Стэнмор уже ожидал их. После шумного двора приятно было оказаться в уютной гостиной на первом этаже. Бартоломью всегда нравилась эта комната. Стены здесь были увешаны гобеленами, а пол устлан разноцветными циновками. Около каменного очага стояло несколько удобных кресел, вдоль стен были сложены кипы тканей. Впрочем, хотя дом на Милн-стрит мог считаться образцом роскоши и удобства, особенно в сравнении с аскетизмом Майкл-хауза, Стэнмор предпочитал проводить свободное время в своем особняке в Трампингтоне — небольшой деревеньке неподалеку от Кембриджа. Именно там постоянно жила его жена, старшая сестра Бартоломью.

Едва войдя в гостиную, друзья убедились, что хозяин намерен угостить их славным завтраком — на каминной полке стояли несколько кастрюль и сковородок, испускавших соблазнительные запахи. Бартоломью не успел и глазом моргнуть, как Майкл уже схватил огромный ломоть свежеиспеченного хлеба, сковородку с жареным беконом и, устроившись в любимом кресле хозяина, предался чревоугодию. Стэнмор с осуждением взглянул на прожорливого монаха, однако воздержался от замечаний. Бартоломью опустился на стул, взяв кружку разбавленного водой эля.

— Намедни ты расспрашивал меня о черной магии, — произнес Стэнмор. — Я успел кое-где побывать и кое-что выяснить.

Бартоломью понял, что зять его собрал весьма любопытные сведения, однако счел за благо удержаться от расспросов.

— Твой старый монах был прав, — изрек Стэнмор и, наклонившись, схватил со сковородки на коленях у Майкла последний кусок бекона. — Церковь Всех Святых и церковь Святого Иоанна Захарии ныне используются в целях, далеких от благочестия. Мне доподлинно известно, что в Кембридже действуют две нечестивые секты и местом их сборищ являются заброшенные церкви. Согласно сведениям, полученным мною, обе эти секты исповедуют культ падших ангелов. Но меж ними существует соперничество и, более того, откровенная вражда. Мне сообщили также, что одна из сект связана с некоей городской общиной, однако никому не известно, с какой именно. Могу сказать только, что не с гильдией торговцев тканью, к которой принадлежу я, — торопливо добавил купец.

В Кембридже существовало множество общин и гильдий. Некоторые из них — подобно гильдии торговцев тканью, членом которой был Стэнмор, — полагали главной своей задачей объединение купцов, учреждение общих торговых правил и подготовку учеников. Были среди общин и такие, что преследовали благотворительные или религиозные цели. Так, сэр Ричард Талейт, отец шерифа, некоторое время назад занимавший пост мэра Кембриджа, принадлежал к общине Благовещения. Он вызвал множество нареканий, ибо способствовал получению членами его общины почетных и выгодных должностей — таких как бейлиф или член городского парламента. Нынешний мэр Роберт Бригхэм вышел из простых клерков и был членом общины Святого Петра и Павла. Он тоже отдавал своим собратьям несомненное предпочтение. Впрочем, политика протекций, которой он придерживался, была не столь вопиющей, как у Талейта-старшего.

Некоторое время Стэнмор и его гости оживленно обсуждали, под прикрытием какой из общин может орудовать нечестивая секта. Однако же никто из них не располагал фактами, позволяющими строить убедительные предположения. Майкл уверял, что самое пристальное внимание необходимо обратить на общину продавцов индульгенций. Однако же Бартоломью не придал значения обвинениям товарища, ибо знал о застарелой неприязни, которую Майкл питал к торговцам индульгенциями, наживавшимся на людском отчаянии и легковерии. Стэнмор, издавна враждовавший с красильщиками, которые нередко требовали за окраску ткани непомерно высокую цену, был убежден, что именно их гильдия способна уступить дьявольским искушениям. Бартоломью, в свою очередь, подозревал членов ордена францисканцев. Ему всегда казалось, что их упорное нежелание признавать новейшие открытия медицины является следствием гордыни, внушенной сатаной. Уразумев наконец, что дальнейшие словопрения принесут мало пользы, ибо все участники дискуссии слишком пристрастны, Бартоломью поднялся и заявил, что настало время вернуться к делам.

