В феврале этого же года Фосетт снова отправился в Южную Америку, надеясь получить финансирование от бразильского правительства. Доктор Райс, чье странствие 1916 года прервалось из-за вступления Соединенных Штатов в войну, уже опять был в джунглях, близ Ориноко — в районе, располагавшемся севернее того, на который нацелился Фосетт, и столетиями считавшемся тем местом, где, возможно, и находится Эльдорадо. Как обычно, доктор Райс выступил с большой, хорошо оснащенной партией, путь которой редко отклонялся от крупных рек. Вечно помешанный на снаряжении, он сконструировал сорокапятифутовой длины лодку, призванную преодолеть, как он выражался, «затруднения в виде неудобных быстрин, сильных течений, подводных камней и мелей». Лодку по частям доставили водным путем в Манаус, как некогда городской оперный дворец; затем ее собрали рабочие, трудившиеся днем и ночью. Доктор Райс нарек свое судно «Элеанор II», в честь жены, сопровождавшей его на менее рискованном этапе путешествия. Кроме того, он захватил с собой таинственный сорокафунтовый черный ящик с циферблатами и торчащими из него проводами. Клянясь, что эта штуковина произведет настоящий переворот в искусстве путешествий, он погрузил прибор на лодку и взял его с собой в джунгли.

Однажды вечером, уже в лагере, он осторожно достал коробку и поместил ее на походный столик. Надев наушники и вертя циферблаты (по пальцам у него при этом ползали муравьи), он различал слабые потрескивающие звуки, точно кто-то шептал из-за деревьев, но на самом деле эти сигналы приходили издалека — из Соединенных Штатов. Доктор Райс ловил их с помощью беспроволочного телеграфа — первого радио, — специально приспособленного для этой экспедиции. Устройство обошлось ему примерно в шесть тысяч долларов — приблизительный эквивалент нынешних шестидесяти семи тысяч.

Каждую ночь, пока дождь капал с листьев и над головой у него резвились мартышки, доктор Райс настраивал свою машинку и слушал новости: о том, что президент Вудро Вильсон перенес инсульт, о том, что «Янкиз» за сто двадцать пять тысяч приобрели в «Ред сокс» Бейба Рута. Хотя устройство не позволяло отправлять радиограммы, оно принимало сигналы, указывающие время на разных меридианах по всему миру, так что Райс мог точнее определять долготу. «Результаты… существенно превзошли ожидания, — отмечал Джон У. Суонсон, участник экспедиции, помогавший управляться с радио. — Сигналы точного времени принимались в любых местах, где возникало такое желание, а ежедневная газета, создаваемая на основе сводок новостей, посылаемых радиостанциями Соединенных Штатов, Панамы и Европы, держала участников экспедиции полностью в курсе текущих событий».

Они прошли по Касикьяре, двухсотмильному природному каналу, соединяющему речные системы Ориноко и Амазонки. Однажды доктор Райс и его люди покинули лодки и пешком углубились в один из районов джунглей, где, по слухам, сохранились какие-то ценные индейские реликвии. Прорубившись в лес на расстояние полумили, они набрели на несколько возвышающихся камней, напоминающих башни, с любопытными значками. Путешественники быстро соскоблили мох и убрали лианы. Камни были испещрены изображениями фигур, напоминавших тела животных и людей. Без помощи более современных технологий (метод радиоуглеродной датировки начал применяться лишь в 1949 году) невозможно было определить их возраст, однако они были похожи на те древние на вид наскальные рисунки, которые видел Фосетт и которые он затем срисовал в свои путевые дневники.

Воодушевленная экспедиция вернулась к лодке и продолжила подъем по реке. 22 января 1920 года двое членов отряда Раиса искали пищу на берегу, когда им показалось, что за ними кто-то наблюдает. Они стремглав кинулись в лагерь и подняли тревогу. И тотчас же на противоположный берег высыпали индейцы. «Крупное, коренастое, темное, отвратительное существо делало угрожающие жесты и что-то непрестанно кричало самым сердитым образом, — писал доктор Райс в своем отчете для КГО. — Густая, короткая поросль украшала его верхнюю губу, а с нижней свисал огромный зуб. Это был предводитель группы, в которой, как мы решили вначале, было около шестидесяти членов, но, казалось, ежеминутно откуда-то вылезают новые, так что в конце концов берег оказался усеян ими, насколько хватало глаз».

