Впереди всех чинно вышагивала парочка молодожёнов. Жених — высокий рыжий парнишка лет двадцати-двадцати двух, одетый в отутюженные брюки и белую гепюровую рубаху, бережно придерживал под руку невесту — хрупкую дев чушку лет восемнадцати, одетую в облегающее мини-платьице с блёстками. От своих многочисленных подруг невеста отличалась разве что более тщательной "боевой раскраской" и чересчур взбитой высокой причёской.

— Да это свадьба! — догадался я, — Второй день гуляют…

За женихом с невестой плелись захмелевшие свидетели. От остальных гос тей их отличали перекинутые через плечо красные атласные ленты. Следом за мо лодёжью на улицу потянулись и гости более почтенного возраста.

"Чего их на улицу потянуло? — подумал я, — Во дворе что ли тесно? Или это дань традиции такая?".Шумная свадьба тем временем переместилась на дорогу и основательно перегородила проезжую часть, по которой в это время, правда, никто не ехал и не шёл.

Свидетель от жениха, крепыш с румяными щеками, поставил на асфальт импортный двухкассетный магнитофон "Панасоник" и врубил его на полную мощьность. Тихая улочка в ту же секунду содрогнулась от грохота стерео-дина миков, изрыгающих композицию "Битлз" — "Литл гёрл". Музыка и веселье мгно венно разогнали сонный покой предместья.

Толпа гуляющих сбилась в кучу вокруг магнитофона и с первыми аккор дами принялась скакать, трястись, дёргаться и извиваться в такт мелодии. Причём, как я отметил, в пляске приняли участие все гости без исключения, а это человек тридцать-сорок, не меньше. В том числе и пожилые…

Я и не заметил, как очутился в самой гуще веселья, поневоле превратив шись в одного из приглашённых гостей. Видимо, точно так же подумала обо мне и разбитная миловидная бабёнка лет сорока с точёной фигуркой располневшей балерины и обилием золотых украшений на пальцах, в ушах и на шее. Она выс кочила из круга танцующих и одарив меня шальным взглядом хмельных глаз, бесцеремонно вцепилась в руку и потащила за собой:

— Что ж вы не танцуете? Нехорошо! Пошлите!

Я не сопротивлялся. Не в силах противостоять её натиску — дал увлечь себя в круг. Знакомство обещало быть приятным, так зачем же отказываться? Я уже предвкушал, как в танце обниму её за талию и прижмусь к раскошному телу… но, оттянуться под магнитафон мне не дали. Внезапно дорогу нам заступила ряженая пара. Мужчина держал в руках хозяйственную сумку, в которой что-то позвякивало, а женщина — поднос, на котором стояло две початых бутылки водки: "андроповка" и "особая", два лафетника и бутерброды с ветчиной, сервилатом и сыром, несколько красных помидоров, яблоко и солёные огурцы.

— За здоровье молодых, гостюшки дорогие! — пророкотала ряженая басом, и я понял, что это переодетый в юбку и женскую кофту мужик.

— За здоровье молодых! — вторила ему вставшая сбоку женщина, переодетая мужиком. Она была главной, так как сама взялась разливать водку по лафетни кам, её же напарник выступал в роли обычного носильщика подноса.

— А хозяину "малинковский"! — подсказал он облизнувшись, когда напарница вознамерилась накатить водки и на мою долю.

— А и верно! — спохватилась ряженая и порывшись в сумке, извлекла и до краёв наполнила гранёный стакан. Потом протянула его мне.

— Давай, пейте! За молодых!

Я подхватил стакан двумя пальцами, чокнулся с хихикающей "балериной" и только вознамерился опрокинуть его одним махом, как сбоку, откуда-то из-под локтя, услышал громкий ехидный голос Береславы:

— Так-так! Без жены пьёшь?!

"Балерину" как ветром сдуло! Она поперхнулась и не допив стопку до ко нца, поставила её на поднос. Потом юркнула в толпу и затерялась среди танцую щих. Ряженная охнула. Сходу просчитав ситуацию, мгновенно, во избежание скандала, наполнила свободный лафетник и протянула его Береславе, которая смотрела на меня с укоризной.

— Я тебе где велела ждать? — говорили её глаза.

— За молодых… — просипела ряженная и так зыркнула на меня, что я испытал стыд и позор, прочитав во взгляде женщины окончательный себе приговор: " Все мужики — кобели хорошие! И этот не лучше!"

Что бы как-то разрядить обстановку, я выдал спич:

— В жизни всё взаимосвязано: живёшь — хочется выпить, выпьешь — хочется жить!

