– Успокойтесь, Богдан Станиславович! Что с вами?
– Со мной? Со мной пока ничего… И это самое страшное! Пока ничего… Пока… Но сколько это может длиться? Еще день, два, месяц, год? Я не могу, я задыхаюсь… Я беспомощен, я не могу ничего с собой поделать! Трус, самый распоследний трус!
– Так все-таки скажите же наконец, что с вами происходит?
– Капитан, я знаю, от чего умерли Слипчук и Лубенец. Нет, не перебивайте меня! Давно знаю. Очень давно.
– Откуда это вам известно?
– Алексей Иванович, я четверть века работаю адвокатом. Записка. Все дело в ней. Я понял, все понял… Все! Это не блеф.
– Да, действительно, вы правы.
– Вот! И я испугался… Смерти испугался! Чего ради? В мои годы? Запаниковал… Это я-то, полковой разведчик, старший сержант Михайлишин! Да какой я после этого… тьху! Ходил в штыковую – не боялся, "языка" брал – не боялся, сколько раз прикрывал отход разведгруппы – не боялся! А теперь вот… струсил… По ночам не сплю… дверь на замке! Водку… пью… Стыдно… Стыдно! Опустился! И ничего, ничего поделать с собой не могу. Понимаете, ничего!
– Я просто затрудняюсь что-либо вам ответить… Все это очень сложно… Мое сочувствие вам не поможет. Но я думаю, что вы совершенно напрасно себя изводите.
– Да-да, может, вы и правы… Может быть… Послушайте, Алексей Иванович! Мне помнится, вы однажды спросили у меня про Ковальчука.
– Просто, в разговоре…
– Не-ет, не просто! Я понимаю: идет следствие, и вы не вправе мне что-либо рассказывать… Служебная тайна… Вот я после этого разговора и задумался – к чему все это? Почему именно Ковальчук? И вы представляете, кое-что вспомнил! Не знаю, насколько это вам интересно, но поведение Ковальчука в тот день было каким-то странным…
– В какой день?
– Понимаете, у меня зубы в общем-то пока на удивление неплохие. Нельзя сказать, что я чересчур много уделяю им внимания, но в мои годы иметь такие… У нас в роду у всех зубы отличные. Только два у меня отсутствуют. В одном из поисков встретились с немецкой разведкой, и в рукопашной фриц автоматом заехал по челюсти. Так вот, не помню, с какого времени у меня стояли обычные, металлические. Но с некоторых пор ко мне на работу зачастил Ковальчук – мы с ним были просто знакомы. Он обращался с просьбой посодействовать в возвращении патента. И вот однажды Ковальчук намекнул мне, что хорошо бы поставить вместо моих старых протезов новые, золотые. Я сначала было отказался, а потом подумал: почему бы и нет? Денег жалко, что ли? И согласился. Записался в очередь – желающих вставить золотые зубы и коронки очень много, очередь длинная, года два ждать нужно. И забыл, представьте себе, об этой встрече. И вот перед моим отъездом на лечение ко мне зашел Ковальчук. Домой. Сказал, что подошла моя очередь и что мне нужно срочно явиться в стоматологическую поликлинику. Я пришел туда, и он мне изготовил два отличных протеза. Вот они…
– Так что же здесь необычного?
– А то, что, как оказалось, моя очередь не подошла и до сих пор: я недавно проверил! Вот тогда мне и вспомнилось, что Ковальчук сказал на прощанье, когда поставил протезы: "Вам они к лицу. Думаю, что вы скоро убедитесь в этом. И вспомните лучшего зубного врача города…" При этом он так посмотрел мне в глаза, что я невольно содрогнулся. Вам когда-нибудь приходилось видеть вблизи глаза змеи? Именно такие были у Ковальчука в тот день…
– Постойте, постойте, Богдан Станиславович! Минуту…
"Вспомнил! Наконец-то! Неужели?!"
