«Пеструха», — недружелюбно подумал Викеша и вышел из библиотеки.

Отец был во дворе.

— Тятя, мне три рубля надо.

— Зачем?

— Книжки думаю брать в библиотеке, а там без денег не дают.

— На книжки? Не дам, — решительно ответил отец, — ишь что выдумал, дай ему три рубля на книжки, — точно обращаясь к невидимому слушателю, заговорил Степан. — Мы целый век, слава богу, прожили без книжек и живем не хуже людей, а он выдумал — дай ему три рубля. Сегодня на книжки, завтра на тетрадки, ишь ты! Да где я тебе напасусь денег-то? Ты вот лучше иди уроки учи, а после обеда порожние мешки в амбаре пересчитать надо. Скоро возчики приедут.

Опустив голову, Викеша вошёл в дом.

— Ты что такой невесёлый? Двойку получил? — собирая на стол, спросила мать.

— Тятя мне денег не даёт на книжки.

— Сколько тебе надо?

— Три рубля.

Дарья поднялась наверх и вернулась с трёхрублёвой бумажкой.

— Возьми. Только учись хорошенько.

Викеша с благодарностью посмотрел на мать и спрятал тройку в учебник. Теперь он может читать любую книгу. Да и Сёмке можно давать. У Сёмки ведь денег-то нет, а он всё — таки друг.

Вечерами, когда родители укладывались спать, Викеша осторожно спускался на кухню, зажигал лампу и просиживал за книгами до утра. Новый, неизведанный, чудесный мир открывался перед его мысленным взором. Дебри Южной Африки, необъятные прерии Америки, необитаемые острова. Он поражался смелости юных охотников, восторгался храбростью и благородством Оцеолы, вождя семинолов. Он чуть не плакал над «Хижиной дяди Тома» и забывал обо всём на свете, мысленно путешествуя с детьми капитана Гранта.

Но особенный интерес вызвал у него «Овод», и Викеша увёз его в Озёрную. И вот сегодня, забравшись в палисадник, он с трепетом перечитывал страницы полюбившейся книги.

Через деревья просачивался яркий луч солнца, освещая вдумчивое лицо мальчика, погружённого в мысли о далёкой, незнакомой Италии. Ему казалось, что он слышит вдохновенный голос Овода: — «Падре, мы — жизнь и молодость. Мы — вечная весна, мы — будущее человечества. Заря близко!»

«Мы — будущее человечества», — взгляд мальчика подолгу останавливался на клочке голубого неба, который виднелся через густые кроны деревьев. Не всё было понятно Викеше, но какое-то хорошее, доброе чувство овладевало им, когда он читал «Овода».

— Викеша! — послышался с улицы голос, — пошли на рыбалку! — через забор палисадника перелез Назарка. Он присел на корточки и спросил: — Ты что читаешь?

— «Овода».

— Что-о? — протянул в изумлении Назарка, — разве он тебя не кусал?

— Кто?

— Овод.

— Нет, здесь написано про человека по кличке Овод. Он был революционер.

— А-а-а. А я думал про паутов. А что такое ре-волюцио— нер? — Назарка с трудом выговорил незнакомое слово.

— Я и сам не знаю, — сознался Викеша. — Революционер — это, должно быть, каторжанин, — продолжал он, — Овод бежал с каторги. Кого бы спросить? — Викеша вопросительно посмотрел на друга. — Спрошу, однако, у Евгении Ивановны учительницы, — решил он.

— Ты мне почитай про Овода, — попросил Назарка.

И, забыв о рыбалке, ребята до вечера просидели за книгой.

— Ух, как здорово! — поднимаясь на ноги, произнёс в восхищении Назарка. — Поп даже чашу с дарами разбил, грохнул её об пол. Стало быть, жалко было Овода…

— Он ему сын, — тихо ответил Викеша.

— А зачем Овод в тюрьме своего отца отшил? — не унимался Назарка.

— Он не любил попов, — объяснил Викеша.

Разговор ребят был прерван Авдотьей Максимовной. Она позвала внука ужинать.

— У меня есть ещё одна книжка, «Гарибальди» называется. Приходи завтра сюда, будем читать вместе, — предложил Викеша.

— Нет, лучше сходим с утра на рыбалку. Я возьму удочки и тятин дробовик. Пойдём на Большое.

— А зачем ружьё? — заинтересовался Викеша.

— Скажу потом, — таинственно прошептал Назарка к, усевшись на забор, погрозил пальцем. — Ты только никому не сболтни. Ладно?

Булыгин молча кивнул головой.