— Оно и видно! — буркнула недовольно Береслава, но всё равно чокнулась со мной и выпила "за молодых". Я тоже поспешил опустошить свой стакан, опаса ясь, что напарница изыщет предлог и не даст мне отведать водочки местного производства.

Едва поставив стопку на поднос, Береславва вытаращила глаза, округлила рот и с возгласом: "Ой, мама родная!", замахала перед ним ладошкой. Я понимал её состояние как никто другой — ведь мне пришлось пережить то же самое, потому что вместо водки по бутылкам был разлит…первач градусов под семьдесят с лишним!

Не теряя времени, я сунул напарнице солёный огурец с бутербродом, сам закусил свежим помидором, после чего ряженые со смехом отстали от нас. Они ринулись дальше, отлавливая наиболее трезвых на их взгляд гостей и вышедших за ворота соседей.

— Что дала разведка? — спросил я Береславу с набитым ртом. Девушка успела отдышаться и закусить.

— Всё тихо! Пока… Можно идти, профессор ждёт, — Она смахнула набежавшие на глаза слезинки и мы стали выбираться из веселящейся толпы.

— Ну, ты и тип, Пробойников! — выговаривала мне по пути напарница, — Не успела оставить его на минутку, как он уже и к свадьбе чужой примазался, и бабёнку снял…

— Всё было не так, командир! — слабо отнекивался я, чувствуя как алкоголь растекается по жилам и дурманит голову — Кстати, Пересвет не обьявился?

— Пока нет!

Тем временем гуляющие отключили магнитофон. Его место занял хмельной баянист, тоже переодетый под ряженого. На его макушке чудом держался картуз с лакировоным козырьком и пришпиленным гладиолусом. Он уселся на табурет, растянул меха и хорошо поставлленным голосом запел серию озорных частушек про "Семёна" и "Семёновну":

— Семён, Семён не ходи с другой, а пойдёшь с другой, ну и… с тобой!

— Семёновна, в реке купалася, большая рыбина в… попалася!

Семёновна, в бане парилась, в предбаннике… ударилась!

Ну, и дальше в таком же духе…

Когда мы проходили мимо задорного куплетиста, я случайно оглянулся на него и меня пронзил холодок тревоги — размалёванный до неузнаваемости гри мом баянист, сверкнул вдруг золотыми коронками. Ещё один фиксатый?! Не много ли их собралось на нашем пути?

Береслава, в отличии от меня, ничуть не опьянела. Тем не менее я под хватил её под локоток и мы вернулись к воротам, на которых белела табличка с номером "61".

— У гармониста — золотые фиксы! — сообщил я по дороге Береславе.

— Видела! — ответила она, — Это настораживает! Заберём у профессора дырокол, и мухой на базу. Пересвета ждать не будем…

Мы прошмыгнули в незапертую калитку и оказались в густом саду, через который к высокому крыльцу двухэтажного дома вела дорожка из битого кир пича. Береслава приникла к щёлочке не до конца запертой двери и убедившись, что на улице помимо гулянки, по-прежнему спокойно, закрыла её на засов.

Потом мы пошли по са ду, настороженно вглядываясь в его глубину. Но всё вокруг выглядело довольно мирно. Причин для тревоги не возникало. Тем не менее Береслава протянула мне трофейный "ПМ" и вооружилась сама. Мы подня лись на крыльцо и постучали в дверь. Из глубины дома мужской голос пригла

сил:

— Входите, открыто!

Береслава прижала палец к губам, с опаской шагнув за порог. Я не пони мал её настороженности, но всё равно старался вести себя соответственно, водя стволом пистолета по сторонам. Именно так киношные полицейские прикрывали своих впереди идущих напарников.

Мы оказались в полуосвещённой дневным светом гостинной. Она была заставленна старинной мебелью и застелена коврами. Напротив входа виднелась широкая деревянная лестница с фигурными балясинами перил, ведущая на второй этаж. Но Береслава не стала подниматься по ней, а провернула налево и вошла в короткий коридор. Пройдя по нему до конца, мы открыли ещё одну дверь и очутились в просторной светлой комнате с высоким потолком. Я успел заметить что на окнах, за занавесками, пылятся горшки с геранью, кактусами и столетникми. Один из углов занимала дубовая кадушка с фикусом, по стенам висели выцветшие фотографии в деревянных рамках и высились книжные шкафы, а в центре комнаты стоял круглый стол, застеленный белоснежной кружевной скатертью с кистями, рюшечками и оборочками. За столом сидел человек, как две капли похожий на меня самого, но одетый несколько иначе. Как только я переступил порог комнаты, он поднял руку и спокойно прицелился в меня из пистолета Макарова.