Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Приехала?

– Нет еще, в ожидании. Секретарь ихний приехал, орудует, чтобы как лучше… Книжку сочинил, все там обозначено: какого она звания, по каким землям ездила, какое вино кушает…

– Нашего, должно быть, не употребляет, потому от нашего одна меланхолия, а игры настоящей быть не может.

– По Невскому теперича мальчишки с патретами ее бегают…

– А какая у них игра: куплеты поют али что?…

– Игра разговорная. Очень, говорят, чувствительно делает. Такие поступки производит – на удивление!., Ты то возьми: раз по двенадцати в представление переодевается!..

– Пожалуй, на чугунке встреча будет.

– Уж теперь народ разгорячился! Теперь его не уймешь! Давай ходу!.. Билеты-то выправляли – у конторы три ночи ночевали. Верно говорю: три ночи у конторы народ стоял, словно на святой у заутрени. Насчет телесного сложения, говорят, не совсем, а что игра – на совесть! Убедит! Дарья Семеновна на что уж женщина равнодушная, слов никаких понимать не может, а и та ложу купила.

– Которые ежели непонимающие…

– Да она не за понятием и идет, а больше для бливиру, образованность свою показать. Капитал-то виден, а все прочее-то доказывать надо.

– Сырой-то женщине, словно, не пристало…

– Пущай попреет, зато говорить будут: «Дарья Семеновна Сару Бернар смотрела». Лестно! Опять и цыганы-то в доме надоели. Ведь сам-то, окромя цыганов, никаких театров переносить не может. Ему чтоб дьякон многолетие сказывал, а цыганы величальную пели. В театре сиди, говорит, сложимши руки – ни выпить тебе по-настоящему, в полную душу, ни развернуться как следует; а цыганы свои люди – командуй, как тебе угодно.

– Ну да ведь не Рашель же, даже и не Ристори!

– Да ведь ты не видал ни ту, ни другую: как же ты можешь судить?

– Нет, видел… То есть, Рашель не видел, а Ристори видел.

– А Сару Бернар не видал: как же ты можешь их сравнивать?

– Да ты прочти…

– Что мне читать!.. Я обеих видел.

– Господа, я вас помирю. Когда здесь была Арну Плесси…

– Это к нашему спору не относится; мало ли кто здесь был. Он не признает Сару Бернар, а для меня она – высшее проявление драматического искусства.

– С вами спорить нельзя…

– Вы бы лучше бутылку велели, чем пустяки-то говорить. Каждый человек на своем месте. Что нам путаться в чужие дела. Давай бутылку…

– Нет, Иван Гаврилович, творчество великое дело!..

– Так что же?

– Поважней бутылки!

– Так ты поди с ним и целуйся, а нам не мешай.

– Я помню, когда Рашель произнесла свое знаменитое «jamais», – весь театр дрогнул!..

– В чем это?

– Теперь уж я не помню…

– Завели вы эти темные разговоры, ничего не стоющие. На языках на ихних вы производить не умеете…

– Да ведь вы ходите в итальянскую оперу, а языка не понимаете…

– Так что же! Это я только для семейства порядок соблюдаю. Жене с дочерью требуется, а мне одна тоска. Кабы буфета не было…

– Кабы у нас поменьше буфетов-то было…

– Что ж, ты думаешь – лучше? Буфет на потребу, без него нельзя… Прибежище!.. Все одно – маяк на море…

– Я вам скажу, что Сара Бернар…

– Да что, она тебе родня, что ли? Ну, дай ей бог доброго здоровья!..

– Ах, Иван Гаврилович, милый вы человек, а, извините меня, невежа.

– А ты выпей. Это тебя сократит, может, что поумнее скажешь. Хотя я невежа, это уж так богу угодно, а только я на чести: чего понимать не могу, об там и разговору не имею. Ты, может, четыре рихметики обучил, где ж мне с тобой сладить. Одно осталось – выпить с горя. Прости меня, господи!..

– Да вы не обижайтесь…

– Зачем обижаться…

– Сара Бернар действительно явление! Легко к ней относиться нельзя. Это дочь парижской улицы, как метко и справедливо сказано в одной газете. Ведь недаром же Европа и Америка преклонились перед ее дарованием.

– Пущай к нам приедет. Наши тоже разберут.

– В самом деле, небывалая вещь: отличный рисовальщик, изумительный скульптор и очаровательная актриса!..

– Вы помните Виардо?

– Она певица была!..

