Ответа не последовало, несчастный явно был без сознания.

— Оставь, Мах, это бесполезно, — не лишенным сочувствия голосом сказал дед Пузырь. — Посмотри на его изломанную руку. Такие увечья мог нанести только паук своими ядовитыми жвалами. А раз уж паучий яд проник к нему в кровь, он обречен.

— Нет, его еще можно спасти! — возразил рыцарь. — Я верю! И не желаю ничего слышать! Перед нами не холодный труп, а живой человек!

— Мне жаль, но, как призрак, я чувствую, что он уже на пороге смерти, — констатировал дед.

— Пусть на пороге, но, пока есть хоть один крошечный шанс, я обязан попытаться его спасти! — стоял на своем Мах. — Пузырь, говори, что нужно делать? Это приказ!

— Что ж, воля твоя, повинуюсь, — бесстрастно отозвался призрак. — Во-первых, немедленно разведи огонь.

— Огонь-то зачем? — опешил Мах.

— Во-вторых, — продолжил призрак, — не задавай дурацких вопросов, а точно и быстро выполняй мои команды! Имей в виду, с каждым мгновеньем твоего промедления паучий яд растекается все дальше по телу несчастного, убивая его.

— Все понял, — заверил Мах.

Не прошло и полминуты, как рыцарь нарубил целую охапку сухих веток. Прямо на мосту он быстро уложил добытый хворост в форме домика, напихал в центр паутины и чиркнув фосфорной спичкой ловко запалил мудреное сооружение.

— Отлично, Мах, полдела сделано, — похвалил дед. — Теперь руби его покалеченную руку у самого плеча.

— Как же так, он же…

— Делай что тебе говорят!

Мах покорно извлек из ножен меч и точным ударом исполнил указание призрака.

От чудовищной боли несчастный страдалец вырвался из предсмертного оцепенения и страшно закричал.

— Пузырь, что я натворил! Из него же кровища хлещет, как из ведра! Он же сейчас изойдет кровью! — запаниковал рыцарь.

— Болван! Костер-то ты зачем разводил, — хладнокровно осадил его призрак. — Немедленно прижги ему обрубок!

Мах схватил целую охапку пылающих веток и прижал к ране. Жутко зашипело. Зловоние паучьих коконов сменилось сладким запахом горящей плоти.

Не в силах вынести ужасных мучений несчастный снова провалился в глубокий обморок и затих.

— Что дальше? — спросил Мах.

— Туго-натуго перебинтуй обрубок. Но сперва, Мах, все же затуши-ка костер, а то, того и гляди, дерево займется, а за ним и весь лес. Тогда, вместе с этим задохликом, и ты примешь страшную смерть в геенне огненной. А мне ты нужен живым и здоровым!

Рыцарь точно выполнил все указания призрака и вновь озадачил деда:

— А теперь что?

— А теперь все, — развел руками дед Пузырь. — Источник отравы ты отделил, рану обработал, больше ты не в силах ему чем-либо помочь. Остается лишь уповать на милость Создателя и на мощь жизненной силы этого несчастного. Молись, Мах, в ближайший час все определится: либо мужичку полегчает — тогда, очень возможно, он выкарабкается, — либо он умрет.

— Как считаешь, если я немного оттащу его отсюда, это не сильно ему повредит? — спросил Мах. — А то этот смрад от паучьих коконов просто сводит меня с ума.

— Разумеется оттащи, — одобрил призрак. — Мах, тебе вовсе не обязательно в течении следующего часа сидеть на месте и тупо пялится на этого бедолагу. Ты можешь спокойно взвалить его на плечо, благо парень ты у меня здоровый, и продолжить движение к Паучьему Зубу.

Рыцарь так и сделал. Он вновь бодро зашагал по толстым ветвям: с одной на другую, с другой на следующую…

Отмеренный призраком час прошел. Калека безвольно висел на мощном молодецком плече. Его тело стало мертвенно-бледным, черты изможденного лица заострились, глаза закатились. И если бы не порывистое, хриплое дыхание, чуть ли не ежесекундно вырывающееся из груди несчастного, Мах бы без колебаний списал его в мертвяки. Но страдалец все еще дышал, а значит все еще боролся за жизнь.

Рыцарь с ужасом ожидал развязки затянувшейся трагедии. Минуты тянулись мучительно долго.

Лишь по прошествии еще без малого получаса долгожданное, наконец-то, свершилось.

