Тут заговорила Лили:

— Что случилось с Пайком?

Девушка встревоженно смотрела на Гэйба, комкая в пальцах пропитанный кровью носовой платок. Даже в нарастающей мгле Гэйб видел, что лицо ясновидящей заливает смертельная бледность.

— Его больше нет, — ответил инженер, отводя взгляд от жены.

Теперь в глазах экстрасенса вспыхнула тревога.

— Пайк упал в колодец, в подвале, — добавил Гэйб. — Это был просто несчастный случай.

Сейчас не время рассказывать Лили все подробности событий.

— Он умер? — В голосе Лили звучало недоверие.

— Черт побери, надеюсь, что да, — с горечью произнес Гэйб. — Да, он умер. Все кончено.

Но тут сквозь густую вонь разложения и гнили, насыщавшую воздух, он почуял еще и другой запах, показавшийся ему странно знакомым: резкий запах крепкого карболового мыла. Гэйб заметил, что Лили смотрит мимо него, уставившись на что-то внизу, у основания лестницы.

— Ох, нет… — пробормотала она низким, дрожащим голосом.

Несмотря на шум бури, завывание ветра и непрерывный стук дождя в стекла высокого окна, все услышали тихо произнесенные слова — и разом посмотрели на Лили, стоявшую выше всех на ступенях… а потом повернулись и глянули туда, куда уставились ее неподвижные глаза.

Сначала это не имело определенных очертаний — просто сгусток тумана, а не какая-то конкретная форма, — но оно быстро менялось, принимая четкий вид, люди могли лишь молча наблюдать… Через несколько мгновений туман превратился в обнаженного человека, державшего в руке длинную тонкую палку. В мужчину, чье бледное до синевы тело испещряли яркие красные полосы (кровь стекала поверх старых ран и шрамов). В безумца с белыми волосами, сбритыми над ушами, чьи черные пронзительные глаза уставились на них из-под высоких, сильно выступающих вперед надбровных дуг.

Он стоял внизу у лестницы, и Перси, остановившийся на несколько ступеней ниже всех остальных, первым произнес вслух его имя.

— Августус Криббен… — пробормотал садовник недоверчиво и испуганно.

Словно желая подчеркнуть важность момента, за окном яростно сверкнула молния, и обнаженная фигура на мгновение утратила плотность, стала прозрачной.

Но как только свет молнии угас и грохот грома наполнил воздух, фигура снова стала казаться почти материальной.

Гэйб услышал, как негромко вскрикнула Лорен, почувствовал, как Эва напряглась в его объятиях. Келли изо всех сил вцепилась в его поврежденное плечо, но боль не сумела отвлечь Гэйба от происходящего. Перси, едва не споткнувшись, задом наперед поднялся на ступеньку выше, стремясь оказаться как можно дальше от бледного привидения.

— Ох, Боже милостивый… — пробормотала Лили за спиной Гэйба.

Пока они, не отрывая глаз, смотрели на страшное видение, призрак Криббена поднял палку с расщепленным концом и с силой ударил себя по голой ноге. «Ш-ш-ш-шлеп!» — услышали все. Темные глаза сфокусировались на Лорен.

Криббен двинулся вперед, как будто собираясь подняться по лестнице, и его взгляд ни на мгновение не отрывался от жертвы.

Келли завизжала, но ее голос был едва слышен за шумом бури, а Эва дернула Лорен к себе и стала подталкивать старшую дочь вверх по лестнице. Эва дрожала, шагая следом за дочерью, и смотрела при этом назад, как будто боясь упустить из виду монстра. Рана на голове была забыта, она опять видела ясно и отчетливо, ни тошноты, ни головокружения не осталось и в помине. Все вокруг выглядело далее слишком реальным.

Перси, находившийся перед Гэйбом, перестал подниматься наверх и застыл на месте, так что Криббен не мог бы пройти мимо него. Гэйб тоже не собирался уступать дорогу призраку, он сжал кулаки, хотя и не очень хорошо представлял себе, как следует поступить, черт бы его побрал, с тем, что не является настоящим человеческим телом. Но оно ведь выглядело таким плотным, таким убедительным, Гэйб просто не мог удержаться от мысли, что такой фигуре вполне можно как следует врезать. Он крепко выругался себе под нос.