У них имелись длинные луки, стрелы, дубинки и духовые трубки. Но что было поразительнее всего, так это их кожа. Она была «почти белой по цвету», как отметил доктор Райс. Это были представители племени яномани — одной из групп так называемых белых индейцев.

В ходе своих предыдущих экспедиций доктор Райс придерживался умеренно-отеческого подхода к туземцам. Фосетт считал, что индейцев, как правило, следует оберегать от «заражения» Западом, доктор Райс же полагал, что их следует «цивилизовать», и они с женой даже открыли школу в Сан-Габриеле, близ Риу-Негру, и несколько клиник, где служили христианские миссионеры. После одного из своих визитов в школу доктор Райс сообщил КГО, что перемена в «нарядах, манерах и общем облике» детей, а также «атмосфера порядка и труда» представляют «разительный контраст в сравнении с грязной деревушкой с маленькими голыми дикарями» — зрелищем, которое было здесь некогда обычным.

Итак, яномани приближались, а люди Раиса стояли и наблюдали за ними, оснащенные самым разнообразным оружием — винтовкой, дробовиком, револьвером, дульнозарядным ружьем и прочим. Доктор положил приношения — ножи и зеркальца — на землю, туда, где на них мог красиво играть свет. Индейцы (вероятно, видя направленные на них стволы) отказались принять дары; вместо этого несколько яномани подошли к путешественникам, наставив на них луки с натянутой тетивой. Доктор Райс приказал своим людям дать предупредительный выстрел, но его жест лишь спровоцировал индейцев, которые начали пускать стрелы; одна упала у самых ног доктора. Тогда Райс дал команду открыть огонь на поражение. Неизвестно, сколько индейцев погибло во время этой бойни. В послании, адресованном КГО, доктор Райс писал: «Иного пути не было, они выступили как агрессоры, отвергнув все попытки вести переговоры либо заключить перемирие и вынудив нас к оборонительным мерам, которые окончились для них катастрофически, что меня весьма огорчило».

Под огнем индейцы отступили, а доктор Райс и его спутники вернулись к лодкам и бежали. «Мы слышали их леденящие кровь крики, когда они преследовали нас по пятам», — вспоминал Райс. Когда экспедиция в конце концов вышла из джунглей, путешественников стали превозносить за храбрость. Однако Фосетта это возмутило, и он сообщил КГО, что такая беспорядочная стрельба по индейцам достойна всяческого осуждения. Кроме того, он не мог удержаться от замечания, что Райс «драпанул», едва столкнулся с опасностью, и что доктор «чересчур мягкотел для настоящего дела».

Однако сведения о том, что доктор открыл древние индейские рисунки и намерен вернуться в джунгли с еще более впечатляющим количеством аппаратуры, привело Фосетта в ярость: он в это время как раз пытался собрать средства для экспедиции в Бразилию. В Рио он жил у британского посла сэра Ральфа Пейджета, своего близкого друга: тот лоббировал его интересы в бразильском правительстве. Хотя КГО и отказалось тратить свои истощившиеся ресурсы на его предприятие, оно рекомендовало своего знаменитого воспитанника правительству Бразилии, написав в телеграмме, что, «пожалуй, у него и в самом деле репутация человека, с которым непросто уживаться… однако при этом он обладает необычайными способностями преодолевать трудности, которые отвратили бы любого другого». 26 февраля была организована встреча Фосетта с бразильским президентом Эпитасио Пессоа и с Кандидо Рондоном — известным путешественником, руководителем Службы защиты индейцев. Фосетт отрекомендовался полковником, хотя после войны ушел в отставку в звании подполковника. Незадолго до этого он обращался в британское министерство обороны с просьбой одобрить это повышение, поскольку он возвращается в Южную Америку, чтобы собрать финансовые средства для экспедиции, и «это вопрос довольно важный». В более позднем прошении он выражается прямее: «Более высокий чин имеет определенное значение при переговорах с местными чиновниками, так как „подполковник“ не только соответствует местному „commandante“, но и является чином, уважение к которому здесь сильно утрачено из-за множества временных офицеров, которым он был присвоен». Министерство обороны отклонило оба его ходатайства, однако он все равно повысил себя в звании: невинный обман, который он поддерживал столь упорно, что в итоге почти все, включая его родных и друзей, знали его лишь как «полковника Фосетта».