Селяне оставляли работу в поле или выходили из своих домов и улыбались нелепой забаве. Они видели, как утомились дети от непрерывного марша и военной подготовки, которую устроила им Боудика, и предлагали ее «армии» овсяные лепешки и воду с медом.

…Казалось, еще немного, и можно будет сражаться! Но пришло время с деревьев снимать плоды, из ульев брать мед, убирать репу, жать пшеницу и другие злаки, и все дети покинули ее армию, чтобы помочь своим родителям в труде, который был куда важнее воинских забав. Собранный урожай был спрятан в больших ямах — их закрыли деревянными щитами, а сверху засыпали землей и соломой, чтобы припасы не обнаружили римляне.

Жизнь пошла своим чередом.

47 год н. э. Близ деревни иценов, Восточная Британия

Они знали, что нужно хранить молчание, даже когда охота закончилась и пришло время возвращаться домой. Это было не так, как в старые дни, до вторжения римлян — дни, когда Боудика с друзьями могла мчаться верхом по полям и лесам, смеяться и стрелять в цель по дороге на охоту или возвращаясь домой. Те дни, счастливые и беззаботные, ушли в прошлое, как и ее детство.

Четыре года прошло с момента завоевания Британии римлянами, а Боудика по-прежнему оставалась твердой в своем убеждении, что бритты должны сплотиться и вытеснить завоевателей с родной земли. Жизнь менялась не в лучшую сторону, но она по-прежнему радовалась каждому дню и находила все новые поводы для озорства. Особенно ей нравилось устраивать всякие пакости римским солдатам: то она подбивала жителей деревни отдать им испорченную провизию вместо свежей, то запихивала в середину мешков с драгоценным зерном речной ил. Все, что угодно, лишь бы досадить римлянам. А те нередко обнаруживали подвох уже в нескольких милях от деревни, когда было слишком поздно возвращаться и выяснять, кто из жителей это сделал.

Порой Боудика просыпалась совсем рано и раздумывала, как бы еще выставить дураками ненавистных римлян и тех, кто с ними дружил.

Нынче был как раз такой день. Боудика с двумя друзьями из соседней деревни возвращалась с охоты. Как обычно, шли вдоль самой опушки леса — на случай, если их заметят римские солдаты, теперь вездесущие на новых дорогах, построенных ими по всей земле бриттов. Они шли тихо и осторожно, избегая веток и сучьев, треск которых мог бы насторожить оказавшегося поблизости римлянина. В дальних полях они поймали двенадцать зайцев — на некоторое время достаточно еды для себя и семей в деревне. И вдруг услышали в тишине отдаленный мужской смех.

Чуткая к любой опасности, Боудика в то же мгновение замерла и знаком велела друзьям остановиться. Они прислушались и снова услышали смех, однако на этот раз к нему присоединились и голоса двух других мужчин.

Боудика приказала своим спутникам опуститься на колени, пытаясь определить, откуда доносились эти звуки. Сменивший вдруг направление ветер донес до них запах костра и еды. Боудика показала рукой, что неизвестные люди находятся от них к северу; там, где была новая римская дорога.

Подростки осторожно двигались в высокой траве, крадучись, словно волки, пока не увидели людей.

Римляне. Четверо. Их повозка стояла у ближайшего дерева, к которому были привязаны лошади, и эти люди были, несомненно, сборщиками податей, потому что повозка была нагружена мешками — данью с ближайшей деревни.

Боудика почувствовала, как в ней закипает гнев. Но воли себе давать было нельзя — отец строго-настрого наказал всегда избегать римских солдат. В поле или на дороге ее не спасет то, что она — дочь одного из вождей иценов; захватчики обойдутся с ней как с рабыней, схватят и, еще до того как родители узнают, что случилось, отправят на корабле в Рим. И это если повезет; многих просто убивали…

Но было что-то невыносимое в этих беззаботных римлянах, сидевших у костра здесь, на ее земле, и пожиравших отобранную еду, дышавших ее воздухом. Разум говорил, что она должна повернуться и тихо уходить, но сердце кричало о другом, а лучше всего она чувствовала себя тогда, когда слушалась зова сердца, а не доводов разума.

