Утро было безоблачное, солнце пригревало, дневной свет рассеял ночные страхи. Керрик очищал от кожуры апельсин, когда он увидел Саноне, выходящего из одного из живых коридоров, соединяющих город с пляжем. Его лицо было искажено от боли, он с трудом передвигал ноги. Керрик встал, забыв про апельсин и уронив его на землю.

– Первая, – сказал Саноне. – Как ты и говорил. Итак, это начинается. Ребенок, маленькая девочка играла на берегу реки, когда колючка, выросшая из песка, вонзилась ей в ногу, и она умерла. Мы пиками выкопали это растение из песка, оно было величиной с мою ладонь, и сожгли его. Но как оно туда попало, в центр города?

– Существует много способов. Они могли бросить семена в реку выше по течению. Они могли накормить ими птиц, чтобы семена выпали с их пометом. Они очень мудрые, йиланы, которые изобретают новое. Когда они что-то делают, они делают это хорошо. Надо всех предупредить, принять меры предосторожности. Или нам стоит уйти отсюда?

В этот момент Саноне казался старее своих лет, морщины еще глубже врезались в его лицо.

– Я не знаю. Вечером мы еще раз поговорим об этом. А тем временем я должен подумать о замыслах Кадайра. Очень трудно точно определить, что именно надо делать дальше.

Керрик отправился с Саноне посмотреть на то, что осталось от растения. Он потрогал его палкой.

– Очень маленькое, а шипы такие же большие, как у взрослого растения. Там были еще?

– Мы искали. Только это.

– Всем надо ступни обернуть кожей. К неизвестным растениям не прикасаться. Реши, кто из взрослых должен присматривать за младшими. Дети должны оставаться на определенных участках земли, которые каждое утро следует очень тщательно проверять.

После этого Керрик почувствовал, что очень голоден, и пошел к костру, где женщина Неннэ, Матили, всегда держала для него место. Она готовила очень вкусное мясо на углях, обмазывала его глиной, которая затвердевала, поэтому мясо было одновременно нежным и сочным. А в маленьких тарелочках у нее была паста, сделанная из фруктов, растертых с солью и жгучим красным перцем, чтобы туда можно было опускать кусочки мяса. Это было очень вкусно, а он был голоден.

Однако, когда он подошел к огню, Матили холодно взглянула на него и сделала жест, который он раньше не видел: она держала ладонь вертикально перед своим носом, между глаз. Когда он заговорил с ней, она не ответила и вместо этого повернулась и побежала в помещение, где они с Неннэ спали. Все это было загадочно, и Керрик уже собирался уходить, когда появился Неннэ.

– Я надеюсь, что ты не голоден, Керрик, потому что нет мяса. – Все это он сказал, повернувшись вполоборота, что на него было совсем не похоже.

– Что случилось с Матили? – спросил Керрик. – И почему она так держала руку?

Он повторил этот жест. Но, как и йиланы, он расценил этот жест как часть целого, что включает в себя все тело, все члены. Поэтому, не отдавая себе в этом отчета, он опустил одно плечо, поднял руку на уровне груди, показывая, как женщина, жест защиты, и даже ноги поставил, как Матили. Неннэ увидел эти противоречащие движения и ничего не понял, как не понимал многое другое, связанное с Керриком. Ему все это не нравилось, но он переборол себя и скрыл свои чувства. Наступил момент, когда он должен был сказать Керрику все. Это случилось именно тогда, когда он все понял.

– Иди сюда, я попробую все объяснить! – Они отошли к деревьям, чтобы их никто не слышал. – Это слова, которые ты произнес прошлым вечером. Ты разговаривал с мандукта, ты кричал, и это слышали многие. Матили передали все, о чем ты говорил. То, что она делала рукой, когда увидела тебя, – это то, что делают глупые женщины, чтобы отвратить от себя Карогниса.

Керрика это озадачило.

– Мои слова прошлым вечером и Карогнис? Я ничего не понимаю.

– Карогнис – дьявол, так же, как и мургу. Если он на ком-то остановит свой взгляд, то этого человека постигнет беда.

– Что у меня общего с Карогнисом?

– Некоторые считают, что ты говоришь языком Карогниса. Ты произнес слова о Кадайре, которые были услышаны. Все это нехорошо.

