Фабий, увидев, как командир, словно сам ветер, несется по полю, нарушил строй и выехал ему навстречу. Под взглядами усталых людей он сказал:

— Вы нашли то, что искали, не правда ли?

Светоний улыбнулся и кивнул. Он оглянулся, и Фабий проследил за его взглядом.

— Скажи мне, легат, почему это место идеально для битвы? — сказал командующий, указав на холм и мыс позади него.

Фабий оценил местность и ответил:

— Наши люди будут стоять на вершине холма, а врагу придется взбираться, чтобы вступить в сражение, так что у нас преимущество. Из-за деревьев на склонах холма мы не будем подвергнуты атаке с флангов, однако наша кавалерия может выехать из леса и напасть на вражескую армию, заставив ее обороняться с обеих сторон. Крутой склон позволит нашим людям не бояться окружения.

Светоний кивнул.

— Но по пути сюда мы уже видели подобные места, — заметил он. — Почему же я избрал именно это?

Теперь Фабий был более осторожен. То был вопрос, отличавший командующего от начальника легиона. Он получил повышение от Светония и теперь должен был его оправдать.

Он не отвечал, пока не уверился в том, что понял вопрос верно, и затем произнес:

— Устройство местности предполагает, что бритты будут продвигаться по широкой части равнины. Но когда они перейдут ее, то попадут в невероятно узкое ущелье, и это заставит их перестроиться и идти почти цепочкой, плечом к плечу, к тому же у них не будет возможности как следует использовать топоры и мечи. Следовательно, наши войска подвергнутся лишь незначительным атакам.

Довольный Светоний жестом призвал своего помощника продолжать.

— Скопление врагов на острие атаки, — сказал Фабий, — приведет к тому, что воины на флангах будут бездействовать и станут легкой добычей для нашей кавалерии. Когда мы начнем убивать бриттов, которые будут продвигаться по ущелью, многие обратятся в бегство, но это окажется невозможным. Они столкнутся с теми, кто будет пытаться прорваться, и произойдет полный хаос, столь нам выгодный.

Посмотрев на Фабия, Светоний негромко произнес:

— И еще кое-что.

Легат внимательно оглядел будущее поле битвы, но, ничего не найдя, покачал головой.

Улыбаясь, Светоний подсказал:

— А как же лучники?

Последняя часть головоломки, заданной командующим, нашла свое место. Ухмыльнувшись, Фабий сказал:

— Ну конечно! И глуп же я! Как только бритты дрогнут, продвигаясь по ущелью, они будут толпиться и ждать, когда смогут двинуться дальше, и станут прекрасной целью для наших лучников, засевших на склонах ущелья. Наши просто засыплют их стрелами. Это будет не сражение, а бойня. Это прекрасный план, мой командир, поздравляю.

Светоний кивнул:

— Теперь ты понимаешь, почему я так долго выбирал место? Нас десять тысяч, а у Боадицеи — сто тысяч или даже более. Местность даст нам силу еще пятидесяти тысяч воинов. Один римлянин будет стоить пяти бриттов.

Они повернули лошадей и поехали вдоль своих войск.

— Ты отлично справляешься, Фабий. Когда мы закончим с восстанием Боадицеи, я прослежу, чтобы ты вернулся в Рим и Сенат дал тебе должность военного трибуна.

Фабий уставился на командира в изумлении:

— Трибуна? Но… я просто не знаю, что сказать…

— Конечно, если мы проиграем завтрашнее сражение, то твои шансы на повышение, да и просто на дальнейшую жизнь серьезно уменьшатся. Так что я предлагаю сейчас приказать нашим людям разбить лагерь и подготовиться к величайшему сражению, какое видела эта страна. Я хочу, чтобы выставили дополнительных часовых, а солдаты должны заняться оружием и доспехами. Центурионы обязаны все проверить ночью или к утру, но до рассвета. За сломанное или тупое оружие — порка. Далее, сегодня будет только еда, никакого вина. Только вода и яблочный сок, который им уже понравился. Тот, кто пригубит вина или будет замечен пьяным, будет наказан лишением жалованья за два месяца и двойной поркой. Все солдаты должны быть подняты за час до восхода солнца и построены в центурии. Они пройдут к этим холмам так, словно это триумфальное шествие по улицам Рима, и свой холм будут охранять бдительнее, чем дома своих семей. Сами их жизни зависят от этого. Дисциплина должна быть железной, Фабий. Никаких исключений.

