— Итак, чем могу служить?

Я поведал ему о своих планах проследить маршрут Фосетта.

— Значит, вы подцепили Фосеттову лихорадку, а? — проговорил он.

К тому времени я болел ею сильнее, чем готов был признаться, и потому я просто ответил:

— Мне кажется, это любопытная история.

— О да. Еще бы.

Когда я спросил, как он выбрался из плена, его поза стала чуть более напряженной. По словам Линча, после того, как его вместе с отрядом перевезли вверх по реке, индейцы заставили их вылезти из лодок и повели вверх по большому глинистому холму. На его вершине индейцы поставили часовых и разбили импровизированный лагерь. Линч рассказал, что пытался замечать все и вся — в попытке высмотреть у них слабое место, — но вскоре их окутала тьма, и теперь он мог судить о похитителях лишь по голосам. Из леса доносились странные звуки.

— Вы когда-нибудь слышали шум джунглей? — спросил Линч.

Я покачал головой.

— Он совсем не такой, как себе представляешь. Он не такой уж громкий, ничего подобного. Но джунгли все время разговаривают.

Он вспомнил, как советовал своему сыну Джеймсу постараться заснуть и как сам в конце концов свалился от усталости. Он не знал, сколько продремал, но, когда он открыл глаза, в первых лучах солнца среди леса ярко блестело острие копья.

Повернувшись, он увидел еще одну сияющую точку. Потом еще. Индейцы всё шли и шли из леса, и все они были вооружены. Их было больше сотни. Линч-младший, проснувшийся от шума, прошептал: «Они повсюду».

— Я сказал ему, что все будет в порядке, хотя и понимал, что не будет, — продолжал вспоминать Линч.

Туземцы образовали круг, в центре которого оказались Линч с сыном, а пять индейцев постарше, видимо вожди, уселись на деревянные пни перед собравшейся группой.

— Вот когда я понял, что сейчас решится наша судьба, — заметил Линч.

Молодой индеец, который накануне возглавлял нападение, выступил вперед и стал сердито высказывать свое мнение перед этим советом (Линч решил, что это собрание — именно совет); время от времени, после того или иного его утверждения, несколько индейцев стучали своими деревянными дубинками в знак согласия.

Другие выступали, обращаясь к вождям, и один индеец, говоривший на ломаном португальском, постепенно перевел Линчу и его спутникам, что их обвиняют в незаконном проникновении на чужие земли. Переговоры тянулись два дня.

— Они спорили час за часом, этому не было конца, мы не знали, что происходит, — вспоминал Линч, — а наш толмач укладывал длинный период в одну фразу. Вот так: бум! — «Они привяжут вас над рекой, и пусть вас съедят пираньи». Или — бум! — «Они вымажут вас медом, и пусть пчелы зажалят вас до смерти».

Тут дверь кабинета открылась, и вошел молодой человек. У него было круглое, приятное лицо.

— Это мой сын Джеймс, — представил Линч. Сейчас ему было двадцать пять, и он был помолвлен. Когда Линч-младший узнал, что мы обсуждаем их экспедицию, отправлявшуюся на поиски Фосетта, он заметил:

— Знаете, у меня было много романтических фантазий о джунглях, но эта история выбила их у меня из головы.

Линч рассказал, что затем племя нацелилось на его сына, трогая и задирая его, и что банкир подумывал уже шепнуть ему, чтобы тот дал деру в лес, хотя смерть там казалась не менее вероятной. Потом Линч обратил внимание, что четверо вождей, казалось, уговаривают пятого, который вроде бы противится их жестоким увещеваниям. Когда несколько индейцев показали, что они намерены связать его сына и убить, Линч, волнуясь, поднялся и подошел к пятому вождю. Через индейца-толмача Линч передал ему, что просит прощения, если его люди чем-то обидели его народ. Предположив, что от этого вождя многое зависит, банкир стал вести переговоры непосредственно с ним, и в итоге они пришли к соглашению: Линч отдаст индейцам все лодки и снаряжение отряда, а взамен участников экспедиции освободят. Пожилой вождь повернулся и несколько минут говорил, обращаясь к совету, но чем дальше он говорил, тем более сердитыми становились индейцы. Потом все притихли, и главный вождь что-то произнес ровным голосом, обращаясь к Линчу. Тот ждал перевода: похоже толмач с трудом подыскивал нужные слова. Наконец он проговорил: «Мы принимаем твои дары».