— Пиить… Даай…тее… пиить… — едва шевеля сиреневыми губами прошептал калека.

От неожиданности Мах застыл на месте.

— Мах, в чем дело? — тут же насторожился призрак.

— Пузырь, он заговорил, — пояснил рыцарь. — Он просит пить. Выходит, у нас получилось!

— М-да, ну, что я могу сказать — ему повезло.

— Пиить… — вновь напомнил о себе полумертвый возмутитель спокойствия.

— Слышу, слышу, — откликнулся Мах. — Рад бы тебе помочь, но воды у меня нет. Придется, брат, потерпеть пока мой призрак, дед Пузырь, обнаружит поблизости какой-нибудь родник… Хотя, постой-ка… — Мах хитро улыбнулся. — Да, конечно, как раз то, что нужно… Как же я о ней забыл!..

Он осторожно снял с плеча страдальца и усадил на толстую ветку очередного дуба, прислонив спиной к стволу. В ответ на действия рыцаря, калека возмущенно застонал.

— Ты сам виноват, — оправдывался Мах. — Нечего было пить просить. А как я тебя смогу напоить, если твоя голова болтается ниже задницы?

— Пиить… — снова еле слышно потребовал калека.

— Сейчас, сейчас, — Мах извлек из походной сумки глиняную бутыль Силики и, запрокинув голову болезного, перелил тому в рот едва ли не половину ее содержимого.

— Мах, что ты делаешь, ему нельзя сразу так много воды! — заволновался призрак.

— Успокойся, Пузырь. Это вовсе не вода. А чудесная целительная настойка, которую дал мне в дорогу Силика.

Калека жадно сделал несколько больших глотков. А через секунду очень пожалел о столь неосмотрительной своей торопливости. В мгновение ока его лицо из иссиня-бледного вдруг превратилось в багровое, глаза широко распахнулись, а закатившиеся было зрачки пришли в движение и забегали туда-сюда по налившемся кровью белкам. Несчастный весь скорчился, скукожился, захрипел, закашлялся, на губах его выступила пена.

— Ничего себе настойку барон тебе в дорогу презентовал! Эк от твоей «целебной» бедолагу перекосило! — уважительно покачал головой призрак.

— А что ты хочешь. Судя по запаху, настойка приготовлена из очень крепкого винного зелья, — пояснил Мах, запечатывая бутылочку и отправляя ее обратно в сумку. — А он его — как воду — вот и перекосило. Зато посмотри на эффект — наш калека оживает прямо на глазах.

В подтверждение слов рыцаря, глаза болезного наконец остановились, сосредоточились на фигуре Маха и в них появилось осмысленное выражение. А через секунду он засыпал спасителя вопросами:

— Что со мной? Я жив? Если жив, то где я?.. Почему я здесь? И кто ты?

— Жив ты, жив, — успокоил спасенного Мах. — Правда не очень-то здоров. Уж не обессудь, но изуродованную пауком руку мне пришлось отрубить.

— Руку?! — калека перевел взгляд на плечо, обнаружил пропажу и, в отчаянии, не доверяя собственным глазам, схватился левой рукой за осиротевшее правое плечо. Естественно, разбередил рану и, разумеется, взвыл от боли:

— А-а-а!!! Нет руки! Ты отрубил мою руку! О Создатель, за что мне такое наказание! Моя любимая правая рука!..

— Эй, ну зачем же ты так. Приятель, ты радоваться должен, что так дешево отделался и потерял всего лишь руку, а не саму жизнь, — попытался успокоить несчастного Мах.

Но — куда там. Своими словами он только еще больше того разъярил:

— Радоваться?! По-твоему я должен радоваться?! Ах, ты поганец, гад, живодер, палач бездушный!.. Давай-ка, я тебе тоже правую руку отсеку — вот тогда и посмотрим, как ты порадуешься!!!

— Видишь, Мах, что ты натворил своим дурным человеколюбием, — не замедлил подлить маслица в огонь дед Пузырь. Призрак хоть и не слышал слов спасенного, но догадаться об их содержании было не трудно — калека буквально испепелял рыцаря ненавидящим взглядом.

— Ты ему жизнь спас, и он же теперь тебе это в укор ставит, — продолжил злорадствовать дед. — А если бы меня послушал, этот истерик сейчас лежал бы себе спокойно внутри паучьего кокона, разлагался бы помаленечку, и никакой тебе головной боли.

Проигнорировав язвительные упреки призрака, Мах прикрикнул на калеку: