Матвей. Как же нашли-то?

Демка. По собакам, собаки означили. Жена за мной выскочила, а за ей и гости, которые побежали. Вытащили меня, привели к куму, опять я этой настойки выпил три стаканчика, согрелся… (Прислушивается.) Взаправду кричат… (Выбегает из шалаша и снова возвращается.) Выходи все! (Все выходят.) Слышь!

Все смотрят друг на друга вопросительно; с противоположного берега слышится глухой стон.

Матвей. Далече!..

Потап. Окрикни.

Матвей. Держись!.. Держи-ись!

Снова слышится стон.

Демка. Тонет, братцы!

Потап. Постой. (Прислушивается.) Да! Чья-то душа богу понадобилась. Отвязывай лодку.

Матвей. Эка, наша река блажная! Сколько она за лето народу переглотает.

Берут весла, отвязывают лодку. Матвей с Демкой садятся.

Потап. Садись живо. Матюха, отчаливай. Права держи… На голос ступай. Ах ты, господи!..

Лодка быстро отваливает.

Кузьма. Где найти: долго больно держался-то! Демка-то еще когда сказывал, что кричит.

Потап. Поди ж ты.

Кузьма. Слава богу, что ночь-то светлая. Ишь ты, зоря-то… белый день… Да вон, вон… видишь – плещется…

Потап. И то!

Кузьма (кричит). Вправо забирай!..

С лодки слышатся голоса: «Держись! Держи-ись!»

Потап. Бог милостив. Видишь… окунулся. Вон… опять выскочил. (Следят внимательно.)

Кузьма. Сохрани, господи, всякого человека.

Потап. Не видать?

Кузьма. Опустился!.. Должно, конец его душеньке…

Потап. Кричит что-то. (Долго смотрят с напряженным вниманием.)

Кузьма. Вон поплыл, вон поплыл… Должно, вытащили. Как-то бог дал.

По реке раздается неясный говор; всходит солнце; Потап и Кузьма крестятся; лодка подходит к берегу.

Потап. Что, братцы?

Матвей. Подержи лодку-то. Чуть было, сам не утоп. Какой тяжелой, бог с ним. Принимай, ребята.

Потап с Кузьмой выносят труп на берег, Потап. Не опущай наземь. Качай так.

Матвей. Ничего не поделаешь, – мертвый.

Кузьма. Взаправду мертвый.

Потап. А может… (Начинают откачивать.) Только, ребята, чтобы не разговаривать, не пужать.

Демка. Нет, братцы, смотри-ко: спина-то у его как посинела.

Все смотрят.

Кузьма. Да.

Потап. Воды много наглотался.

Демка, Долго оченно.

Кладут труп на рогожу.

Матвей. Как ухватил-то я его, еще он, ровно бы, жив был.

Демка. Подошли-то как мы, еще он держался.

Потап. Мы видели.

Матвей. Долго оченно в воде-то я его искал. (Выжимает подол рубашки.) Продрог как… Ухватил я его за волосья-то, словно бы маненько шевелился.

Потап. Какой здоровенной парень-то.

Кузьма. Надо быть, купец.

Демка. Купец и есть: ишь, какая одежина-то.

Матвей. И как, братцы, это он попал?

Пота п. Как попал! Может, ограбили да бросили. Большая дорога по той стороне-то пошла…

Кузьма (покрывая труп рогожкой). Отмаялся ты на сем свете, голубчик.

Никита выходит из шалаша; слышится звон колокола.

Потап. В монастыре к заутрене ударили.

Все крестятся.

Упокой, господи, душу раба твоего.

Все. Упокой, господи.

Матвей (к Никите). А ты что ж не крестишься? Крестись.

Никита (бессознательно). Упокой, господи, душу раба твоего.

Потап. Что ж, ребята, теперь ступай к становому, Объявить надо, так и так…

Кузьма. Затаскают нас, братцы, теперича.

Демка. Да, не помилуют. Пожалуй, и в острог влетишь!

Кузьма. Хитрого нет.

Матвей. За что?

Демка. А за то.

Матвей. За что, за то!

Демка. Там уж опосля выйдет разрешение…

Матвей. Коли ежели так, я его опять в реку сволоку.

