— Ты говоришь смело, но хорошо, королева иценов.

Но король еще сомневался.

— А почему катувелланы должны присоединиться к тебе? Да, ицены — великий народ, но они много лет были союзниками Рима. Твои люди больше стали римлянами, чем сами римляне. Я знаю, что ты и твой покойный муж носили римскую одежду, ели римскую еду и жили на вилле, построенной так, как если бы она располагалась на одном из римских холмов. А теперь ты просишь правителей бриттов, которые сражались и потеряли многих друзей, отказаться от ответственности за своих людей и присоединиться к тебе, чтобы отомстить римлянам за то, что они сделали тебе и твоим дочерям! Почему мы должны это делать? Вспомни, что мои братья погибли, сражаясь с Римом…

— Именно по этой причине ты и должен присоединиться к нам, Кассивеллан. Если ты не будешь сражаться, римляне увеличат налоги, и еще больше твоих людей попадет в рабство. Но если ты вступишь в войну, то достигнешь успеха только тогда, когда присоединишься к остальным, из других племен. Ты и твоя семья — великие воины, которые сражались, но были побеждены мощью Рима. Ицены не выступали против Рима, и потому для нас восстание имеет большее значение и важность. И оно найдет отклик по всей Британии. Все узнают о разгроме, на который я обрекла римлян за их преступления. Я намерена мстить! Каждый бритт, мужчина или женщина, поймет мою ненависть, и она войдет в каждый дом, каждую деревню и каждый город бриттов!

Ее слова разнеслись по всей зале и были услышаны всеми, и ярость ее была столь открытой и сильной, что это могло повредить сейчас ее делу.

Кассивеллан кивнул, но произнес с сомнением:

— Это слова женщины, которая носит свою ярость, словно ребенка. Но насколько хороша эта женщина в сражениях? Светоний — самый сильный и бесстрашный из всех римских полководцев. У него нет ярости, один лишь долг. Он великий стратег и не бросается бешено в битву. Холодным умом и тактикой он победит нас.

— Я одержала победу… — начала она.

Смех короля прервал ее.

— Это был почти не защищенный город, населенный римлянами слишком старыми и пьяными, чтобы держать меч. Половина его гарнизона отправилась на запад сражаться против восставших. Это, Боудика, не настоящая победа.

— Ты забыл, что я уничтожила пять тысяч римских воинов, которые шли им на помощь, — отчеканила она.

Он взглянул на нее и кивнул:

— Да, я слышал об этом, и ты права. Я недооценил тебя. Но даже теперь на твоей стороне — только внезапность и удача. Теперь, когда римляне знают о тебе, они предпримут все, чтобы тебя остановить.

Она кивнула, ибо он был совершенно прав. Она пришла сюда, чтобы победить его, но, похоже, встретила свое первое сокрушительное поражение.

— Мое завоевание Лондиния уже в течение недели покажет, что Камулодун не был лишь подарком удачи…

— Опять же, Боудика, Лондиний — легкая добыча. Там нет ни стен, ни защитных сооружений, есть лишь чиновники, купцы и моряки, хозяева таверн и постоялых дворов, их жены и дети. Его гарнизон — ничто в сравнении с той армией, что сражалась на западе. Вопрос не в том, чтобы создать огромную армию и вырезать римских поселенцев. Я спрашиваю, как ты будешь действовать, когда встретишься с армией, самой сильной в мире? Как поведет себя Боудика, когда на поле битвы лицом к лицу столкнется с тысячами римлян и ощутит на себе силу закаленных сражениями римских легионов?

Она молча кивнула. Эти же мысли преследовали ее уже месяц.