Но когда тьма под потолком еще сильнее разбухла и опустилась ниже, заставив почти погаснуть и без того тускло светившие лампы, и в холле стало совсем темно, Лили вдруг показала рукой наверх и закричала:

— Смотрите! Смотрите туда! Вы их видите?

Гэйб глянул вверх и заметил чуть более светлые пятна, двигавшиеся в глубине черной, похожей на туман массы: неопределенные очертания, как бы вплетенные в темную ткань. Их было много, и они явно пытались пробраться в нижние, не такие плотные слои черного тумана, но поворачивали назад и бледнели каждый раз, когда им удавалось подобраться к краю облака. Но вот одна светлая тень вырвалась наконец наружу, похоже, она воспользовалась в качестве проводника дымным усиком тумана, протянувшегося из сердцевины тьмы, — а за ней последовали другие белые тени, устремившиеся к призраку на широкой лестнице.

Они закружились возле Криббена, будто кусая его, и вскоре белых теней стало много; кружась, они образовали вокруг Криббена нечто вроде кокона. Он пытался отбиться от них с помощью своей палки для наказаний, но они с легкостью уворачивались от нее и продолжали кружение. Рот Криббена раскрылся, словно в гневном реве, черты лица исказились, но призрак не издал ни звука. Кружившиеся белые тени стали уплотняться, как будто обретая материальность, и скоро превратились в маленькие светящиеся шарики, в те самые огоньки, которые Гэйб совсем недавно видел танцующими в комнате Келли. Гэйб попытался сосчитать их, пока они продолжали осаждать Криббена, но они двигались слишком быстро, то и дело меняясь местами.

Они роились возле Криббена, как рассерженные пчелы вокруг нарушителя, потревожившего улей, касались кожи привидения, как будто жаля его, а он… оно… бессмысленно размахивало палкой, беззвучно крича от злости. Потом огоньки исчезли.

Гэйб разинул рот. Крошечные светящиеся сферы снова возникли на мгновение — и опять растаяли, оставив привидение в одиночестве. Криббен уронил палку и прижал узловатые пальцы к вискам, как будто пытаясь утихомирить ужасную боль. Могут ли призраки испытывать боль? Или это лишь воспоминание о боли? Гэйб понятия не имел.

Вскинув руки и подняв лицо к потолку, Криббен закрыл глаза и широко открыл рот, мышцы на его шее напряглись, как будто были настоящими, спина выгнулась от явного страдания. Свежая кровь потекла из свежих ран, нанесенных самому себе, но тут же они вспухли и мгновенно загноились, а старые шрамы надулись, готовые вот-вот лопнуть.

Гэйб вдруг почувствовал дрожь в ногах. Он посмотрел вниз и увидел, что лестница под ним ходит ходуном. Тут и остальные ощутили сотрясение досок, и Перси даже придержался рукой за стену, чтобы устоять. Но стена тоже вибрировала. На несколько мгновений все просто забыли о призраке внизу.

Легкая вибрация дома превратилась в сильные содрогания, и все здание, казалось, дрожало, хотя и было построено из крупных тяжелых камней. С потолка посыпалась пыль, падавшая сквозь постепенно таявший черный туман, едва не поглотивший уже люстру. Землетрясение, подумал Гэйб, и повернулся к Эве, протягивая ей руку. Келли соскользнула на пару ступенек ниже и обхватила отцовские ноги, а Лорен уткнулась лицом в грудь матери. Шум снаружи становился все сильнее, он был уже почти невыносимым, пугающим, нарастая в бешеном темпе, а дом трясся так, словно невидимая сила сплошным потоком мчалась сквозь все его конструкции.

А Криббен внизу снова забушевал.

И тут…

С чудовищным грохотом разлетелись стекла высокого окна — и в дом ворвалась вода, обрушив на призрака острые осколки. Гэйб потрясенно отпрыгнул назад, к Эве и Лорен, попутно подхватив Келли, но успел увидеть, как Криббена увлекло потоком, и лишь окровавленные руки мелькнули над обезумевшими водами. Призрак ударился о противоположную стену холла, как настоящий живой человек, и Гэйб подумал: если бы его тело действительно было материальным, то все его кости были переломаны от такого столкновения.