Керрик посмотрел на угрюмое лицо Неннэ и понял, что если Неннэ и отрицал бы это, то в душе он был согласен с Матили. Саску слушали мандуктов и понимали их, когда те говорили о живом мире, о том, как Кадайр создавал мир и все, что в нем есть, и о том, что все существа, населявшие этот мир, знали об этом. В этом они были похожи на тану, которые видели жизнь во всем, что их окружало: в животных и птицах, даже в реках и деревьях. Зная, откуда пришла жизнь, они никогда не стали бы говорить об Эрманпадаре, кроме как с глубочайшим уважением. Керрик всегда забывал об этом. В нем, начиная с раннего детства, не укоренилась эта вера, как в тану и саску. Он попытался это загладить.

– Я говорил это в гневе и страхе. Передай Матили, что это говорил вовсе не я; я не осознавал того, что говорил.

– Мне надо вернуться.

Неннэ повернулся и пошел прочь, так ничего и не поняв. Было совершенно очевидно теперь, что он был таким же суеверным, как и женщины. На этот раз Керрик не обнаружил гнева, который постоянно сопутствовал ему, и выкрикнул вслед несколько слов, которые еще больше усилили враждебность. Он ненавидел их тупость. Они всего-навсего обыкновенные устузоу. Да, это было так, но он думал как йилан, а он не должен был так думать. Он был таким же устузоу, как и они, а вовсе не йиланом.

Однако тем временем, пока он рассуждал таким образом, он шел по направлению к ханале узнать, как обстояли дела у двух самцов – йилан. Он был тану, но в этот момент он чувствовал, что его больше тянуло к йиланам.

– Очень скучно, – сказал Надаске и эту фразу сопроводил движением, означающим «уснул навсегда». – Все время мы проводим здесь, никто не навещает нас. Однажды, в далеком прошлом, ты вывел нас на прогулку вокруг города, и это было наслаждением. Но ты больше этого не делал, а мы вынуждены разговаривать только друг с другом, и нам почти ничего не осталось после проведенных здесь дней сказать друг другу. Когда-то ты заходил к нам, но, конечно, у тебя есть другие занятия, и поэтому ты редко здесь появляешься.

– Вы все еще живы, – сказал Керрик с некоторым чувством гнева и горечи. – Это хоть как-то должно утешить вас.

Надаске отвернулся, делая жесты, характерные для самок. Керрик улыбнулся этому: это был намек на то, что он вел себя недостойно: как женщина. Однако незадолго до этого была женщина, которая прогнала его, голодного, от костра. И он все еще до сих пор ничего не ел. Он огляделся по сторонам. У самцов от волнения был плохой аппетит, и поэтому от вчерашнего дня осталось немного мяса. Керрик оторвал кусок и съел его.

Имехей запричитал:

– Мы умрем здесь, сидя взаперти, мы умрем от голода.

– Не будьте так глупы.

Было бы совершенно безрассудно выражать равенство с самцами, так как его отношение к ним напоминало отношение самок. А кроме того, эти двое отводили ему главенствующую роль самки, когда он был с ними. В нем снова нарастал гнев: неужели его нигде не признавали своим?

– Вайнти вернулась, – сказал он. – Она и многие другие находятся недалеко отсюда.

Он увидел, как это привлекло их внимание. Они начали просить прощения за их плохое настроение, уверяли его в его силе и щедрости, умоляли рассказать им побольше обо всем. На какое-то время он отвлекся от своих забот и почувствовал себя счастливым в их компании. Он понимал, что с ними он имел большое сходство. Он мог говорить о вещах, которые интересовали его, очень выразительно, с помощью языка йилан. В этот момент он не думал ни о Кадайре, ни о Карогнисе, ни даже об Эрманпадаре. На время он забыл о своих тревогах. Был полдень, когда он наконец покинул ханале и до того, как стемнело, снова вернулся туда с мясом. Они ели вместе, и все были очень довольны. Однако за всем этим черной тенью стояло будущее. Вайнти была рядом, и в ее руках была смерть. Ядовитые растения будут очень хорошо расти на солнце, и маленькие ящерицы будут бегать и разбрасывать семена, несущие смерть. Будущее было неотвратимо – неотвратимо мрачно.