Я слушаю его спокойный, густой голос, смотрю на улыбку его аккуратных губ и понимаю, что Еськов сейчас совершенно уверен в обратном, то есть убежден в том, что все у него обойдется и что своей горечью, грустным своим разговором он уже вызвал к себе ту спасительную «симпатию», которая подчас может оказаться сильнее фактов…
Его уводят, а на другой день я читаю его стихи, которые он написал в камере, карандашом на трех бумажных полосках:
ЭТО НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ!
Двадцать лет минуло с тех пор,
Но разве можно такое забыть?
Зверский!
Кровавый!
Фашистский террор!
Правду нельзя ведь убить!
Это было в сорок втором!
Город стонал под чужим сапогом,
Город тонул в крови и слезах,
Город задохся в чужих руках.
В нашем крае тогда помещалась
Шайка убийц,
которая звалась
Зондеркоманда СС десять «а»,
«Службу смерти» она несла.
Край наш постигла беда.
Землю топтала злая орда,
Грабила, вешала, била, пытала.
Старых отцов, матерей убивала.
Даже детей…
— живьем зарывала.
Страшной команда эта была.
В зверствах своих она превзошла
Древних татар,
экзекуторов Рима,
Пилата — царя Ирусалима.
Трудно мне эти строки писать,
Но про такое нельзя забывать.
Да разве можно те годы забыть?
Разве можно опять допустить?
Чтобы недобитый зверь пришел,
Чтобы он снова войною пошел?
Чтоб не воскресла черная сила.
Нет!!! -
говорят народы мира.
Нет!!! говорят они войне.
Мир будет вечно на земле!
Он передает эти бумажки следователю и удовлетворенно закуривает, потому что верит в силу фраз, в то, что, какие бы ни натворил он дела, не дело важно, а слово, правильно сказанное.
И опять я слышу его густой, грустный голос:
— Напишу, читаю, а у самого слезы текут от собственной писанины… Жизни-то я не знаю — все по книгам…
Жирухин
Характеристика
ЖИРУХИН Николай Павлович работает в средней школе г. Новороссийска с 1. IX, 1959 г. До этого времени он работал в семилетней школе нашего города. Первый год он работал преподавателем труда и имел немного уроков немецкого языка, в с 1960 года полностью переключился на преподавание этого предмета, т. к. перешел на 3-й курс педагогического института, где он учился заочно и который окончил в 1962 году.
За период работы в средней школе ЖИРУХИН Н. П. проявил себя умелым учителем. На его уроках всегда соблюдается дисциплина и порядок, он находит средства для владения класса своей требовательностью к учащимся. Знания, которые он дает детям, удовлетворительны. К работе относится добросовестно, дисциплинирован. До начала этого учебного года в общественной жизни школы участия не принимал, объясняя это тем, что занят учебой. В октябре 1962 года избран в состав местного комитета профсоюза учителей школы…
Как классный руководитель, умело руководит коллективом учащихся своего класса, но выделить в этом отношении его нельзя — средний классный руководитель.
4. 12. 1962 г.
ДИРЕКТОР (подпись)
— …Какое у вас образование, Жирухин?
— Высшее.
— А среднее есть?
— Есть и среднее.
— Это ваш аттестат?
— Мой.
— Вы по нему в институт поступали?
— По нему.
— И вы утверждаете, что этот аттестат принадлежит вам?
— Да.
— Кто же вам его выдал?
— Одна преподавательница…
— При каких обстоятельствах?
— В 1954 году я работал преподавателем немецкого языка в школе № 28 свиносовхоза «Красноармеец», там была учительница русского языка и литературы. Я попросил у нее аттестат об окончании педучилища, и она мне его отдала.
— Так это был ее аттестат?
— Ее.
— А стал ваш?
— Выходит, так.
— Каким же образом чужой документ стал вдруг вашим?
— Я же говорил, что мне его отдала та учительница. Он был ей больше не нужен, и я переправил его на себя.
— Как это понимать — «переправил»?
— Сначала я резинкой подчистил, а потом хлоркой вытравил ее фамилию, имя и отчество и тушью вписал данные о себе.
— На что вам понадобился аттестат?
— Чтобы у меня был какой-либо документ о педагогическом образовании, поскольку я уже работал учителем, имел большой практический навык и мои знания примерно соответствовали оценкам, выставленным в аттестате. Кроме того, я хотел повысить свое образование.
— Следовательно, вы поступили в институт по подложному документу?
— Нет.
— Как же нет? Ведь этот аттестат принадлежал не вам, на нем стояла не ваша фамилия, а другого человека. Вы берете, выводите хлоркой его фамилию и вписываете свою. Что же это, если не подлог?
— Но аттестат был мне отдан добровольно, и я все равно уже работал учителем, и мои знания соответствовали…
— Послушайте, Жирухин. Вы взрослый человек, неужели вы не знаете, как все это называется?
— Я знаю только, что работал честно и оценки эти мной не завышены. Можете кого угодно спросить.
— Хлорку-то где брали?
— В уборной…
…Жирухин сидит за прибитым к полу столиком для допрашиваемых, в синем, в красную полоску, помятом костюме, в ботинках без шнурков. Всего два месяца, как он арестован, но на его круглом и, наверно, еще недавно розовом, рыжем лице уже серый налет. Он плотен, тучноват, на вид ему года сорок два — сорок.
Арестовали его, после долгих сомнений и колебаний (он? не он?), в конце декабря.
По всем данным получалось, что это не тот Жирухин, который служил в зондеркоманде, да уж очень настаивал на нем Скрипкин; почти на каждом допросе называл среди своих сослуживцев Жирухина Николая, моряка. И хотя внешность действительно, в основном, соответствовала описаниям Скрипкина, и Жирухин Николай Павлович, новороссийский учитель, тоже был в 41-м году моряком, в Краснодарском управлении КГБ сильно сомневались, нет ли тут какой-либо ошибки. «Тот» Жирухин, о котором рассказывал Скрипкин, дезертировал, совершил предательство в Новороссийске, в Новороссийске же вступил в зондеркоманду, мог запомниться многим местным жителям — с чего бы он тогда полез снова в Новороссийск, да и на такую заметную должность? И по документам военкомата, по военному билету никак не выходило, что это и есть «тот» Жирухин: всю войну, без перерыва, прослужил во флоте, имеет ранения, в плену не был. И год рождения у него 1918-й, а не 1920-й, как у «того».
