Иначе обстоит дело с брешью на другом конце: северным проходом через Голландию. Здесь условия были с самого начала гораздо более благоприятными потому, что обходное движение — Южная Голландия — Северная Бельгия — Северная Франция — немедленно вывело бы германскую «ударную армию» в обширное и открытое пространство, оставив всю французскую линию укреплений и их новое бельгийское продолжение — арденнские фортификации — в стороне. Единственным серьезным препятствием мог бы явиться канал Альберта Антверпен — Льеж. Наступление по этому пути должно было пойти через Антверпен и Брюссель, т. е. к северу от Мааса, а не через Льеж. Это действительно идеальное направление для нового, на этот раз неотразимого, «шлиффеновского удара» против Парижа, во много раз усиленного, благодаря моторизации и воздушному флоту; именно эту «брешь» на крайнем севере облюбовали германские генералы и всегда имели ее в виду в качестве нового основного варианта шлиффеновского плана.

Теперь, однако, эта брешь также крепко закрылась, не менее герметически, чем на юге. Силы, закрывшие ее: мистер Болдуин, провозгласивший новую «рейнскую доктрину» Британской империи, британское адмиралтейство, которое может в один прекрасный день направить свои корабли в Голландию и Бельгию, чтобы защищать эту доктрину, и сэр Эдвард Эллингтон, маршал воздушных сил, который может послать весь британский военный воздушный флот (а кто может сомневаться, что этот флот составит грозную силу) в том же направлении, к бельгийско-голландскому берегу, чтобы укрепить заслон против германского нашествия. Против такого заслона, против такой контрконцентрации германские «убедительные аргументы» разобьются вдребезги, потому что эти препятствия будут не намного слабее «стальной стены Мажино» дальше к югу. Здесь уже само германское наступление получит удар во фланг. А это означает крах шлиффеновского метода.

Не приходится говорить о том, что в тот самый момент, когда Британия сконцентрирует силы на голландском побережьи Северного моря, Голландия уже не окажется более беспомощным и бессильным объектом германского «сквозного марша».

Англо-французское военное соглашение на Западе означает одновременно привлечение и активизацию Голландии. Голландцы не имеют ни стоящей упоминания армии, ни воздушных сил; но они имеют кое-что другое для самозащиты — свои шлюзы. Если они будут уверены в поддержке и прикрытии тыла со стороны Англии (в связи с колониями в Голландской Ост-Индии голландцы во всяком случае имеют какие-то военные отношения с Англией), то они в решающий момент откроют шлюзы и каналы, в течение нескольких часов затопят страну, разрушат мосты и переходы, и «молниеносный марш» германских моторизованных колонн будет приостановлен как раз на то время, которое нужно для высадки английского сухопутного десанта, для появления воздушных эскадрилий и для входа английского флота в голландское внутреннее море (Додрехтский залив). Пространство между этим морем и укрепленным бельгийским каналом Альберта легко может тогда стать ловушкой для германской армии. Это обещает зрелище, несколько напоминающее то, которое произойдет в Швейцарии, если германские войска будут наступать одновременно против французов, итальянцев и швейцарцев; здесь также очень быстро ничего не останется от наступающей германской армии.

Новейшее направление в бельгийской политике — заявление короля Леопольда в октябре 1936 г. о «нейтралитете» — ни в коей мере не меняет эту перспективу. Это заявление, конечно, не означает, что Бельгия обнажит свой фронт против германского нашествия. Напротив, этот шаг Бельгии немедленно привел к тому, что французский генеральный штаб продолжает «линию Мажино» на самом северном участке французской границы, позади Бельгии, до моря и таким образом окончательно ликвидирует «брешь на севере». Это заявление побудило также и Англию к дальнейшему укреплению своих воздушных и морских позиций на Северном море. Действительный смысл бельгийского заявления состоит в том, что эта страна под влиянием реакционных сил — династии и движения рексистов — не хочет следовать за Францией, проводящей политику коллективной безопасности в Восточной Европе. Бельгия открыто выступает за то. чтобы Гитлеру «были развязаны руки на Востоке». Она отказывается от присоединения к франко-советскому пакту. Но на западе, на фландрско-голландском побережье, стратегические условия от этого не изменились.

