Эва и Лорен к этому моменту уже почти сидели на ступенях, но страх Эвы все нарастал. Однако она опять заставила себя говорить нормальным, спокойным голосом:

— Но я до сих пор не понимаю, какое отношение все это имеет к нам. — Она сказала так, несмотря на то что ее подозрения превратились в уверенность.

Пайк внезапно шагнул к ним и с силой ударил тростью по голым доскам маленькой площадки. Мать и дочь вздрогнули.

— Неужели тебе не ясно? — возбужденно произнес Пайк. — Неужели ты не поняла, после всего, что я рассказал? Одиннадцатый ребенок должен быть отдан, но это не обязательно должен быть я! Это может быть другой ребенок!

Потрясенная тем, что ее подозрения вылились в слова, Эва прижалась спиной к ступеням. Лорен крепко сжала руку матери.

Пайк наклонился к ним, зловеще, угрожающе, но его голос звучал по-прежнему вежливо.

— Когда я прочитал историю в местной газетенке о том, что в Крикли-холле появляется привидение и двое детей, незаконно проникших в дом, утверждали, будто видели призрак обнаженного мужчины, я понял, что дух Августуса Криббена вернулся в Крикли-холл… а может быть, он никогда и не уходил отсюда! В газетной статье сообщали, что дом снимает некая семья, родители и двое дочерей, одной из которых двенадцать лет. Двенадцать — ровно столько, сколько было мне в сорок третьем году. Ничего лучше и придумать нельзя! — Безумие в глазах Пайка вспыхнуло пугающе ярко. — Явления Августуса в последнее время стали более частыми, более сильными, и я наконец понял почему. Пришла пора завершения его великого дела!

— Мамуля… — заговорила было Лорен, но быстрое бормотание Пайка заставило ее умолкнуть.

— Лорен может заменить меня, неужели ты не понимаешь? Я был его любимчиком, но знаю, он примет другого ребенка вместо меня. Я уверен, он одобрит мое подношение. Августус получит одиннадцатого ребенка, и я наконец стану свободным!

Эва не смогла промолчать.

— Вы совершенно безумны. Вся эта история — чистое безумие. Полиция найдет вас. Лили расскажет им, что вы были здесь и напали на нее. Они запрут вас в сумашедший дом на всю жизнь.

Пайк хихикнул.

— Да какая разница, если я избавлюсь от призрака? Может быть, даже кошмары прекратятся, когда все кончится. — Его лицо чудовищно исказилось. — Я готов подчиниться обстоятельствам… да в конце концов, что плохого в том, чтобы обо мне заботились в сумашедшем доме? Они ведь заявят, что я ненормальный, так? А я буду играть в ту же игру, в которую, уверен, все эти годы играла Магда Криббен.

Пайк выпрямился и улыбнулся, явно довольный собой. Потом отступил на шаг назад и прислонился спиной к перилам галереи.

— Знаешь, я ведь ожидал, что твой муж будет сегодня дома, — сказал он. — И я намеревался добиться от него разрешения остаться тут на всю ночь, чтобы следить за оборудованием которое собирался расставить по всему дому. А убедившись, что все заснули, я бы вытащил Лорен из постели и отнес в подвал. Завершив свое дело, я бы потихоньку ушел.

— Нет, вас не отправят в психиатрическую больницу, — холодно произнесла Эва. — Вы сгниете в тюрьме.

— Не думаю.

— Я не позволю тебе забрать моего ребенка! — закричала Эва с вызовом, но она при этом была испугана, как никогда в жизни, испугана даже больше, чем в тот день, когда пропал Кэм, если только такое возможно. Впрочем, тогда ведь у нее оставалась надежда.

Ответ Пайка оказался полностью лишен логики и прозвучал настолько любезно, что Эва содрогнулась с головы до ног. Он сказал:

— Но, Эва, мне ведь нужна только одна из твоих дочерей!

Именно в этот момент у Эвы не осталось уже никаких сомнений в том, что этот человек абсолютно безумен, что с ним не имеет смысла говорить с точки зрения разума, а это было куда более опасно.

