Он поднялся из-за стола и открыл дверь, что мог сделать, даже не шевельнув ногами. Я сбежала вниз по лестнице, достала сотовый телефон и набрала номер Сальваторе.

— Добавьте к списку Джианни Вери, — попросила я.

— Уже добавил, — ответил Сальваторе. — Как только вы заметили, что написал обе статьи именно он, я позвонил своему приятелю журналисту. Вери находился на подъеме всего два года назад. Как сказал мой друг, он вот-вот должен был стать редактором. А потом он написал направленную против Лейка статью. Помянул слухи о Бренди и ее женихе. Лейк отреагировал немедленно. Вери потерял работу. Все считают, что Лейк заткнул Вери рот. После этого Вери никто не задевает, потому что не смеют, но и работы не дают. Не знаю, как ему живется на вольных хлебах.

— Совсем неважно, — заметила я. — Ваше напоминание о Бренди и Тасо навело меня на мысль заново посмотреть все файлы, которые я проглядывала, когда разыскивала Лейка, чтобы проверить, не пропустила ли я чего-нибудь. Я позвоню вам завтра в обычное время.

Я действительно кое-что пропустила. Сделать это было несложно.

Снимки Бренди и несчетных белых роз возле гроба Тасо заворожили меня. На фото присутствовали еще три женщины: Бренди, женщина под вуалью, названная матерью Тасо, и еще одна — тетка Тасо. Звали ее Анна Карагианнис, и в момент нашей последней встречи она угощала меня лимонным пирогом в квартире Кроуфорда Лейка.

Я позвонила в Англию.

— Попросите, пожалуйста, Альфреда Мондрагона, — сказала я.

— Простите, но это невозможно. Альфред находится в недельном отпуску. Говорит его помощник Райен Макгиллрей. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— Надеюсь на это, Райен. Я недавно говорила с Альфредом и надеялась застать его еще раз. Потом мы с вами, кажется, встречались на аукционе в Берлингтон Хауз. Говорит Лара Макклинток.

— Да, похоже, я помню вас, — проговорил он.

— Райен, ко мне обращался агент по имени Пьер Леконт или Леклерк. Возможно, я ошибаюсь в имени. Он располагает интересующей меня картиной. Он сослался на мистера Мондрагона.

— Ни в коем случае! — произнес Райен. — Альфред будет в ярости. Прошу вас ни в коем случае не иметь дел с Леклерком или Леконтом, не знаю, как его правильно называть. Меня не удивит, если у него окажется несколько имен. Это мошенник.

— Я никому ничего не скажу, — пообещала я, — но какие у вас есть основания для подобного утверждения?

— О, это совершенно ужасный человек. Знаете, он несколько месяцев проработал у нас. Альфред допустил крохотную оплошность, и Леконт… Досадно даже вспоминать об этом.

— А что вы называете крохотной оплошностью? — спросила я.

— Альфред приобрел очаровательный греческий кувшин для вина, посчитав, что все бумаги на него оформлены правильно. Однако это было не так. Сосуд был тайно вывезен из Италии владельцем, намеревавшимся продать его в Британии. Бедняга Альфред был утомлен тремя подряд выставками антиквариата и не стал проверять все бумаги, как делает обычно. Все очень просто. Согласитесь, подобное может произойти со всяким. Тут к нему является Леконт, сообщает, что сосуд-то контрабандный и пытается выжать из Альфреда денег. Но Альфред не из тех, кого можно шантажировать. Он обратился к властям, сообщил, что совершил ошибочную покупку, и вернул сосуд Италии. А Леконту он велел сгинуть с его глаз и, не сходя с места, уволил его. — В отместку Леконт попытался договориться с Кроуфордом Лейком. Вы, конечно, знаете, о ком я говорю? О миллиардере, которого давно никто и нигде не видел? Время от времени он пользуется нашими услугами, и Леконт попытался отбить у нас такого клиента. Но Лейк, разумеется, немедленно вычислил его. Если верить всякому жулику, миллиардером не станешь. Он очень скоро избавился от Леконта. Тем не менее это была жуткая ситуация.