Ведь раз нет этих проходов внизу, на земле, теряет свою силу также идея третьей и наиболее важной операции — наступления Геринга наверху, в воздухе. Париж все еще можно разрушить с помощью воздушных крейсеров безумного Нерона германского фашизма, но Гитлер уже не может таким образом выиграть войну. Гораздо больше вероятности, что Берлин и Рур будут разрушены даже раньше, так что германская армия вовсе не успеет отправиться в свой великий поход.

Это не просто вопрос о франко-британском союзе в воздухе, о комбинации французских и британских эскадрилий, представляющих такую силу, с которой даже Герингу с его «сверхмощным стандартом» для германской авиации едва ли удастся тягаться (мистер Болдуин будет, возможно, рассчитывать также и на это, и его взгляды на справедливость норм в этой области, вероятно, иные, чем по вопросу о подводных лодках). Во всяком случае после такой встречной подготовки воздушная атака на Париж может потерять значительную долю своей привлекательности для германских воздушных кондотьеров.

Но даже если геринговской воздушной армии удастся достигнуть численного или тактического превосходства над французскими и британскими силами и прорваться к Парижу, то она бесцельно повиснет в воздухе. Без войны на земле нет войны в воздухе; без одновременного или немедленно следующего наступления моторизованных дивизий на земле воздушная бомбардировка остается в конечном счете бесцельной; нужно занимать территорию, а не только разрушать. Эта простая истина (которую теперь иногда забывают энтузиасты воздуха) не оставляет места для сомнений.

Если Гитлер, Геринг и Бломберг обнаружат на своем западном фланге, от итальянского Бреннера до голландского побережья, беспрерывную цепь непроходимых позиций, неприступных для любой атаки, «обхода» или «прорыва», то им придется оставить всякую мысль о воздушной атаке на этом фронте. Шлиффеновский план как на земле, так и в воздухе — это пустой звук.

Шлиффеновский план сохраняет свою силу только при одном условии: если это наступление на западе Германия предпримет не сегодня, не при существующем соотношении сил, не как начальную операцию, если шлиффеновскому плану генерального наступления на Францию и Британию будет предшествовать другой план, другое наступление, в другом направлении, изменяя всю картину, перетасовывая и преобразовывая все политические, дипломатические и стратегические условия и доставляя Германии новую, несравненно более прочную, базу, опираясь на которую эту попытку можно будет повторить с совершенно иными шансами на успех. В этой формулировке важно каждое слово. Она содержит и объясняет действительную скрытую причину современного курса германской политики; причину временного перехода от старого плана Шлиффена на западе к новому плану Гофмана на востоке (в то время как на западе расчет пока еще строится на переходе власти к местному фашизму). Вот почему Гитлер призывает мир к походу на Москву.

Но даже если эти призывы представляют собой чудовищное лицемерие, беспримерное мошенничество, является ли новый план выходом для него, для Гитлера? Может ли он спастись такими средствами? Чтобы избежать краха своего первого устрашающего стратегического плана, Гитлер намечает еще более страшный план, несравненно более зловещий, собирающий совсем иные силы и вызывающий новых духов. Сумеет ли он выдержать все это? Какова цена нового германского военного плана, таинственного гофмановского плана номер два?

Его первоначальный автор, отставной майор-генерал Макс Гофман, член германского генерального штаба с 1901 по 1918 г., представлял собой патологическое явление. Этот офицер не принадлежал к великой классической школе германских генералов, являвшихся творцами современной научной стратегии — потомками Клаузевица, сохранивших через Мольтке, Шлиффена и Секта наследие после-наполеоновского военного искусства Европы и всегда отличавшихся своим ясным, трезвым и глубоким стратегическим мышлением. Эта школа, которая чуть не выиграла войну и потерпела поражение только благодаря почти случайной ошибке в начале, не имеет с планом Гофмана ничего общего.