Демка. Экой дурак! Ты крещеный ли?

Матвей. Да как же! За что ж меня в острог…

Демка. Я сидел раз в остроге-то, за подозрение. Главная причина, братцы, говори все одно, не путайся. Месяца два меня допрашивали. Сейчас приведут тебя, становой скажет: «Вот, братец, человека вы утопили; сказывай, как дело было». Ничего, мол, ваше благородие, это я не знаю; а что, собственно, услыхамши мы крик, и теперича, как человек ежели тонет, отвязали мы, значит, лодку…

Кузьма. Ну вот, ребята, слушай, да и помни. Чтоб всем говорить одно.

Матвей. Отвязали мы лодку, подошли к энтому самому месту и, значит, вытащили.

Кузьма. Мертвого?

Матвей. Вестимо, мертвого.

Кузьма. То-то.

Демка. А насчет того, что откачивали, – молчи. Потому скажет: как ты смел до его дотронуться? Какое ты полное право имеешь? Коли ежели человек помер, опричь станового никто не может его тронуть. Так вы это и понимайте.

Матвей. Ишь ты, лохматый черт, как он судейские-то дела произошел.

Демка. Я, мол, как свеча, горю перед вашим благородием, прикажите хоть огни подо мной поджигать, – я ничего не знаю. «Я, скажет, братец, верно знаю, что это ваше дело». Говори одно: как вашей милости будет угодно, я этому делу непричинен.

Потап. Так, значит, все так и говори. Баб-то нет, некому над тобой и поплакать-то.

Демка. Может, матушка родная по ем теперича плачет.

Матвей. Кто ж, ребята, пойдет?

Демка. Да я пойду.

Потап. Ступай, брат. Ты насчет разговору лучше.

Демка. Я разговаривать с кем хошь могу. (Идет в шалаш.)

Кузьма. Ах, господин честной, хлопот нам твое тело белое понаделало.

Потап. Богу там за нас помолит.

«Современник». № 1, 1862 г.

На берегу реки, поросшем ивой, землянка. Из реки выдался в берег большой камень. На противоположном крутом берегу старый барский дом, с заколоченными окнами.

Дедушка Степан сидит у землянки, чинит сапог, Иван подходит.

Иван. Бог помощь, дедушка Степан.

Дедушка Степан. Спасибо, милый человек, спасибо тебе. Что бог дал?

Иван. Плохо!.. Пару чирят… (К собаке.) Куш, ляжь тут, подлая.

Дедушка Степан. Что мало?

Иван. С ружьем что-то… оченно отдавать стало… нет никакой возможности. Утрось зайца хлестанул, насилу сам на ногах устоял… В кузницу надо зайти, казенник отвернуть… Ильич не проходил?

Дедушка Степан. Выпалил тут кто-то по реке.

Иван. Должно, он, окромя его некому. Надо полагать, он теперича к Кривому колену ударился.

Дедушка Степан. Отошел он, значит, от генерала-то?

Иван. Отошел, места ищет.

Дедушка Степан. А житье, кажись, ему было хорошее.

Иван. Умирать бы не надо, но только и терпеть нет никакой возможности.

Дедушка Степан. Ну!

Иван. Оченно уж дерется… Так дерется – страсть! Ежели он теперича стреляет и как, например, мимо – сейчас егеря в ухо. Лучше не стой близко… Сапожки гоношишь?

Дедушка Степан. Да, парнишке Мавриному… починить просил…

Иван. Это черненький-то?

Дедушка Степан. Да, черненький. Вчера прибежал: «Дедушка, говорит, почини». Такой шустрый мальчишка, я таких и не видывал. Даром что махонькой, от земли не видать, а пойдет говорить – складнее барского сына. Ежели бы его в ученье в какое хорошее…

Иван. Ты ребят уж больно балуешь, сказывают.

Дедушка Степан. Целый день они у меня тут. Вот жар-то посвалил, все сейчас прибегут. Васютка уж вон там под ивой старается, удит. С большим мне, друг, хуже, верно тебе говорю… не люблю… а парнишко придет – первый он у меня человек. Ты думаешь, парнишко что? Он все понимает, все смыслит, только ты его не бей, не огорчай его…