— Что? — недоверчиво протянул Майкл. — Неужели ты подозреваешь Хэрлинга?

— А почему нет? — развел руками Бартоломью. — И сейчас ты сам убедишься, что подозрения мои отнюдь не безосновательны. Во-первых, Хэрлинг сам признался, что он член сатанинской секты. Причины, подвигнувшие его вступить в эту общину, мы пока оставим в стороне. Во-вторых, он был весьма заинтересован в том, чтобы бедняга Бакли сгинул бесследно — ведь Хэрлинг занял его должность. Для такого дела он вполне мог вступить в сговор с де Белемом. И третья причина, самая важная: откровенно говоря, я терпеть не могу этого надутого индюка!

— Ох, Мэтт! — в досаде воскликнул Майкл. — Мы говорим о серьезных вещах, а не о твоих личных пристрастиях. Признаюсь, мне Хэрлинг тоже не по душе. Но это еще не повод обвинить его во всех смертных грехах. Ты сам слышал, он заявил, что вступил в сатанинскую секту уже после исчезновения Бакли. Вряд ли де Белем сразу проникся к новичку доверием и сообщил, что пропавший вице-канцлер заточен в его собственном доме!

Некоторое время друзья шли в молчании. Заметив в дальнем конце улицы приземистый силуэт, Бартоломью сразу узнал отца Катберта. Тот вперевалку направлялся к ним. День стоял прохладный, но тучный священник изрядно запыхался. Лицо его покрывали бисеринки пота, а на сутане вокруг подмышек выступили темные пятна.

— Доброе утро, — выдохнул отец Катберт, поравнявшись с Майклом и Бартоломью. — Слыхали новость? У Барнуэлльских ворот произошло новое убийство. Погибла еще одна гулящая женщина. И преступник опять перерезал ей глотку.

— Откуда вам известно, как именно преступник умертвил свою жертву? — быстро спросил Бартоломью, и в голосе его слышалось откровенное сомнение.

Поймав на себе осуждающий взгляд Майкла, доктор понял, что хватил через край. Подозревая всех и каждого, вряд ли возможно докопаться до истины, сказал он себе. Неповоротливый толстяк отец Катберт никогда не сумел бы поймать проворную молодую женщину.

— Мне рассказал об этом мастер Джонстан, — пожав плечами, сообщил отец Катберт. — Я только что навещал его. Потеряв горячо любимую матушку, он пребывает в глубокой печали.

— Так его мать умерла? — удивился Бартоломью. — Я об этом не слышал. Да, для мастера Джонстана это большая утрата. Он так часто говорил о своей матушке. Кажется, он был очень к ней привязан.

— Они жили душа в душу, — кивнул отец Катберт. — Но теперь, переселившись в лучший мир, бедная женщина избавилась от страданий. Она была много лет прикована к постели.

С этими словами он добродушно помахал рукой и двинулся прочь. Бартоломью проводил священника глазами и увидал, как тот остановился поговорить с детьми, играющими с ржавым обручем от бочки.

— Мэтт, ты теряешь рассудок, — усмехнулся Майкл и потянул приятеля за рукав. — Уверяю тебя, отец Катберт чист, как неродившийся младенец. Неужели ты думаешь, что такой увалень будет по ночам охотиться за шлюхами?

— Да, скорее всего, отец Катберт здесь ни при чем, — пробормотал Бартоломью и, внезапно остановившись, схватил Майкла за сутану. — Я знаю, кто это сделал! — выпалил он. — Эрлик Джонстан!

Майкл прищурился и уставился на Бартоломью.

— Итак, Джонстан сказал отцу Катберту, что убийца вновь перерезал жертве глотку, — медленно произнес монах. — Спрашивается, откуда он об этом узнал?

Поразмыслив мгновение, Майкл досадливо стряхнул руку Бартоломью, все еще сжимавшую его сутану.

— Нет, Мэтт, ты опять возводишь на человека напраслину! Джонстан живет поблизости от Барнуэлльских ворот. Он вполне мог услышать шум, поднятый вокруг мертвого тела, выйти и взглянуть на него. Что касается прежних жертв, то, будучи университетским проктором, он имел право осмотреть их.

— Я не о том! — нетерпеливо махнул рукой Бартоломью. — Его мать! Помнишь, Джонстан повредил лодыжку, когда мы с ним лазали по крыше церкви Всех Святых! Я спросил, есть ли кому о нем позаботиться. И он заверил, что за ним будет ухаживать матушка. А отец Катберт только что сказал, что она много лет была прикована к постели.