Стэнмор вышел вслед за гостями, чтобы проводить их до ворот. Во дворе к нему бросился запыхавшийся работник, как видно проделавший изрядный путь бегом. Одежда его была забрызгана грязью, а глаза покраснели от усталости.

— Все пропало! — выдохнул он.

— Что пропало? — в тревоге спросил Стэнмор. — Говори толком, парень!

— Желтый шелк из Лондона! — сообщил гонец, судорожно переведя дыхание. — На нас напали грабители и…

— Что ты несешь? — рявкнул Стэнмор. — Это невозможно. Повозка с шелком идет в большом обозе, в сопровождении надежной охраны.

— У нас не осталось ни лоскута! — упорствовал работник. — Это случилось ночью, когда мы устроили привал. Как вы и приказали, мы выбрали место в самой середине обоза и принялись готовить ужин. Вдруг откуда ни возьмись на нас набросились люди, вооруженные самострелами. Уилл Поттер потянулся было за мечом, но его тут же поразила стрела. Такая же участь постигла двух парней, охранявших бочонки с вином, те, что купил мастер Морис. Эти негодяи разбили все бочонки, подожгли тюки с шелком, захватили с собой все наши съестные припасы и скрылись в ночи. Мы пустились в погоню, да разве поймаешь разбойников в густом лесу, который стал для них родным домом? Впрочем, настигни мы их, все равно не смогли бы справиться.

— Черт! — проскрежетал Стэнмор, в отчаянии сжав кулаки. — А что с Уиллом? — спросил он, схватив посланника за плечо. — Он серьезно ранен?

— Он мертв, — потупившись, проронил гонец.

Щеки Стэнмора покрыла бледность.

— А остальные? Где они сейчас? Есть среди них раненые?

Работник указал в дальний конец улицы; несколько человек, понурых и усталых, брели по направлению к дому Стэнмора.

— Скажи, а раньше тебе не доводилось встречать этих подонков? Ты сможешь их узнать? — спросил Стэнмор, изо всех сил вцепившись в руку гонца, который едва держался на ногах.

Тот отрицательно покачал головой. Вид у него был настолько расстроенный и измученный, что Стэнмор сменил гнев на милость.

— Скажи своим товарищам, пусть отправляются в кухню, — приказал он. — Там им дадут поесть. А после приходите ко мне в контору.

Когда человек ушел, Стэнмор подозвал одного из своих работников и велел ему сообщить о случившемся шерифу. Затем он послал за управляющим, дабы тот позаботился о теле Уилла. Отдав все необходимые распоряжения, Стэнмор устало прислонился к дверям, и Бартоломью увидал, что руки его дрожат. Доктор отлично понимал, что зять его расстроен не только потерей дорогостоящего товара; Стэнмор всегда дружески относился к своим работникам, а погибший Уилл служил ему много лет.

— Дороги с каждым днем становятся все более опасными, — с мрачным видом изрек Майкл. — Позапрошлой ночью мы натерпелись страху, возвращаясь с ярмарки. А ведь от города до ярмарки рукой подать, и шли мы целой толпой.

— Не могу понять, почему грабители сожгли шелк, — проронил Бартоломью. — Зачем они тогда нападали на обоз? Ведь в результате они остались без добычи.

— Ну, эти мерзавцы без добычи не останутся, — возразил Стэнмор. — Не забывай, они похитили сыр и мясо. С едой сейчас трудно, так что, можно сказать, они неплохо поживились.

— И все-таки несколько головок сыру и кусков мяса не стоят риска, которому разбойники подвергали себя, нападая на обоз, — стоял на своем Бартоломью. — И из каких соображений они разбили бочонки с вином и сожгли повозку? Ведь на это потребовалось немало времени. Не проще ли было схватить еду и скрыться в лесных дебрях?

— Мэтт, ты рассуждаешь как университетский магистр, а тут речь идет о разбойниках, — раздраженно заявил Стэнмор. — Этому сброду неведомы соображения здравого смысла. Они вершат злодейства, ибо это доставляет им удовольствие. Самая большая радость для них — приносить людям горе, убыток и разорение. А ты ищешь логики там, где ее не может быть.

— Я тебе очень сочувствую, — произнес Бартоломью. — И мне очень жаль Уилла.