Бикезин схватил папку с делом об убийстве Слипчука и Лубенца и принялся лихорадочно листать ее. Фотографии судмедэкспертов. Есть! Как же это он раньше не догадался об этом? Нельзя медлить ни минуты! И капитан включил селекторную связь – срочный вызов дежурной машины…
26
Преступник отмалчивался уже два дня. Серые глаза равнодушно смотрели куда-то вдаль и только изредка вспыхивали злобой, которая превращала лицо в маску ненависти. Односложные "да" и "нет" – вот и все, что удавалось добиться Бикезину и его коллеге-следователю на допросах…
– Ну что же, будем по-прежнему молчать? Посмотрите сюда! Это фоторобот, притом довольно удачный; как видите, это вы собственной персоной. Нам удалось проследить ваш путь вплоть до Новороссийска. Вот свидетельские показания кассира железнодорожной станции, проводниц вагона, вашей попутчицы. Корешок авиабилета, паспортные данные – Домич Богдан Михайлович. "Липа". Хорошо сработанная, явно не кустарщина. К этому вопросу мы еще возвратимся… Скажите, вы знакомы с Гостевым Олегом Гордеевичем?
– Нет.
– Странно… Вот фотография, а это еще одна, фоторобот – со скульптурного слепка. Так каким образом, гражданин Ковальчук, этот самый Гостев очутился под обломками вашего дома?
– Не знаю.
– Зато мы знаем… Но и об этом чуть позже. Кто вас отвез на станцию?
– Какая разница?
– Нет, есть разница! Джон Капустяк.
– Не знаю такого.
– А вот он вас знает. И притом неплохо. А теперь скажите, Ковальчук, где ваши знаменитые иконы?
– Сгорели во время пожара.
– Ну не скажите… Вот заключение экспертов, фотографии икон и каталог лондонского аукциона "Сотбис", в котором значатся и ваши иконы. Кстати, вот официальное заключение эксперта "Сотбис" Ричарда Камбера о подлинности икон и свидетельские показания Либермана, Колядко и Козлова, которые видели именно эти иконы у вас, гражданин Ковальчук. Так каким образом они попали в Лондон?
– Не знаю!
– А где остальные иконы, тоже не знаете?
– Нет.
– Ну что же, придется освежить вашу память, коль вы позабыли свой тайник в Новороссийске. Прошу! Вот они!
Бикезин открыл небольшой ящик, в котором лежали иконы, аккуратно упакованные в бумагу и полиэтиленовые мешочки.
– Как видите, в полной целости и сохранности. Между прочим, самые ценные из вашей коллекции. Побоялись отправить посылкой через знакомых Мирона Сергача? Правильно сделали, Ковальчук. Иконы действительно представляют собой большую историческую и художественную ценность и вскоре займут по праву принадлежащее им место в музее. Единственное доброе дело, которое, не ведая о том, вы совершили… А теперь перейдем к следующему вопросу: ваша настоящая фамилия?
– Ковальчук.
– Вот заключение о вашей смерти, свидетельские показания и прочее… Достаточно?
– Да.
– Так в чем же дело?
– Мне все равно, под какой фамилией я буду значиться в списках расстрелянных…
– Расстреляют вас или нет, решит суд. Прошу это учесть в дальнейшем и не упорствовать, не отмалчиваться. Пусть я еще раз повторюсь, но чистосердечное признание суд не оставит без внимания, и вы это обязаны знать.
– Возможно…
– Итак, ваша фамилия? Опять не хотите отвечать? Тогда посмотрите на эту фотографию. Узнаете? Семейство Баняков в полном составе! А рядом с Мирославом, будущим главарем банды Гайвороном, стоите вы, сын младшего брата лавочника Баняка – Степан Баняк! И братец ваш Богдан, который подвизается сейчас в Канаде среди оуновцев вместе с Гриньйохом, капелланом батальона "Нахтигаль", свояком старого Баняка!
– Предпопожим, я Степан Баняк. Что из этого?
– Так предположим, или вы подтверждаете, что ваша фамилия Баняк?
– Да… Подтверждаю.
– Это уже хорошо… Из этого кое-что следует. Поскольку вы Степан Баняк, значит, хорошо знали Гайворона. Надеюсь, вы не будете отрицать этот факт?
– Гайворона я не знал.
– Ну как же, Мирослав Баняк не ваш двоюродный брат?
– Мирослав – да, а Гайворона я не знаю, и вообще, впервые слышу эту кличку… или фамилию…
– Так и запишем… У вас была пишущая машинка?
– Нет, не было.
– А вот соседи утверждают обратное. Читайте.
– Ошибаются…
– И грузчик приемного пункта "Вторчермета" Сулименко, который продал вам пишущую машинку системы "Ундервуд", тоже ошибается?
– Было такое дело… Только я вскоре выбросил ее на помойку из-за неисправности.
– Значит, и этот факт вы подтверждаете?