Озеро Большое расположено недалеко от Озёрной. Противоположный берег его упирается в огороды соседнего села Белоногово. Растекаясь постепенно на большие «рукава», оно образует многочисленные протоки, густо заросшие камышом. Разные звери водятся там. Не так давно охотники видели камышового кота. Он выслеживал утиный выводок и, завидев людей, метнулся в заросли. Об этом Назарка слышал от своего отца. И вот теперь, шагая с ружьём и удочками к озеру, он говорил деловито:

— А хорошо бы найти дикого кота, трахнуть ему в голову, а потом сделали бы чучело и продали в Раздольном. Правда?

— Тебе домашнего не убить, а не то, чтобы дикого, — махнул рукой Викеша.

— Давай поспорим? — глаза Назарки заблестели. — Ты думаешь, я не умею стрелять? Айда-ка, — и в голосе мальчика прозвучала хвастливая нотка. — Если кот попадётся, трахну из ружья — и готов. Мне только бы увидеть, — произнёс он уверенно и, заметив насмешливый взгляд Викеши, спросил: — Не веришь?

— Нет.

— Давай об заклад. Если я кота убью, ты отдашь мне пятьдесят бабок и плитку, на которой нарисованы рыбки. Ладно?

— А если не убьёшь? — спросил Викеша.

Назарка замялся: бабок и железной плитки у него не было.

— Я тебе отдам Турмана, — решил он.

Ребята, точно цыгане на конном базаре, ударили по рукам. Отвязав от прикола лодку, они поплыли вдоль берега, огибая маленькие островки, заросшие густым камышом.

Стоял жаркий полдень. Солнечные блики плавно качались на лёгкой зыби, то опускаясь вниз, то поднимаясь вверх. Казалось, они плыли вслед за лодкой. Ребята не заметили, как оказались перед плотной стеной камыша. Сидевший за веслом Викеша, взглянув через плечо на дремлющего Назарку, спросил:

— Дальше поедем или нет?

Разморённый жарой, тот вяло ответил:

— Греби на Белоноговское плёсо… Я спать хочу.

— Эх ты, охотник, — сказал укоризненно Викеша и повернул лодку к протоке.

Впереди виднелся небольшой мысок, окружённый с трёх сторон заводью. Обняв ружьё, Назарка спал. Стараясь не производить шума, Викеша неторопливо грёб на мысок. Вдруг он увидел утиный выводок и остановил лодку. Утята, постепенно приближаясь к мысу, отряхивались слабыми крылышками, гонялись друг за другом и подпрыгивали вверх за мошками. И тут зоркие глаза Викеши разглядели на кромке камыша недалеко от выводка круглую голову кошки. Зверь, видимо, поджидал доверчивых утят.

— Назарка, Назарка, — потряхивая за плечо спящего «охотника», зашептал Викеша, — смотри, на мыске кошка…

Словно какая-то неведомая сила подбросила Сорокина.

— Где?

— Смотри влево, видишь?

Там, где плавал утиный выводок, из камышей высунулась и точно замерла голова рыжего кота.

— Целься, — шепнул Викеша.

Назарка бесшумно положил ствол на борт лодки и, тщательно прицелясь, выстрелил. Кот, высоко подпрыгнув, упал. Испуганные утята исчезли под водой. Быстро работая веслом, Викеша погнал лодку к мыску. Через несколько мгновений они были уже на берегу. Поспешно раздвигая камыши, кинулись к убитому коту.

К изумлению «охотников», перед ними лежал обыкновенный домашний кот, и, приглядевшись к нему, Назарка озадаченно почесал под картузом.

— Викеша, а я этого ворюгу знаю. Ведь это же соседки Дарьи кот, она его вторую неделю ищет… Что теперь делать?

— Тяни его за хвост на берег. Там закопаем и всё, — посоветовал Викеша.

Вытащив кота из камыша, ребята положили его в небольшое углубление и забросали землёй.

Возвращаясь обратно к лодке, Викеша опросил Назарку:

— Когда принесёшь Турмана?

— Какого Турмана? Мы о чём спорили? — загорячился Сорокин. — Спор наш был о диком коте, ты ведь сам говорил, что мне не убить даже домашнюю кошку. Дарьиного кота я ухлопал? Ухлопал. Так чего же ещё надо?

— А ну тебя! — взявшись за весло, сердито ответил Викеша. — Кошачий охотник, — протянул он презрительно. Оттолкнувшись от берега, они поплыли к знакомому мыску. Над озером носились чайки, жалобно кричали чибисы, и где— то далеко в камышах гоготали гуси.