Одежда Фруассара была старой и поношенной, однако все вещи были аккуратно залатаны. Волосы и борода убитого спутались и свалялись; однако в этом не было ничего удивительного — он пролежал в мешке около недели. Закинув голову покойника, Бартоломью тщательно осмотрел его шею. Под бородой виднелась тонкая красная борозда, покрытая коркой запекшейся крови. Осторожно повернув труп, доктор увидал на задней части шеи темные пятна. Итак, Мэриус Фруассар был задушен гароттой. Бартоломью ощупал череп под волосами, но не обнаружил следов удара. Судя по состоянию слизистых оболочек рта и зрачков, яда тоже не было. Осмотрев все тело, Бартоломью не обнаружил более никаких повреждений, за исключением отметин от гвоздей на плечах и бедрах.
И все-таки кому и зачем понадобилось разделаться с женоубийцей, размышлял Бартоломью, разглядывая следы гвоздей. Судя по тому, что из ран не выступило ни капли крови, Фруассар был уже мертв, когда неизвестный преступник решил приколотить его к колокольному стану. Бартоломью прошелся по звоннице, останавливаясь то тут, то там и разглядывая большой колокол из разных углов. Он еще раз убедился в том, что, когда колокол недвижим, заметить тело невозможно. Даже если бы звонарь явился сюда почистить молчавшие колокола, он, скорее всего, не раскрыл бы страшный тайник. Да, но запах, отвратительный запах разложения? Бартоломью окинул взглядом трупы птиц, которых здесь было множество. Всякий поднявшийся сюда решил бы, что источником запаха являются злополучные пернатые. Именно так подумал он сам, Бартоломью.
Но теперь, когда доктор вскрыл мешок, запах был слишком силен даже для его привычных ноздрей. Бартоломью торопливо спустился в комнату, где стоял сундук с документами, подошел к открытому окну и несколько раз глубоко вдохнул. Воздух не показался свежим, и Бартоломью невольно поморщился. Многочисленные сточные канавы, пересекавшие Кембридж во всех направлениях, как обычно, испускали зловонные миазмы. Закатное солнце заливало небо багряными отблесками, и даже отсюда, из башни, Бартоломью разглядел тучу мошкары, вьющуюся над рекой.
Звук шагов, донесшийся с лестницы, заставил его обернуться. В комнату вошли белый как полотно де Ветерсет и Майкл, непривычно подавленный и мрачный. На несколько мгновений де Ветерсет замер, прислушиваясь к тому, что происходит внизу, затем закрыл дверь и задвинул засов.
— Я приказал Гилберту и отцу Катберту никого к нам не допускать, — сказал он. — Доктор, что вы можете сообщить об обстоятельствах смерти этого человека?
— Он был задушен при помощи гаротты. Если бы рука его не вывалилась из мешка, скорее всего, труп пролежал бы за колокольным станом долгое время. По крайней мере до той поры, пока в звоннице не решили бы произвести уборку.
— Отцу Катберту нелегко найти звонарей, а уж охотников убирать звонницу и чистить колокола и днем с огнем не сыскать, — поджав губы, процедил де Ветерсет. — Судя по всему, убийца был об этом прекрасно осведомлен и счел звонницу надежным укрытием.
Бартоломью подошел к окну и задумчиво потер подбородок.
— Не лишено вероятности, что смерть Фруассара связана со смертью монаха, взломавшего сундук, — предположил он.
— Да, подобный вывод нам подсказывает логика, — поддержал его Майкл. — Весьма сомнительно, чтобы два убийства, произошедшие в одном месте за столь короткий промежуток времени, не имели друг к другу отношения.
— Но Фруассар был убит в ту ночь, когда он попросил убежища в церкви, — напомнил Бартоломью. — Если мне не изменяет память, то было во вторник. Согласно заверениям клерков, монах, перед тем как взломать университетский сундук, три дня подряд приходил в церковь и молился там. Позавчера его нашли мертвым. Значит, он прибыл в город не ранее пятницы. К тому времени Фруассар уже три дня был мертв.
Бартоломью взял со стола гусиное перо и принялся рассеянно вертеть его в руках.
— Итак, нам следует предположить, что монах и Фруассар никогда не встречались, — завершил он свою речь.
Майкл тяжело опустился на скамью и вытянул ноги.