— Ну, это тоже ничего не значит, — пожал плечами Майкл. — Скорее всего, Джонстан просто не хотел, чтобы ты о нем беспокоился.

— Отец Катберт, постойте! — крикнул Бартоломью, припустив вслед за грузным священником. — Скажите, когда умерла мать мастера Джонстана?

Отец Катберт остановился, явно удивленный возбужденным видом доктора и неожиданным интересом, который тот проявил к кончине пожилой леди.

— Когда? — переспросил он, задумчиво потирая подбородок. — Думаю, мистрис Джонстан оставила нас… недель пять назад.

Едва услышав это, Бартоломью повернулся и бросился к Майклу.

— Идем! — выдохнул он.

— Что сказал Катберт? — спросил Майкл, едва поспевая за доктором.

— Мать Джонстана умерла больше месяца назад! — воскликнул Бартоломью. — А на прошлой неделе он говорил о ней как о живой. Нет сомнений, что этот человек не в себе!

— Может статься, рассудок его слегка помрачился от горя! — заявил Майкл. — Но какое отношение это имеет к смерти городских потаскух? Опомнись, Мэтт! У тебя нет оснований для того, чтобы вломиться в дом Джонстана и обвинить его в нескольких жестоких убийствах. Твои подозрения основаны на пустых домыслах.

— Ты ошибаешься! — с горячностью возразил Бартоломью. — По ночам университетские прокторы и педели ходят дозором по улицам. Значит, Джонстан имеет возможность выходить из дома, не возбуждая подозрений. К тому же он хорошо знаком с нравами и обычаями жителей города, ведущих ночную жизнь. Во время своих дозоров он постоянно сталкивается с проститутками, однако не может их наказать, ибо они не имеют отношения к университету. Уверен, все убийства совершены в те ночи, когда обход совершал Джонстан. Ради всего святого, Майкл, подумай сам! — в сердцах вскричал Бартоломью. — Ведь в ночь, когда была убита Исобель, Сибилла видела проктора и его людей.

— Да, но Джонстан состоит в общине Святой Троицы, а это означает… — попытался возразить Майкл.

— Это не означает ровным счетом ничего! — перебил его Бартоломью. — Вспомни, все убийства совершены во дворах церквей, расположенных на Хай-стрит. За исключением последнего, произошедшего у Барнуэлльских ворот, рядом с домом Джонстана. Данное обстоятельство становится понятным, если учесть, что у Джонстана повреждена нога и он не мог уйти далеко от дома.

— Скорее всего, это совпадение! — махнул рукой Майкл. — Нет, Мэтт, ты ничуть меня не убедил. Но если ты настаиваешь, мы навестим мастера Джонстана. Только сделай милость, скажи, что пришел осмотреть его больную ногу. Мы поговорим с ним и, если твои подозрения не подтвердятся, уйдем как ни в чем не бывало, не выставив себя полными дураками.

Вскоре друзья оказались у Барнуэлльских ворот. Талейт, усталый и встревоженный, оставался на месте преступления. Он указал на тело, покрытое простыней.

— Я надеялся, мы положили конец кровопролитию, — со вздохом изрек шериф. — И тут новая смерть. Как видно, в городе слишком много людей, одержимых духом зла.

— Вам удалось захватить приспешников де Белема? — осведомился Майкл.

— Да, — кивнул Талейт. — Мои люди занялись этим, едва прибыли в город. Мы прочесали улицу Примроуз, арестовали всех наемников, служивших де Белему, а в одном из домов обнаружили одежду Гилберта, бороду и запасной парик. А также несколько красных масок и целую кучу черных плащей. К тому же в добычу нам достался этот верзила.

Посмотрев туда, куда указывал шериф, Бартоломью увидал человека огромного роста, мирно сидевшего у стены в окружении солдат Талейта. Исполин щурился, подставляя лицо солнцу. На лице его застыла бессмысленная ухмылка. Заметив кошку, проскользнувшую мимо, он забормотал что-то нечленораздельное. Бартоломью подошел к пленнику и опустился перед ним на корточки. Тот приветствовал доктора улыбкой, обнажившей кривые зубы, и принялся тыкать пальцем в пятно грязи на мантии доктора.

— Как тебя зовут? — спросил Бартоломью.

Рослый детина продолжал тупо улыбаться, полностью поглощенный грязным пятном.