Мышцы ступни позади на обеих ногах проколол он Между пятою и костью, ремни прикрепил к ним бычачьи И с колесницей связал, голова по земле волочилась. После он стал в колесницу, подняв дорогие доспехи, Тронул бичом лошадей, и они полетели охотно. Тучей поднялся песок над влекущимся телом, и кудри Темные с прахом смешались, в пыли голова его билась, Дивно прекрасная прежде, теперь осужденная Зевсом На поруганье врагов, на родимой земле Илионской. Так голова Приамида грязнилась в пыли. А Гекуба Милого сына узрела и стала рыдать безутешно, Волосы, плача, рвала, далеко покрывало откинув. Жалобно громко стонал и отец, и кругом вся дружина, В городе жители все предавались стенаньям и воплям. Было похоже на то, как если б высокая Троя Вся от основ до вершины пылала, объята пожаром. Мужи держали с трудом исступленного скорбного старца. Он из Дарданских ворот на долину идти порывался. В прах он упал, расстилался по грязной земле, умоляя И называя отдельно по имени каждого мужа: "Други, оставьте меня! О, пустите, на скорбь не взирая, Выйти из города мне одному и направиться к флоту. Буду молить о пощаде того вредоносного мужа. Возраст, быть может, почтит он и старость мою пожалеет. Ибо отец Ахиллеса таков же как я, — знаменитый Старец Пелей, воспитавший его на погибель троянцам. Всем причинил он страданья, а мне еще больше, чем прочим. Сколько, жестокий, убил у меня сыновей он цветущих! Но и печалясь о всех, ни о ком я так громко не плачу, Как об одном. В Аид низведет меня горе о мертвом Гекторе милом. Зачем на моих он руках не скончался! Мы бы насытились плачем, мы б вдоволь над ним нарыдались, — Мать, что его родила, злополучная, вместе со мною". Так говорил он, рыдая, и граждане рядом стонали. Горестный плачь подняла и Гекуба средь женщин троянских: "Сын мой, теперь без тебя как я жить, горемычная, буду, Вытерпев столько печали? И ночью, и днем перед всеми Ты моей гордостью был, о, защита троянской твердыни, Славных троян и троянок, тебя принимавших как бога, Ты бы, живой, навсегда пребывал их великою славой. Ныне же черная смерть и судьба овладели тобою". Так говорила в слезах. А жена Приамида в то время О происшедшем не знала. Еще не явился к ней вестник С грустною вестью правдивой, что Гектор убит за стеною. В дальнем покое дворца она ткала прилежно двойную Цвета пурпурного ткань, рассыпая узоры цветные. И приказала по дому прекрасноволосым служанкам Медный треножник большой над огнем поместить, чтоб готовой Теплая ванна была, когда Гектор из битвы вернется, Ибо не думала бедная, что далеко от купаний Под Ахиллесовой дланью его укротила Афина. Вдруг услыхала она завыванья и вопли на башне. Выпал челнок из руки и колени у ней подкосились. Снова она обратилась к прекрасноволосым служанкам: "Две да сопутствуют мне. Я увидеть хочу, что случилось. Голос почтенной свекрови мне издали слышан, и сердце Выпрыгнуть хочет из тела, от страха сгибаются ноги. Верно случилась беда с сыновьями владыки Приама. Очень боюсь (да пребудет несчастье от слуха далеко!), Как бы могучему Гектору сын богоравный Пелея К Трое пути не отрезал, погнав одного по долине, Как бы копьем не смирил он его безрассудной отваги. Гектор врагов ожидает, не стоя в толпе, как другие. Он выбегает вперед, ни пред чьей не склоняется силой". Так говоря, из дворца устремилась она как менада, С трепетно бьющимся сердцем и шли за ней следом служанки. Вскоре она добежала до башни, где мужи толпились, Быстро взобралась на стену и стала, кругом озираясь. И увидала супруга, влекомого прочь от твердыни. К легким судам беспощадно влекли его кони. И непроглядная ночь ей мгновенно окутала очи. Навзничь она повалилась, как бы испуская дыханье. В прах далеко с головы ее светлые пали повязки, Яркий повойник скатился, тесьма и плетеная сетка И покрывало, что в дар ей дано золотой Афродитой В день, когда в жены ее из чертога царя Этиона Взял шлемовеющий Гектор, несчетные выдав подарки. Вкруг Андромахи толпились золовки ее и невестки, Полуживую держа, пораженную ужасом в сердце. После того как очнулась и чувство вернулось к ней в душу, Плачем она залилась и воскликнула в круге троянок: "Гектор, о, горе мне, бедной! Для равной родились мы доли, Ты — в Илионе высоком, в чертоге владыки Приама, Я — у лесистого Плака, в прекрасно устроенных Фивах, В доме царя Этиона. Меня, горемычную в женах, |