— Но почему ты уверен, что монах появился здесь только в пятницу? — возразил он. — Он мог прибыть в город гораздо раньше, но вел себя так осмотрительно, что никто его не заметил. Возможно, он даже изменил обличье. Сначала он убил Фруассара, надежно спрятал тело, а потом принялся за сундук с документами.
На несколько мгновений Бартоломью погрузился в раздумья, а потом отрицательно покачал головой.
— Подобное предположение кажется мне совершенно невероятным. Как только бродячий монах появился в церкви, клерки сразу его заметили. Почему же ты думаешь, что за несколько дней до этого ему, пусть даже в другом обличье, удалось бы ускользнуть от их внимания? Но еще более важным мне представляется другое несоответствие. Если бы монах убил Фруассара, вряд ли после этого он решился бы явиться в церковь для исполнения нового преступного замысла. Да и на теле я не обнаружил никаких следов недавнего изменения внешности.
— Ты говоришь, он не решился бы вновь прийти в церковь, — подал голос Майкл. — Но чего ему было опасаться? Он надежно спрятал труп, и совершенное преступление оставалось тайной.
Бартоломью задумался, а после обратился к канцлеру:
— Мастер де Ветерсет, вы недавно упомянули, что отцу Катберту трудно найти звонарей. Тот, кто убил Фруассара и приколотил труп к колокольному стану, вне всякого сомнения, прекрасно об этом знал. Мог ли бродячий монах, недавно прибывший в Кембридж, выяснить, что в церкви Святой Марии некому убирать в звоннице и чистить колокола?
Де Ветерсет пожал плечами.
— Откуда мне знать, — заявил он, не скрывая раздражения. — Одно могу сказать: мы не добьемся толку, пока вы оба не придете к согласию. Брат Майкл утверждает, что две смерти в башне непременно связаны между собой и иной вывод противоречит требованиям логики. Вы же, доктор Бартоломью, отвергаете возможность подобной связи.
— Я лишь сказал, что связь эта пока не представляется мне очевидной, — с улыбкой возразил Бартоломью. — Это вовсе не означает, что я отвергаю ее возможность. Пока что мы располагаем столь незначительным количеством фактов, что делать выводы явно преждевременно.
Де Ветерсет уселся на скамью рядом с Майклом и устало опустил голову на ладони.
— Будьте любезны, доктор, перечислите факты, которыми, по вашему мнению, мы располагаем, — вкрадчиво попросил он.
— Итак, нам доподлинно известно, что в прошлый вторник некий Мэриус Фруассар убил свою жену и бросился в церковь, умоляя об убежище. В ночь со вторника на среду он оставался в запертой церкви, однако утром его там не обнаружили. Скорее всего, именно той ночью он был убит неизвестным злоумышленником, который спрятал труп своей жертвы в звоннице. Три дня спустя, в пятницу, в церкви появляется бродячий монах. Ни от кого не скрываясь и не таясь, он проводит в церкви несколько дней, делая вид, что предается молитве. В действительности же он использует это время, дабы ознакомиться с обиходом и здешними порядками. Разумно предположить, что ранее он в этой церкви не бывал и, следовательно, никак не может оказаться убийцей Фруассара.
— Ваше умозаключение кажется мне вполне логичным, — одобрительно кивнул де Ветерсет. — Прошу вас, продолжайте.
Но Бартоломью сделал знак Майклу, приглашая его поделиться своими соображениями.
— Мы не знаем, какие цели привели сюда неизвестного монаха, — начал тот. — Но не подлежит сомнению, что он был весьма осторожен и предусмотрителен. Три дня он провел, приглядываясь и прикидывая, как лучше проникнуть в башню. Очевидно также, что он обладал изрядными навыками по части взлома замков. Вечером в воскресенье он притаился где-то в укромном уголке, дождался, пока служка запрет церковную дверь, и поднялся в башню. Взломав замки на сундуке, он принялся осматривать его содержимое. Яд оказал свое действие не сразу, иначе монах не смог бы открыть третий замок и поднять крышку. Мы можем лишь догадываться, что произошло дальше. Возможно, монаха пронзила судорога, вызванная ядом, и он упал в сундук, задев при этом крышку, которая захлопнулась сама собой. Возможно, в сундук его, живого или мертвого, засунул кто-то другой.