– Из чего она состоит, вам известно?

Гэйб пожал плечами:

– Я не вполне уверен, но думаю, что там присутствуют гидрастис, подорожник и зверобой, а также корень окопника. Миссис Барроу имела обыкновение посылать нас собирать травы, когда я был мальчиком. Эти знания очень пригодились мне во время войны.

Осторожно и нежно она смазывала  мазью  ободранную кожу. Прохладная мазь, нагревавшаяся под ладонью Калли, впитывалась в его тело, растекаясь по неровностям спины.

– Расскажите мне о Тибби, – через некоторое время сказал Гэбриэл. – Полагаю, что у вас с нею более близкие взаимоотношения, чем бывает у большинства женщин с их старыми гувернантками.

– Да, Тибби – замечательный человек. Во многих отношениях она была для меня матерью. Мой папа был очень… он очень привередливо относился к моему образованию. Он вынашивал планы о блестящем браке для меня.

– И он в этом преуспел.

– Да.

Калли окунула палец в горшочек и зачерпнула ещё мази. Она отказывалась думать о своем удачном блестящем замужестве. Она испытывала необъяснимый комфорт, массируя и растирая крепкое тёплое тело.

– Как же это случилось?

– Первоначальный план отца состоял в том, чтобы я вышла замуж за принца-регента. Но тот женился на принцессе Каролине Брансвик, когда я была ещё маленькой девочкой, поэтому папá был вынужден обратить свой взор на европейские дворы в поисках подходящего для меня мужа. Он отправился в турне к различным европейским дворам, оставив меня в Англии с Тибби – расти и получать образование.

– Он оставил вас? Почему? И что вы почувствовали при этом?

Калли задумалась, продолжая растирать крепкие мускулы его спины:

– Полагаю, он думал, что заранее сможет договориться о лучшем для меня браке.

То, какой она стала, явилось сокрушительным ударом для ее папá. Он не делал тайны из своего разочарования от того, что внешностью Калли пошла в его родственников, а не в высоких спокойных блондинок, какими были женщины в роду её матери. Будь Калли красавицей, она могла бы выйти замуж за представителя одной из великих королевских династий, а не за принца небольшого малоизвестного княжества.

– Я не возражала против того, чтобы остаться, – сказала она. – В некотором смысле, это было облегчением.

– О боже, но почему?

– Мне никогда не удавалось сделать что-то, что доставило бы радость моему папе. Я была источником его постоянного раздражения. В самом деле – во мне не видно ни капли королевской крови. Я невысокая, полная, моё лицо слишком круглое с непримечательным курносым носом. И в моём характере тоже слишком много изъянов.

– Например, каких?

– О, я – любительница поспорить, упрямая…

– Я это заметил.

Она шлёпнула пригоршню холодной мази ему на спину.

Гэйб тихонько рассмеялся:

– Знаю-знаю, я сам напросился.

– И я не могу притвориться, что интересуюсь важными вещами.

– И что же подразумевалось под важными вещами?

– О, ну знаете, такими как этикет, дипломатия, различные женские добродетели… я имею в виду, например, беседа на тему: «В чём смысл вышивки?» – Калли закатила глаза. – Дворец был полон разнообразных предметов, украшенных отличной вышивкой: диванные подушки, портьеры, ширмы и тому подобное, поэтому не имелось никакой нужды вышивать что-либо ещё. Но нет, я должна была вышивать.

– Значит, вы ненавидите шитьё.

– Нет, мне до некоторой степени нравиться шить, просто я предпочитаю делать что-то полезное. Но принцесса не должна делать ничего полезного. Или интересного, – она криво усмехнулась, думая об этом. – Не знаю, кто был более разочарован мною – отец или Руперт?

Счастливейшим временем в её жизни было время, когда она жила с Тибби, подумала Калли,  не считая, конечно, рождения Ники. Тибби никогда не требовала, чтобы Кали менялась. Она нравилась Тибби такой, какой была. И Тибби интересовалась самыми различными  вещами, которые другие могли бы счесть неподобающими, и  она поощряла Калли быть такой же.

