Коналл отстранился и наконец смог задать закономерный вопрос:

– Что тут происходит?

Его вопрос был встречен взрывом смеха. А потом все вокруг, включая брата и мать, начали забрасывать его встречными вопросами:

– Как ты это сделал?

– С чего это все, Маккерик?

– …Чертова куча зайцев!

– Бьюкенены все умерли?

– Да пошли они на хрен!

– …В лесу полно оленей и…

Коналл поднял руку и крикнул:

– Хватит! – Толпа постепенно успокоилась. – Откуда все это мясо?

И Дункан ему ответил:

– Это случилось три дня назад, – сказал он, весело глядя на него. – Будто Господь сжалился над нами! – Дункан повернулся к толпе, и все люди едва заметно наклонились в его сторону, боясь пропустить хоть слово. Но судя по тому, как они потом начали перебивать и дополнять Дункана, было ясно, что эту историю они уже знают чуть ли не наизусть.

– Я вышел из дому на рассвете, – начал Дункан.

– Чтобы как следует облегчиться, – пискнул маленький мальчик, получив от матери затрещину и улыбку.

– Да, – кивнул Дункан. – И пошел к амбару…

– Где хранился наш последний ячмень, – уточнила Лана, печально качая головой.

Дункан выдержал эффектную паузу. Толпа затаила дыхание.

– А там я увидел их, – прошептал он и пригнулся, будто возвращаясь к тому моменту и боясь спугнуть животных. – Семь оленей, стоящих посреди двора, ожидают меня! – Дункан развернулся, согнув локти, как для прыжка. – Я прицелился, очень осторожно приблизился, и – оп! – первый упал замертво.

Коналл понимал, что слушал брата, открыв рот, но ничего не мог с собой поделать.

– Семь оленей? – повторил он, глядя на пять свисавших туш.

– Да, Коналл! – Дункан вытаращил глаза. – Да, я два раза промахнулся. А ты вечно всем недоволен, да?

Толпа взорвалась от смеха, и Коналл покраснел.

– А зайцы? – спросил он.

Дункан сморщил нос и принялся качаться с носков на пятки, выпятив вперед грудь.

– Ба! – насмешливо воскликнул он. – Они мне уже надоели. Сейчас нельзя сходить в лес, чтобы не наткнуться на их выводок.

В углу чудаковатый старикашка вновь принялся наигрывать мелодию на дудке, и несколько жителей начали петь и хлопать в ладоши:

Мать Коналла положила ему на плечо свою нежную руку.

– Ты вернулся насовсем? – спросила она.

– Нет, мама, я… – он помолчал, – есть еще кое-что, с чем я должен разобраться.

– Да, конечно. Делай, что должен, – поспешила успокоить его женщина, усугубляя его смущение. Она повела его к огню. – Вот, иди поешь. Поешь! – Мать Коналла засмеялась, и этот звук показался ему слаще музыки, заполнившей его дом. – Дункан сделал отличный хаггис![1]

– Та женщина была из рода Бьюкененов, да? – шепнул Дункан, когда они уселись с едой у дальней стены дома.

Коналл чуть не уронил свою миску с прокрученным мясом и зерном.

– Заткни свой хренов рот! Боже мой, Дунк, ты что, издеваешься надо мной?

Дункан рассмеялся и принялся за еду.

– Да живи ты хоть с самим чертом! Наши люди тебе слова не скажут, если в результате у них будет еда. – Он посмотрел на Коналла и отправил в рот большой кусок хаггиса. Потом, указав ложкой на брата, объявил: – Но я прав, я знаю это.

Коналл заколебался. Он пообещал Ив, что никому не расскажет о ней, и собирался сдержать свое слово. Но сейчас ситуация изменилась, они стали мужем и женой. И это был его брат. И Коналл на самом деле ничего не рассказывал Дункану. Он сам догадался.

– Почему ты так решил? – осторожно спросил его Коналл и попробовал свою порцию хаггиса. Мама была права, Дункану блюдо действительно удалось.

– В ту ночь, когда к нам пришли олени, мне приснился сон. – Он замолчал.

– И? – спросил Коналл с набитым ртом.

