Поднявшись, я несколько раз позвала его по имени, но ответа не последовало. Оставался третий вариант — Роберт ушел и оставил лестницу спущенной для возвращения. Казалось, что именно так и есть.
В зале никого не было, но я поняла, что недавно он работал над шахматными фигурами, которые согрели мне сердце. Я немного постояла, любуясь ими. Он сделал один комплект фигур из черного дерева. Они были очень красивыми, ладьи представляли собой крохотные тайские домики. Король и ферзь в традиционных тайских одеждах восседали на слонах. Роб будет в восторге.
И тут я услышала очень легкий звук. Его было трудно распознать. Это мог быть стон раненого животного, шелест ветра в листве или поскрипывание дома. Однако я сочла, что его нельзя оставлять без внимания. Прошла по коридору на другую сторону дома. На кухне не было никого, но холл был завален бумагами и книгами. Стон послышался снова.
Я осторожно заглянула в мастерскую-спальню. Фицджеральд сидел на полу, прислонившись к краю кровати и вытянув перед собой ноги, словно большая тряпичная кукла. Из раны на голове струилась кровь. Дневники его отца были разбросаны по всей комнате.
— С вами все в порядке? — воскликнула я, опустившись подле него на колени. Глупый вопрос.
— Вы опоздали, — резко ответил Роберт.
— Что случилось? И как я могла опоздать, если вы не знали, что я приду.
— Я знал, — сказал он. — Кое-кто сообщил мне. Вот почему я спустил лестницу.
— Кто?
Роберт задумался на несколько секунд.
— Не могу вспомнить, — ответил он после паузы. — Но они не нашли.
— Чего?
— Того, что им было нужно. — Он достал платок из нагрудного кармана рубашки и утер кровь с лица. — Может, зайдете на кухню, принесете той коричневой жидкости, которая нам нравится? Неразбавленной. И безо льда. Я как-то странно себя чувствую.
— Я вызову помощь, — сказала я. — Не двигайтесь.
Когда я попыталась встать, он схватил меня за руку.
— Думаю, вам нужно поговорить с моей матерью. Домик для духа.
И потерял сознание.
* * *
Много времени спустя я отправилась повидать Вента Роуленда. Меня коробило при мысли о встрече с этим отвратительным человеком, но для Фицджеральда я уже сделала все, что могла. Врачи в больнице сказали мне, что у него сильное сотрясение мозга, и он в тяжелом состоянии. Вызванные полицейские сказали, что постараются найти его мать. Официальной версией случившегося было ограбление.
На лестнице, ведшей в кабинет Роуленда, было темно и дурно пахло. Роуленд сидел на своем стуле спиной к двери, глядя в окошко на улицу. Запах пота в комнате был еще более сильным, чем в прошлый раз, почти тошнотворным. Роуленд потел от жары и от какого-то сильного чувства вроде страха. Там стоял еще какой-то запах, который я могла бы распознать, будь у меня время задуматься. Однако мне требовалось задать Бенту Роуленду несколько вопросов. Задам их как можно быстрее и уйду.
— Мистер Роуленд, я пришла поговорить с вами о моей рукописи. На сей раз предпочту правду фантазии.
Роуленд не шевельнулся. Я подумала, что он спит, а потом, учитывая его полноту, что от жары у него произошла остановка сердца. В определенном смысле так и было. Сердце, вне всякого сомнения, остановил пронзивший его нож.
Глава девятая
Теперь, оглядываясь назад, я вижу предзнаменования, которые должны были предупредить меня об опасности, таящейся во дворце. Вскоре после того, как Йот Фа был помазан на царствование, а его мать назначена правительницей, город пострадал от землетрясения. Если само по себе это не было достаточным предзнаменованием, вскоре произошло поистине ужасное событие. Король Йот Фа развлекался различными представлениями и вскоре после того, как стал королем, объявил, что главный королевский слон сразится в поединке с другим слоном. Многие, в том числе и я, отправились вместе с процессией с ним в крааль посмотреть на битву.