Пока совет не передумал, Линч взял свой передатчик, который перед этим отобрали у него туземцы, и отправил сигнал SOS, указав свои координаты, после чего для их спасения был отправлен специальный самолет. Выкуп обошелся им едва ли не в тридцать тысяч долларов.

Линч добавил, что он был последним членом отряда, которого освободили; лишь оказавшись в безопасности, на борту взлетевшего самолета, он снова вспомнил о полковнике Фосетте. Он задумался: может быть, Фосетта с сыном тоже взяли в заложники? Может быть, они пытались предложить выкуп, но им это не удалось? Линч рассказал, как смотрел в окно самолета на холм, где его вместе с отрядом три дня держали в плену. Индейцы собирали оставленные им вещи, и Линч видел, как туземцы постепенно сливаются с лесом.

— Не думаю, что кому-нибудь удастся разгадать тайну исчезновения Фосетта, — проговорил Линч. — Это невозможно.

На экране компьютера, стоявшего на столе у Линча, я заметил спутниковое изображение — зазубренные горы. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что эта картинка имеет непосредственное отношение к экспедиции, которую планирует Линч.

— Отбываю через два дня. Мы собираемся на вершины Анд.

— Только не я, — вставил Джеймс-младший. — Мне надо готовиться к свадьбе.

Он попрощался со мной и вышел, а Линч заговорил о своем предстоящем путешествии. — Мы разыскиваем самолет, который разбился в Андах в 1937 году, — сообщил он. — Никто так и не сумел найти эту штуку. — Он рассказывал об этом очень воодушевленно, однако вдруг прервал разъяснения и произнес: — Не говорите моему сыну, но я был бы не прочь увязаться за вами. Если найдете что-нибудь о Z, вы просто обязаны мне сообщить. Я вас прошу!

Я обещал. Перед тем как я ушел, Линч дал мне кое-какие советы.

— Во-первых, вам нужен первоклассный проводник, такой, который имеет связи со всеми племенами в этом районе, — заявил он. — Во-вторых, вам надо проникнуть на эту территорию как можно незаметнее. Фосетт был прав: слишком большой отряд только привлекает к себе ненужное внимание. — Еще он просил меня быть осторожнее. — И помните, — сказал он, — нам с сыном просто повезло. Вообще-то большинство экспедиций, которые отправлялись искать Фосетта, так никогда и не вернулись.

Это не было откровением, эдакой вспышкой молнии. Нет, теория складывалась постепенно, подбирая недостающие ключики там и тут, то замедляясь, то ускоряясь, совершая неожиданные повороты: след собранных доказательств тянется издалека, еще с тех времен, когда он служил на Цейлоне. В форте Фредерик Фосетт впервые осознал, что даже великое царство может оставаться спрятанным от окружающего мира среди джунглей и что, уступая неумолимому натиску времени, его дворцы и улицы могут исчезнуть под лианами и древесными корнями. Однако идея о Z, о забытой цивилизации, затерянной где-то в Амазонии, по-настоящему начала овладевать Фосеттом, когда он впервые встретился с враждебно настроенными индейцами, — теми самыми, которых ему советовали избегать любой ценой.

В 1910 году он вместе с Костином и другими спутниками плыл на нескольких каноэ, исследуя неизученную часть боливийской реки Хит. Вдруг на них дождем посыпались семифутовые отравленные стрелы, впиваясь в борт его каноэ. Один испанский монах некогда описывал, что произошло с его спутником, пораженным таким оружием: «Как только стрела пронзила его, он испытал великую боль… ступня ноги, в которую он был ранен, сделалась весьма черна, и яд постепенно поднялся по его ноге, подобно живой твари, и помешать продвижению его оказалось невозможным, хотя и испробовали все средства, дабы прижечь ее огнем… и когда яд добрался до сердца его, он умер, пребывая в великих страданиях до третьего дня, когда он отдал душу Богу, ее сотворившему».