— Боудика не встретится с римской армией, как не встретятся ни ицены, ни катувелланы, ни тринованты, — ответила она. — С ними встретится армия бриттов. То, что ты говоришь, Кассивеллан, — правда, которая хорошо мне известна. Но помнишь ли ты римский символ высшей власти — пучок прутьев ликтора? Он прост, но имеет глубокий смысл, этот символ они пронесли через полмира. Одна ветка легко может быть сломана, как могут быть сломлены пять. Но связка объединяет много ветвей, и переломить их становится невозможно даже самой большой силе. В этой связке прутьев римляне поместили топор, чтобы показать свою мощь и предупредить любого противника об опасности нападения на их армию. На нашей земле — двадцать три разных королевства. Римляне заключили договора и покорили нас одно за другим. Если бы мы объединились тогда, еще перед приходом Клавдия, мы отбросили бы его армии и не были бы побеждены никогда. Мы должны думать как один человек, а не как разнородная толпа. Мы живем на одной земле, а не на нескольких. Только объединившись, мы можем быть свободны. Задача моей жизни теперь — примирить все племена и народы Британии и собрать в одну силу, в пучок ветвей с топором ярости бриттов посередине, готовым вонзиться в тело любого римлянина, который посмеет напасть на нас.

Кассивеллан кивнул и отпил меду.

— В твоих словах, Боудика, есть правда. Но если бы я восстал против римлян, никто из других племен не присоединился бы ко мне, потому что все видели бы Кассивеллана из катувелланов, и старые распри и вражда заглушили бы здравый смысл. Вот почему я знаю, что никогда не поведу, такие силы. Но ты можешь проиграть, и тогда через твой позор будет посрамлена вся Британия. Ты храбра и тверда, но чтобы я присоединился к тебе со своими людьми, ты должна доказать, что можешь по-настоящему управляться с такой армией. Как ты можешь это доказать?

Посмеет ли она бросить ему вызов? Теперь это был единственный выход из положения.

— А как король может доказать, что он достаточно храбр и умел для того, чтобы присоединиться ко мне?

Кассивеллан внезапно рассердился:

— Нет в Британии воина более храброго или достойного, чем я!

— Разве Кассивеллан выигрывал сражения? — тихо спросила Боудика. — Он обладает знаниями о тактике римлян? Понимает, как римляне думают? Я — это понимаю. Так докажи мне, что ты так же хорош на деле, как на словах. А если нет, то я уйду и буду искать другого, более достойного короля.

Они смотрели друг на друга. Боудика заставляла себя сохранять спокойствие, а Кассивеллан, услышав такое перед всей своей семьей и приближенными, покраснел от гнева. Боудика уже молилась, чтобы ее вызов не привел к тому, что он просто проткнет ее мечом.

Внезапно расхохоталась Белла, и король с удивлением посмотрел на нее. Один за другим и все за столом начали смеяться. Пытаясь преодолеть хохот, королева промолвила:

— Королева Боудика, ты отлично постояла за себя! У моего мужа нет ответа на твои вопросы, как нет их ни у кого другого. И то, что ты сказала, — верно. Только на поле боя любой из нас может доказать свою храбрость и умение, а со времен Каратака никто не выступал против римлян.

Она оглянулась на свою семью и советников и сказала:

— Я скажу, что катувелланы присоединятся к тебе. Я говорю, что мы встанем с тобой плечом к плечу, и мы будет сражаться с римлянами.

Ее сестра, сидевшая рядом, подхватила:

— Я тоже согласна. Мы будем сражаться вместе с вами. Как бритты!

Все сидевшие за столом одобрительно зашумели. Только король, уязвленный своеволием женщин, сохранял молчание. Боудика посмотрела на него с беспокойством, ибо его выбор был теперь самым главным.

— Ну что, великий король, присоединишься ли ты ко мне?

Негромко и спокойно Кассивеллан ответил:

— Присоединюсь и буду сражаться, Боудика. Я буду стоять рядом с тобой, а не позади. Но катувелланы не будут подчинены никому из бриттов.

— Хорошо, — ответила она, — ведь каждый бритт так же важен, как стоящий рядом с ним. И неважно, где он был рожден и к какому племени принадлежит.

Это было лучшее, на что только она могла надеяться. Встав, она обошла стол, поцеловала каждую женщину, назвав ее сестрой, а когда подошла к королю, то обняла и его.

— Никогда еще я не чувствовала большей гордости оттого, что мы бритты, и уверенности в том, что мы поступаем правильно. Я обнимаю тебя, Кассивеллан, как короля и брата, и приветствую твой народ. Да пребудут с нами боги!

60 год н. э. Марш к Лондинию