Молния ослепительно сверкнула прямо напротив окна, и почти мгновенно следом за ней грохнул раскат грома, отвлекший внимание сумасшедшего.

— Беги, Лорен, беги! — закричала Эва, и они обе стремительно вскочили на ноги.

Эва подтолкнула дочь в спину, чтобы помочь ей поскорее взбежать вверх по ступеням. Но Пайк, хотя и удивленный их внезапным порывом, оказался быстрее. Еще до того, как затих гром, он развернул свою трость изогнутой рукояткой от себя и быстро наклонился вперед. Он снова поймал Эву! Он зацепил ее тростью за лодыжку, и она упала, ударившись грудью и одним локтем о край верхней ступени.

— Хочешь испытать боль, Эва? Я могу сделать тебе больно! — проревел Пайк.

Визг Лорен отскочил от стен, потолка и каменного пола. Девочка остановилась и повернулась к матери, чтобы помочь той встать.

— Оставь меня! — закричала на нее Эва. — Беги, скорее беги отсюда!

Но Лорен отказалась бросить мать. Она подсунула руку под плечо Эвы и отчаянно пыталась поднять ее.

Трость Пайка взметнулась и ударила Эву по спине так, что женщина снова распласталась на лестнице.

Она наполовину развернулась и лягнула Пайка, ее нога угодила ему точно в живот. Он чуть было не полетел назад, но каким-то чудом удержал равновесие. Лишь слегка задохнувшись, он снова поднял свою тяжелую трость.

Эва высвободилась из рук Лорен и повернулась лицом к Пайку, чтобы защищаться. Но слишком поздно: трость опустилась, ударив Эву по голове. Она упала на спину и как сквозь туман услышала и крик Лорен, и другой, тоненький голосок… голос Келли, визжавшей с галереи:

— Отстань от моей мамули!

Эва перевернулась на живот и попыталась встать на руки и колени, но трость тут же ударила ее сзади по плечу — и все исчезло.

Видения снова поплыли перед глазами Лили. Она потеряла их на некоторое время, когда ее собственные ощущения, нормальные, всплыли на поверхность, возвращая ее к сознанию. Но теперь пришлось снова принимать вернувшиеся картины…

Опекун, которого звали Августусом Криббеном, все еще обнаженный, сплошь покрытый свежими и старыми шрамами, выделявшимися на бледной коже, собирал по всему дому маленькие трупы. Он относил тела детей к началу лестницы, ведущей в подвал, потом сбрасывал их вниз, и еще теплые тела катились по ступеням и падали безжизненно у основания ступеней. Рев стремительно бегущей воды доносился из колодца, наполняя весь подвал, — подземная река бушевала.

Сьюзан Трейнер была последней, кого он потащил к подвалу, и он просто волочил ее тело за собой по полу, потому что ужасно устал от всех этих убийств и перетаскивания трупов, а бешеный демон в голове так и не желал оставить его в покое. Безумные глаза Криббена налились кровью от боли.

Криббен дотащил тело до верхней ступени, потом толкнул его ногой, оно покатилось вниз, чтобы присоединиться к своим товарищам по несчастью.

Криббен прижал обе ладони к вискам, будто желая выдавить из головы боль, но облегчения не почувствовал.

Спотыкаясь, он вышел на середину холла и поднял свою палку-плеть, брошенную на время, пока был занят перетаскиванием трупов. Он закричал, хлестнув себя палкой, но не от удара, а для того, чтобы отвлечься от куда более сильной боли внутри собственного черепа.

Немного погодя Криббен потащился к широкой лестнице и с трудом поднялся на маленькую площадку. Струи дождя хлестали по стеклам высокого окна с устрашающей силой, под порывами ветра сотрясались рамы. Криббен повернулся лицом к холлу и раскинул руки, высоко подняв палку, покрытую пятнами крови: он предавал себя воле Господа. Он выполнил свой долг.

Он преподнес души всех этих детей своему Богу. И нашел успокоение для собственной истерзанной души.

Видение Лили наконец окончательно угасло, и она слегка пошевелилась на мокрой лужайке.