Зрелищем войск наслаждаясь. Густые ряды их сидели, Медью щитов округленных и копий, и шлемов щетинясь. Точно как зыбь, что над морем струится, когда лишь недавно Западный ветер поднялся, и волны от зыби темнеют, — Так волновались в долине фаланги сидевших троянцев И аргивян. Приамид между ними поднялся и молвил: "Слушайте, Трои сыны и ахейцы в прекрасных доспехах! Ныне я слово скажу вам, как сердце в груди повелело. Клятвам союза свершиться верховный Кронид не дозволил. Он, замышляя несчастья, обоим войскам предназначил Биться, покуда иль наш крепкобашенный город возьмете, Или погибнете сами вблизи кораблей мореходных, Ибо собрались у вас все храбрейшие мужи Ахеи. Ныне же тот, кого сердце со мной побуждает сражаться, Пусть выступает вперед и с божественным Гектором бьется. Так предложу я, и Зевс да свидетелем будет пред нами: Если меня он убьет заостренною медью, доспехи Пусть он с меня совлечет и к судам отнесет мореходным, Труп же он должен вернуть, чтоб троянцы и жены троянцев Дома, когда я умру, мое тело огню приобщили. Если ж его я убью — Аполлон пусть дарует мне славу — Снявши доспехи с него, в Илион отнесу я священный, В храме повешу их там Аполлона царя Дальновержца. Прах же отдам отнести к многогребным судам я ахейским, Чтобы его погребли пышнокудрые дети Ахеян, Чтобы насыпали холм перед Геллеспонтом обширным. Скажет тогда кто-нибудь из людей в поколеньях грядущих, На многовесельном судне по черному плавая понту: — Вот надмогильный курган умершего древле героя. Некогда, полного силы, убил его Гектор блестящий. — Скажет он это, и слава моя никогда не погибнет". Так он промолвил и все сохраняли молчанье, внимая, Ибо стыдились отвергнуть, принять же боялись тот вызов. Быстро поднялся тогда Менелай и промолвил им слово, Всех упрекая обидно и сердце в нем тяжко стенало: "Горе! Хвастливое племя, ахеянки вы, не ахейцы! Ныне поистине будет страшнейшим для нас посрамленьем, Если никто из данайцев не выступит с Гектором биться. Лучше б совсем вы пропали, развеялись прахом и паром, Вы, кто сидите здесь вместе, без сердца в груди и без славы! Сам я оружье беру против Гектора. В небе высоком Жребий сокрыт у богов, существующих вечно". Так говоря, он облекся в доспехи прекрасные брани. Тут бы тебе Менелай, под могучей рукой Приамида, Жизни конец подоспел — так как был он гораздо сильнее, Если б вожди аргивян не сдержали тебя, устремившись, Если б тебя Агамемнон, владыка с обширною властью, Не взял за правую руку и слова тебе не промолвил: "Что, Менелай, ты безумствуешь, Зевса питомец? Безумьем Ты не поможешь себе. Воздержись, хоть печалишься сердцем. С мужем, сильнейшим тебя, сгоряча не желай состязаться, С Гектором, сыном Приама: его и другие страшатся. Сам Ахиллес — а тебя он гораздо отважней душою — С ним трепетал повстречаться в жестоком бою мужегубном. Но повинуйся и сядь, удалившись к отрядам дружины. Вышлют другого бойца против Гектора дети ахеян. Как Приамид ни бесстрашен и как ни желает сражаться, Все же он с радостью, верю, колени согнет, коль вернется Ныне из гибельной битвы, опасности страшной избегнув". Так говоря, убедил Менелая герой Агамемнон, Ибо советовал должное. Тот покорился. И тотчас С плеч Менелая доспехи служители радостно сняли. Нестор поднялся тогда средь ахейцев и слово промолвил: "Горе! Великая скорбь, знать постигла ахейскую землю! То-то бы старец наездник Пелей застонал теперь громко, Мудрый советник дружин мирмидонских и славный вития, Если б услышал, что все перед Гектором ныне трепещут, Все аргивяне, чей род и потомство он, радуясь сердцем, Некогда в доме своем узнавал от меня, вопрошая. Руки к бессмертным богам он верно воздел, умоляя, Чтобы из тела душа отлетела в обитель Аида. Отче Зевес, Аполлон и Афина! О, если бы стал я Моложе, как прежде, когда аркадийцы, метатели копий, Встретив пилосцев вблизи Келадона, текущего быстро, С ними сразились у вод Иардана, под башнями Феи. Первым бойцом почитался Эревталион богоравный. Ареифоя владыки носил он вкруг тела доспехи, Дивного Ареифоя, по прозвищу Палиценосца. Так его звали и мужи и пышноодетые жены, Ибо не длинным копьем и не луком в бою подвизался, Но булавою железной фаланги врагов сокрушал он. Все же Ликург умертвил его, только лукавством, не силой: В узком проходе настиг, где железною палицей гибель Тот отклонить бы не мог. И Ликург, устремившийся первый, Дротом пронзил его в грудь, и на землю свалился он навзничь. |