Многие в толпе ахнули, когда бивень другого слона разломился на три части. Еще более жутким в ту ночь был стон королевского слона, он издавал звуки, похожие на человеческий плач, и ему сочувственно вторил слон у одних из ворот города. Это было поистине дурное предзнаменование, возможно, оно возвещало о грядущих событиях. Но я был расстроен и, пожалуй, не понимал значения происходящего вокруг.
В это время мое внимание привлекла хорошенькая придворная девушка, служанка госпожи Си Судачан. Должен признаться, что мне было уже давно пора взять жену или двух, но, возможно, из-за сильной привязанности к матушке или ненадежности своего положения я этого не сделал.
Теперь я был сражен. Я находил темные глаза этой девушки чарующими. Все в ней, даже шелест платья на ходу, приводило меня в лихорадочное возбуждение. К моему удивлению, она дала понять, что тоже интересуется мной. Я был вне себя от радости. Она являлась для меня самым желанным существом, и я был почти без ума от ее внимания.
Не стану рассказывать, какие наслаждения мы разделяли, скажу только, что в течение недель забывал обо всем в ее присутствии. Юного короля я видел все реже и реже, и мы несколько отдалились друг от друга. Я надеялся, что Йот Фа разделит мою радость нашими отношениями, но он ее не разделял, наши отношения даже раздражали его, возможно, потому, что его мать была явно одурманена предметом своей привязанности, как и я своей.
Если кто и жил той жизнью, какой я представляла жизнь Уилла Бошампа, когда только узнала о его исчезновении — казалось, времени с тех пор прошло очень много — этим человеком был Бент Роуленд. У него был небольшой, но красивый домик с запущенным садом, в довольно приличном районе, как сказал Дэвид Фергюсон, поведший меня туда.
Дверь нам открыла девушка, которую я сперва приняла за дочь Роуленда, ей было от силы пятнадцать лет, но вскоре я поняла, что она была его любовницей. И не только, еще и матерью замечательного младенца, лежавшего в плетеной колыбельке в углу кухни. Девушка, которую, очевидно, звали Паричат, носила очень короткие шорты и облегающую майку, на длинных, тонких ногах у нее были сандалии с очень высоким каблуком. Выглядела она очень юной и беззащитной. Кое-кто говорит с некоторым цинизмом, что толстый иностранец и хрупкая тайка с тонкими чертами лица наиболее типичная пара для Таиланда, но мысль о ней с Бентом Роулендом вызвала у меня тошноту.
Пока они с Дэвидом разговаривали, я осматривалась. В кухне, хоть и маленькой, были все мыслимые приспособления и устройства, от холодильника с морозилкой до микроволновой печи и самого современного блендера. Все выглядело новеньким. Мебель в гостиной, хоть и подобранная с дурным вкусом, тоже была совершенно новой. В одном ее углу стояла стопа коробок.
— Она уже съезжает? — спросила я Дэвида во время перерыва в разговоре, когда девушка пошла утешить заплакавшего младенца.
Дэвид задал ей этот вопрос.
— Нет, въехала всего два месяца назад. С рождением ребенка не было времени разобрать все. Обычная история, — добавил он. — Девушка из деревни на севере. Приехала в большой город устраивать жизнь. Дело кончилось проституцией. Встретилась в баре с Роулендом. Он выкупил ее у сводника. Прекрасная история, не так ли? Это темная сторона Бангкока. Родители думают, что она работает в магазине и помолвлена с хорошим тайским парнем. Подобных историй, к сожалению, очень много. Она думает, что добилась здесь своего и это неплохое место. Очевидно, до недавних пор они жили в крохотной квартирке. Должно быть, Роуленд был удачливым литературным агентом, хоть я ни разу не слышал о нем.
— Не был, судя по его кабинету — сказала я. — И по его виду. Он выглядел безнадежным неудачником.
— По словам полицейских, он еженедельно клал на свой счет довольно крупные суммы, по пять тысяч долларов, начиная где-то с весны, — заговорил Дэвид. — Сейчас на счету около восьмидесяти тысяч. Последний взнос он сделал за неделю до смерти. Где-то добывал деньги. Возможно, получил большой аванс за книгу Уилла, дал ему всего две тысячи и не отчислял ему проценты, но, может быть, потому, что не мог его найти.