Фабий кивнул и отправился к центурионам, чтобы передать им приказы. Запрещение вина не было встречено с радостью, но это была важная мера, особенно если бритты ожидались ранним утром, вскоре после рассвета.

Римский лагерь был разбит на берегу реки. Светоний продолжал осматривать местность и размышлять над позициями войск.

Его вновь начали терзать сомнения.

Было ли это место достаточно удобным для решения его задачи? А если он принял неверное решение? Тогда вместо победы и лаврового венка, вместо приветственных криков римлян, радующихся его триумфу — может, даже триумфальной арки, — вместо всех этих почестей его тело будет разрублено на части, над трупами его и всех его воинов будут виться мухи, и кости былой римской славы останутся белеть на солнце?

Но все сомнения позабылись, как только он начал обдумывать маневры, которые были необходимы для отражения наступающих орд. У «горла» ущелья он поставит три ряда копейщиков: первая линия будет иметь короткие копья, чтобы вонзать их в незащищенные тела первых бриттов, пробившихся сквозь узкий проход. Сразу за ними будут стоять воины с мечами и длинными копьями. У третьей линии будут только копья. Так он отразит наступление первых отрядов бриттов. Внезапная остановка перед холмом вызовет хаос десяти тысяч воинов в хвосте, и они начнут проталкиваться к передним рядам. Начнется свалка, и именно тогда он перейдет в атаку.

Грозный защитный барьер замедлит продвижение бриттов и сорвет их атаку, что сделает возможными действия его конницы. Когда всадники начнут садиться на коней, он прикажет трубить наступление. Линии копейщиков расступятся, чтобы пропустить воинов с мечами, а те перешагнут через тела убитых бриттов и уничтожат живых.

Но была ли это тактика лучшей? Или нужно было, чтобы сначала лучники замедлили наступление бриттов, а может быть, следовало приказать им стрелять уже по отступавшим, чтобы посеять хаос? Не стоило ли приготовить парочку баллист, чтобы деморализовать нападавших, или осыпать их камнями уже после разгрома, когда они побегут прочь? Разница в числе воинов между армиями римлян и Боадицеи делала любую ошибку трагической. И если боги решили избрать для него кару, тогда его собственное имя и честь рода будут прокляты навеки.

Продвижение к Мандуессенду

И х движение уже не было столь же быстрым и легким, как при выходе из Лондиния. После разрушения Веруламия они пили, совокуплялись, снова ели, пили и вновь совокуплялись. Было похоже, что вся Британия внезапно остановилась и принялась отмечать какой-то нескончаемый праздник. Мед, вино и сидр брали свое, и теперь воины шли с трудом.

Они шли все медленнее, уже без всякого энтузиазма, но жаловались на требования идти быстро и просили остановки для отдыха. Хоть некоторые все еще желали выдворить римлян из Британии, а кто-то хотел отомстить за осквернение их земли, большинство двигалось только потому, что двигалось. Некоторые даже останавливались у дороги и уверяли своих друзей, что скоро встанут и присоединятся к ним, но Боудика знала, что они исчезнут в лесах и вернутся к себе домой, оставив ее сражаться дальше. Резня в Камулодуне, убийства в Лондинии и грабеж в Веруламии утолили их жажду мести. Теперь праздник закончился, и они хотели отправиться по домам.

Но вместо каждого ушедшего вновь приходили десять бриттов, они с криками радости следовали за ее армией, пока та не стала такой большой, что она даже не могла ее сосчитать. Она никого не упрекала за дезертирство: ведь, будь такая возможность у нее, она тоже взяла бы своих детей и вернулась домой, к своему очагу и друзьям, закрыла бы дверь и навсегда стерла бы в памяти воспоминания о прошедшем месяце.

Но она уже не была в руках веселого бога Луга, напротив, ужасный бог Тевтат диктовал каждый ее шаг, даже ее мысли, страхи и жажду римской крови. Боудика устала и знала, что те, кто был с ней с самого начала, тоже очень устали. Но в отличие от нее самой их усталость не удваивалась гнетом ответственности, а развеивалась спиртным, развлечениями, бездумным движением.