. Некоторым из нас удавалось таким образом высвободить самые древние эмоции из неосязаемой оболочки — сознания Хранителя. Что до меня, мне удалось уловить ощущения, связанные с его рождением.

— Я… я вам не верю, — возразил Коум, украдкой поглядывая на Единорога, словно ища подтверждения своих слов. — Никто не может заглядывать так далеко во времени.

— Тебе неизвестны пещеры, о которых я говорю, — ответил Эзра. — Это не просто каменные дыры. Это чрево пустыни, самые потаенные уголки Миропотока. До них никогда не добираются чужеземцы. Пещеры наполнены далекими и иногда ужасными тайнами…

Коум удивленно поднял брови. Однако муэдзину явно не хотелось долее распространяться о своих устрашающих открытиях. Они, без сомнения, породили глубокие морщины, испещрившие его лицо.

Пальцами правой руки Эзра изобразил какой-то знак, чтобы отогнать мрачные воспоминания. Затем ликорниец закончил:

— Из чрева пустыни родились Единороги.

Он сделал несколько шагов вокруг ручья и сделал глубокий вдох, выжидая просветления. Муэдзин молча благодарил волшебное и неожиданное плодородие пустыни.

У Коума вдруг появилась уверенность, что ликорниец готовится к смерти. Скрестив руки, он постарался отмахнуться от этой внезапной мысли.

Человек с эбеновой кожей продолжал:

— В каменном чреве таятся следы эмоций древних Хранителей. Я не говорю, что смог использовать их, я их только заметил. Но я могу утверждать, мой юный монах, что связь все еще очень сильна…

— Какая связь?

Эзра присел на корточки и пальцем провел по текущей из источника воде.

— Пуповина. Связь между Хранителем и Волной, которая его породила. Именно эту пуповину, или, скорее, сеть невидимых нитей, являющуюся ее продолжением, Единорог может использовать для нас. Он может говорить с Волнами точно так же, как Волны говорят с ним.

Коум в восторге прижал руки к груди.

— И он может предупредить других Хранителей?

Муэдзин поднялся и погрузил пальцы в гриву Единорога. Его взгляд стал загадочным и слегка угрожающим.

— Я так полагаю. Но за все нужно платить, мой мальчик.

— Я сделаю все, что вы захотите, — серьезно заверил его юный фениксиец. — Если это единственная возможность спасти моих собратьев и исполнить долг перед лигой. Согласится ли Единорог пустить по Волнам зов, чтобы заставить прийти всех Хранителей, способных перевезти наши мечи?

— Знаешь ли ты, чего это будет стоить? — настаивал Эзра. — Подумай, что песок этой пустыни отметили слезы Единорогов. На нашей земле служить значит умереть. — Муэдзин обошел Хранителя кругом и заглянул в его расширенные зрачки.

— И он это знает, — заключил он.

— Пришел час для жертвы, — торжественно сказал Коум. — Лучше умереть ради Волны, чем подчиниться Харонии.

Поднялся ветер, полы его плаща вздымались под его порывами. Длинные светлые волосы юноши вились на ветру, когда он протянул покрытые шрамами запястья муэдзину.

— Пролейте мою кровь, Эзра. Я не из Ликорнии, я не из ваших, но я доверил свою жизнь Фениксам и вам доверяю тоже. Вы говорите, Хранители связаны через Волны? Тогда я отдам свою жизнь вашему Единорогу во имя Фениксов.

— Ты хочешь… отдать свою жизнь? — озадаченно и в то же время испуганно переспросил муэдзин.

Очевидно, события развивались не так, как он предвидел. Он думал принести в жертву себя, а тут шестнадцатилетний мальчишка предлагает сделать это вместо него.

— Об этом не может быть и речи! — яростно возразил он. — Ты должен управлять своими братьями и заботиться об их будущем. Тебе нужно будет организовать конвой. Мне же здесь больше нечего делать. Более ничто меня не удерживает. Мое тело должно быть предано песку, а душа улетит с южным ветром.

Он настолько ясно изъявил свою волю, что Единорог тотчас подчинился. Он по камням вошел в воду, фыркнул и повернул голову к Эзре, словно приглашая его последовать за ним. Муэдзин преклонил колено около источника и вынул кинжал из складок одежды. Его сжатый кулак и занесенное над ручьем запястье ждали лишь ласкового прикосновения кинжала.

Он улыбнулся Коуму…

Но его улыбка тотчас исчезла.

Черная тень выросла позади юного фениксийца.

Повсюду в оазисе виднелись темные фигуры, их обнаженные клинки отражали лунный свет.

Единорог окаменел. Эзра живо поднялся с колен и со священным гневом закричал что есть мочи:

— Ар-лаида! Оазис свят!

Затем он пинком отбросил нападавшего на Коума, и тот, падая, увлек юношу за собой. На лицо фенискийца брызнула кровь харонца. Коум воспользовался этим, чтобы опрокинуть противника набок и встать, на ходу обнажая меч.

Но его уже окружали другие убийцы.

Их лица были гротескными масками, карикатурами: зияющие огромные провалы глаз, гнилые кривоватые зубы. Одежда из черной кожи со вставными клиньями, обтягивавшая массивные тела, довершала облик харонцев.

Перекидывая кинжал из одной руки в другую, Эзра сделал несколько выпадов, чтобы размять руки и отвлечь внимание воинов. В то же время он пытался разработать тактику. Казалось, их было немного. Темная Тропа, должно быть, открылась где-то неподалеку от оазиса, наверняка привлеченная Волной. Это не было спланированной атакой Харонии, а лишь жадной попыткой чем-нибудь поживиться. Но во что бы то ни стало необходимо спасти мальчишку и Единорога.

Коум удерживал на земле харонца, угрожая ему мечом с золотыми отблесками.

— Малейшее движение — и я рассеку вам голову, — бормотал он, в то время как его противник лишь посмеивался, развалившись на земле, словно гигантское насекомое.

Эзра вдруг прыгнул из-за ручья и, одновременно ударив обеими ногами, уложил двух харонцев, едва достигнув земли. Третий убийца, застигнутый врасплох неожиданностью нападения, получил удар кинжалом прямо в лоб.

В то же мгновение харонец, лежавший у ног Коума, схватил его за полу плаща и резко потянул. Коум пошатнулся, но не упал. Он наступил ногой на голову противника, затем трижды пнул его и, воспользовавшись тем, что тот оглушен, сел на него верхом.