– Мне приснилась женщина из рода Бьюкененов в длинной черной накидке. Она стояла рядом с хижиной в долине. – В блестящих темно-зеленых глазах Дункана теперь не было и следа опьянения. – У ее ног стояла волчица, а живот ее был круглым от ребенка.

Кусок мяса комом встал у Коналла в горле. Он поперхнулся и, забыв о хороших манерах, выплюнул его на пол.

– Что? – хрипло прошептал Коналл, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, что их никто не слышит. – Ты уверен?

– Как в том, что я твой брат, – ответил Дункан. – Длинные волосы, вот досюда. – Он приложил ладонь к середине бедра. – С волчицей, а сама плачет, бедняжка.

Коналл отставил миску. У него исчез аппетит. Может, его брату приснился вещий сон. Волчица у ее ног, черная накидка – все совпадало!

Слова проклятия опять всплыли в его голове: «Сердечные муки и тяжелый труд будут вашим единственным урожаем, пока ребенок Бьюкененов не будет править Маккериками».

Могла ли Ив понести ребенка уже сейчас?

Коналл почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. От тяжелой пищи ему стало дурно.

– А откуда ты знаешь, что девушка из твоего сна была из клана Бьюкененов? – спросил он Дункана. – Она говорила с тобой? Называла себя?

– Нет, – признался Дункан, – она не сказала ни слова, только смотрела на наш город и плакала.

У Коналла было такое чувство, будто его ударила молния. Он едва дышал, нервы были напряжены до предела.

Понятно, почему женщина во сне Дункана плакала. Ив придет в ужас, если узнает, что забеременела. Ведь она начинала паниковать при одном упоминании об этом. Да, все сходится…

Но это был только сон. Дункан верил в вещие сны, но сам Коналл относился к такой чепухе с пренебрежением. И он не допустит, чтобы какой-то сон, который его брат явно увидел после пьянки, затуманил его разум.

Коналл медленно окинул взглядом дом, разглядывая собравшихся людей. Они ели, пили, пели, улыбались и строили планы на будущее.

Разве такой резкой перемене к лучшему можно было найти разумное объяснение? Разве сама мысль о проклятии имела какое-то отношение к разуму?

Ему пора возвращаться обратно.

Коналл встал и указал на суму, лежащую у дверей.

– Я принес тебе оленину и зайцев, – сообщил он.

– Забери их с собой, брат, – махнув рукой, сказал Дункан. – Тебе они больше нужны. – На его лице появилась улыбка. – Я скоро навещу тебя, ладно?

– Пока рано, Дункан, – ответил Коналл. – Дай мне время, чтобы… – Он не знал, как объяснить. – Может, месяца через два?

– Два месяца? – заверещал Дункан, но когда Коналл поморщился, перешел на шепот: – Разрази меня гром, два месяца!

– Я прошу тебя, Дунк. Ты нужен здесь, чтобы вести дела и присматривать за мамой.

– Ах ты, прохиндей, ведь знаешь, что я тебя послушаюсь. Ладно, иди. – Он встал и наклонился к Коналлу: – Но через два месяца я приду, братишка. Я хочу увидеть девушку из сна до того, как начнется посев.

Коналл взял суму и быстро закинул ее на спину. Он тут заметил, что на него смотрит мать. Пожилая женщина печально улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй. Лана знала, что ему нужно уходить, и поняла, что он торопится.

Коналл открыл дверь и вышел на морозный воздух. Дункан последовал за ним. Старший брат обернулся и насмешливо заметил:

– Тебе лучше протрезветь, если ты собираешься заправлять тут делами вместо меня.

– Пошел к черту, – фыркнул Дункан, – по сравнению со вчерашним вечером я трезв как стеклышко.

Коналл рассмеялся и взял Дункана за руку:

– Ты хорошо тут потрудился, Дунк. Я не боюсь оставлять на тебя город.

Дункан поджал свои тонкие губы. Коналл понял, что его брата распирает гордость.

– Ладно уж, иди, – сказал он.

– Когда надумаешь пойти в долину, будь осторожен, – предупредил его Коналл. – С заката и до рассвета там рыскает стая волков. Они очень злые и странно себя ведут. Приходи только засветло.

Дункан кивнул. Улыбка не сходила с его лица.