Озорная улыбка появилась на ее лице. Два ее друга, хорошо зная эту улыбку, сразу поняли, что девушка задумала какую-то каверзу.

В полной тишине она знаками показала им, что собиралась сделать. Когда друзья ее поняли, то чуть было не расхохотались на всю округу, но Боудика зажала рот рукой, призывая и их к молчанию.

Они бесшумно приблизились к римлянам на расстояние в полсотни шагов. Медленно и осторожно нашли то, что искали, — молодое деревце вдвое выше человеческого роста, зеленое и гибкое, с маленькой кроной. Между этим деревцем и римлянами у дороги ничего больше не росло.

Двое молча притянули деревце к земле. Это была непростая работа, дерево сопротивлялось. Но, не сломав ни одной веточки, они согнули его так, что листва коснулась земли.

Пока друзья удерживали дерево, Боудика сплела ветви в подобие ложки, затем отвязала и поместила туда одного из убитых зайцев. Оценив направление, велела друзьям отвести крону дерева немного вправо и дала знак. Отпущенное дерево сразу распрямилось, и заяц полетел прямиком к римлянам.

Это происходило совершенно бесшумно, и потому Боудика издала пронзительный вопль, который римляне услышали одновременно со шлепком тушки зайца о землю всего в четырех шагах от себя. Троица бриттов повалилась в траву, изо всех сил сдерживая хохот. Римляне вскрикнули от неожиданности, схватили оружие и приготовились к обороне, но кругом снова была тишина.

Боудике пришлось щипать себя, чтобы не издать нй звука. Через траву и кусты ей были видны римляне, с опаской смотревшие на зайца, который пролетел по воздуху и упал к их ногам.

Один из них опасливо выступил вперед с мечом в руке и поднял тушку. Потом кивнул другим, чтобы они внимательно осмотрелись, нет ли поблизости готовых к нападению кельтов. Но тишина успокаивала. Они еще немного постояли, прислушиваясь, готовые защищаться, а потом быстро потушили костер и поскорее покинули это зловещее место.

Когда они скрылись из виду, трое бриттов упали на землю и нахохотались до колик. Они знали, что это приключение будет их секретом, о котором они не должны рассказывать никому. Боудика подобрала зайца, и они возвратились домой.

Именно римские дороги сделали все каким-то одинаковым. Для начала римляне выкапывали параллельные траншеи, и земля, взятая из них, поднимала дорогу над окружающей местностью. Дороги мостили большими плоскими камнями. Это были длинные и прямые дороги, они пересекали земли бриттов, связывая римские военные лагеря и города-муниципии[9] построенные для поселения и торговли римлян. Некоторые из них возникли на месте прежде существовавших поселений бриттов, другие — на новых местах. За четыре года, прошедшие с появления римлян, дороги, проложенные по всей стране, стали самым заметным знаком римского присутствия. Они были сооружены столь продуманно, что ни вор, ни убийца, ни мятежная армия, ни отряды племен не смогли бы затаиться рядом и остаться незамеченными. Дороги сделали путешествия быстрее и безопаснее, колеса повозок уже не ломались и не застревали в грязи. Но самым важным было то, что фрукты, зерно, хлеб и мясо доставлялись из одного места в другое так быстро, что не успевали испортиться в летнюю жару или перемерзнуть зимой. Появление дорог было одним из преимуществ, которым родители Боудики оправдывали римское присутствие.

— Никогда не слушай, что говорят друиды, — настаивал Гэдрин, унимая дочь, когда до деревни дошли вести о новом разгроме Каратака. — Я знаю, что ты не любишь римлян, но не забывай о том, что они принесли нам много достижений своей империи, и теперь мы можем ими пользоваться. Посмотри на нашу жизнь, на деньги, которые мы зарабатываем торговлей с ними! Ты что, думаешь, у тебя были бы такие красивые одежды, если бы не приходили деньги из Рима? Или мы смогли бы содержать всех этих слуг и рабов, если бы я с ними не торговал? Посмотри, по какой цене мы продаем украшения, которые делают наши люди, и зерно, что мы выращиваем! Неужели ты не видишь, насколько лучше мы стали жить с тех пор, как римляне принесли сюда мир и порядок? Ты хочешь жить в омуте войн, которые раздирали наши племена до прихода римлян?