Спасение Ники было той самой причиной, из-за которой Калли сбежала из Зиндарии, но к Тибби она отправилась не только ради сына, но и ради себя. Она тоже надеялась начать новую жизнь. Жизнь, в которой они с сыном не будут подвергаться постоянной критике.

Тибби всегда хотелось иметь ребёнка. Калли знала об этом. Так же, как она имела обыкновение в глубине души притворяться, что Тибби – её мать, так и Тибби притворялась, что Калли – её дочь.

А теперь граф Антон разрушил и эту мечту. Она никогда не смогла бы вернуться жить к Тибби теперь, когда графу Антону стало известно, где её дом. Калли надавила сильнее.

Гэйб выгнул спину в чувственном удовольствии, которое он испытывал и задумался о том, что Калли рассказала ему.

– Таким образом, в то время как Наполеон пытался поглотить всю Европу, ваш папá устроил большое турне и опрашивал потенциальных зятьёв королевской крови? Разве Бони не стеснял его перемещения?

– Ну, конечно же, да. Наполеон продолжал отнимать власть у королевских домов Европы и делать своих родственников королями и королевами. Папа был в ярости из-за этого. Как известно, Наполеон не может похвастаться происхождением. Он не принадлежал к высшему обществу. И его завоевания лишили меня нескольких неплохих возможностей, поэтому папá был вынужден искать дальше за границей. Он находил все это ужасно неудобным.

Гэйб что-то бессвязно пробормотал, услышав такую оригинальную точку зрения на завоевание Европы. Он почти сожалел, что ему не довелось встретиться с папá.

– Отец испытал облегчение, когда он договорился обо мне с принцем Рупертом. Руперта не интересовали внешность и состояние – только родословная. Семья моей мамы была бедной, но очень знатной. Руперт относился к родословной очень серьёзно…  Он был коннозаводчиком.

У Гэйба вырвался смешок:

– Романтичный парень, я так понимаю.

Калли внезапно замерла.

– Нет, он не был романтичным, – тихо сказала она и через мгновение продолжила втирать мазь.

Он явно затронул больную тему. Гэйб обернулся, чтобы взглянуть на принцессу. Опустив голову, она размазывала холодную мазь и продолжала массировать, избегая его взгляда.

Гэйб знал не так уж много молодых девиц, но для всех тех, с кем он был знаком, замужество с загадочным иностранным принцем было бы вершиной их девических мечтаний.

Что-то заставило его спросить:

– Сколько лет вам было, когда вы вышли за него?

Калли пожала плечами, избегая встречаться с его глазами:

– Почти шестнадцать.

Гэбриэл нахмурился:

– Вы были слишком молоды.

Женщина пожала плечами и почти сердито шлёпнула ему на спину ещё порцию мази.

– Руперт полагал, что молодая невеста будет более плодовитой. Понимаете, я была его второй женой. А первая жена оказалась бесплодной, – Калли яростно растирала спину Гэйба. – Совершенно неожиданно папa объявился после нескольких лет отсутствия, и заявил мне, что мы отправляемся в Зиндарию и что я выйду замуж за принца.

Она растирала отметины на его коже так, словно это были пятна, которые во чтобы то ни стало было необходимо оттереть. Гэйб не вздрагивал и не издавал ни звука.

Слишком много для девических мечтаний подумал он. Если раньше он не считал этого мужчину законченным болваном, то теперь думал о нём именно так. Законченный болван.

Как этот человек мог не заметить, какое сокровище ему досталось?!

Гэбриэл взглянул на маленькую, круглолицую, курносую темноволосую принцессу, свирепо хмурившуюся  и втиравшую в его спину количество мази, достаточное, чтобы сделать лодку водонепроницаемой.

Мысленно пребывая в далёком прошлом, Калли  пристально уставилась на грудь Гэбриэла, продолжая втирать мазь в его соски.

Он мог молча переносить боль, но это было выше его сил. У Гэйба вырвался тихий стон. Не обратив на это внимания, Калли продолжила совершать круговые растирания его сосков с усердной сосредоточенностью и отсутствующим выражением на лице. Он вновь застонал и непроизвольно выгнулся.