– Виноват, не Виардо, а как ее…

– Фанни Эльслер?

– Не записано ли у вас еще кого-нибудь в вашем поминанье-то? Валяй всех за упокой и за здравие.

– Василий, сходи к повару. Пусть он даст стерлядь à la Сара Бернар…

– Слушаю-с…

– Постой! Спроси у эконома: есть у нас в клубе вино, которое пьет Сара Бернар?

– Публика просто с ума сходит! Представьте, у театральной конторы по целым суткам стоит.

– А вы видели, на Невском показывают женские телеса, разными красками разрисованы? Стечение публики тоже большое. Старичок один подошел к картинке-то, да так и замер. Что, думаю, дедушка, хорошо!..

– Это картина Сухаровского?

– Уж там я не знаю чья, но только… я вам доложу!.. Для набалованного человека, может, великое удовольствие, а для чистой души…

– То есть, такого русопета,[17] как Иван Гаврилович…

– Я верно говорю! Соблазн! Ничего нет хорошего.

– А в Пеште-то она провалилась!

– Кто?

– Сара Бернар.

– Да ведь это газетная сплетня! Это ненависть венгерской прессы к России.

– Что тут общего: Сара Бернар и Россия!.. Что она, русская подданная, что ли?…

– А в Одессе не провалилась! А в Филадельфии не провалилась! Ну, пусть наши сыграют так, как Сара Бернар!..

– Ну, пусть Сара Бернар сыграет так что-нибудь из нашего репертуара…

– Повар не знает, как приготовить стерлядь – по-русски или паровую?

– Дура он! Ему сказано – à la Сара Бернар… Пусть что-нибудь покрошит… Ну, черт его возьми, давай паровую.

– А вина тоже нет.

– Глупо!

– А вы достали билет?

– Два посыльных, дворник да три пролетария у конторы три ночи ночевали и…

– И?…

– Шиш!..

– Однако!..

– Время-то она нехорошее выбрала… Летнее бы дело в «Аркадии» – публике-то полегче бы было, и ветерком обдует, и все… А в театре жарко…

– Поверьте, что ее слава газетами раздута…

– Не раздуешь, как раздувать нечего!

– Поверьте, все можно раздуть!

– Даром народ кричать «ура» не станет! Даром за каретой народ не побежит!..

– Я не побегу!

– А я побегу!

– Я не буду вас останавливать.

– А я не буду вас больше убеждать.

– Василий! Дай мне судака агратан.

– Господа, будемте справедливы, не будем на себя рук накладывать. Неужели русская актриса не может возвыситься до Сары Бернар! Неужели госпожа…

– Позвольте!

– Да не перебивайте же меня, дайте мне досказать. Неужели госпожа…

– Я знаю, что вы хотите сказать… Никогда не может! Все будет доморощенное, а не европейское. Язык не тот! С нашим языком только можно до Киева дойти, дальше он не действует, а по-французски говорит весь свет.

– При чем тут язык? Мартынов играл по-русски и заставлял перед собою преклоняться.

– Но не Европу!

– Нет! Европу! Лучших драматических художников Европы.

– Я вчера разговаривал с нашими театральными рецензентами. Все в один голос говорят, что раньше шестого декабря ничего нельзя сказать положительного.

– Когда здесь была Арну Плесси!..

– Честной компании!

– Василию Ивановичу! Откуда изволили?

– Из «Ливадии».

– Что сегодня – «Фатиница»?

– Черт ее знает! Мы в буфете сидели. Вот скандалище-то заворотили! Вот вертунов-то наделали! Околоточный два часа протокол составлял…

– Что долго? Стихами, что ли?

– На Сару Бернар достали?

– Нельзя же-с! Да я ведь только для шуму… Я люб лю очень шум в театре. Этак у меня часто: пошлю артельщика с ребятами в воскресенье в театр, навалит их человек сорок. А от меня такое приказание: кто бы ни вышел – старайся! Такой шум заведут – страсть! Кричат bis, да и шабаш…

– Не угодно ли стаканчик?

– Спасибо, не хочется.

– В виде опыта – выкушайте.

– Право, не хочется…

– За здоровье Сары Бернар! Дай ей господи огреть хорошенько публику, а нам за нее порадоваться да поблагодарить за наставление, что она нами не побрезговала.

вернуться

17

Русопет – русский, с грубо выраженными шовинистическими взглядами, квасной патриот.

9
{"b":"130590","o":1}