— Жуткая, — согласилась я. — Насколько я понимаю, Лейк не такой клиент, которого вы хотели бы рассердить. Я читала про его финансовые достижения. Люди рассказывают о нем неприятные вещи.

— Мы всегда считали Лейка почтенным человеком, — ответил Райен. — Он платит превосходные комиссионные и в личном плане общаться с ним несложно. Я, конечно, с ним не встречался, однако Альфред видел его однажды и сказал, что ему понравился этот человек. А чего можно ожидать от врагов Лейка? Ничего хорошего они о нем не скажут. Могу сказать только, что мы рады иметь такого клиента.

— Спасибо за то, что просветили меня, Райен. Вы спасли меня от жуткой ошибки в отношении Леконта.

— Надеюсь, — ответил Райен. — Это не человек, а свинья.

Я прикинула, что у меня остается еще время на визит в Галерею Розати, расположенную в огромной старинной вилле возле Садов Боргезе. Как и предупреждал Сальваторе, мне пришлось заплатить довольно крупную сумму за вход. Галерея располагалась на первом этаже дома. Для музея она была невелика, однако экспонаты в ней оказались превосходными, в особенности этрусский зал. Я увидела сфинкса, о котором упоминал Сальваторе, и тщательно осмотрела несколько витрин с этрусской керамикой. В музее было тихо: я встретила только женщину с подростком и студента, зарисовывавшего сфинкса. В дальнем конце располагалась дверь с надписью «Кабинет директора». Я вошла и оказалась в небольшой приемной с двумя дверями, в которой не было секретаря. На одной из дверей значилось «Директор»; к другой лентой была прикреплена временная табличка.

Надпись на ней гласила: «Н. Мардзолини».

Великолепно, отметила я. Еще одно имя в общем списке.

Я осторожно толкнула дверь Никола. Она оказалась запертой. Однако в директорском кабинете раздавались голоса, и я решила подождать, чтобы оценить ситуацию прежде, чем вплывать внутрь. Разговор шел по-английски, поначалу негромкий, он начинал набирать обороты. Я уже подумывала о том, чтобы выйти и вернуться через несколько минут, но тут слова начали обретать смысл.

— Видите ли, я бы хотел помочь вам, — сказал голос, на мой взгляд, принадлежавший Розати. — Но дело в том, что вы заплатили за нее очень много, много больше, чем она стоит на рынке. Надеюсь, вы простите меня за такие слова, но вы позволили желанию превзойти Лейка затуманить свою голову. Я говорил вам, сколько она стоит.

— Так, сколько вы заплатите за нее? — спросил второй голос, явно принадлежавший американцу.

— Я не имею возможности что-либо заплатить. Начнем с того, что я не располагаю средствами для покупки, потом, скажу откровенно, моя галерея не коммерческое предприятие. Она позволяет мне пользоваться некоторыми налоговыми льготами, в рамках которых я могу оказать вам свою помощь, если у вас есть доход в Италии и вы готовы пожертвовать ее, — произнес голос, который я приписывала Розати.

— Возможно, группа рассмотрит этот вопрос.

— Возможно. Но решаю это не я. Как вам известно, они не в состоянии предложить ту цену, которую вы уплатили за нее.

— Хорошо, — проговорил второй мужчина. — Я обдумаю вопрос с налоговой точки зрения, и мы переговорим еще раз.

Прежде, чем я могла укрыться в музее, из кабинета вышел самый крошечный среди всех ковбоев, которых мне приводилось видеть. Он был в сером костюме, идеально скроенном по его фигуре, причем все, даже пуговицы, были уменьшены соответственно его росту, белой рубашке и галстуке ленточкой. Довершали впечатление причудливые черные ковбойские сапоги и стетсоновская шляпа. При шляпе и в сапогах он все-таки был ниже меня.

— Мэм, — он приподнял шляпу, проходя мимо меня.

Розати шел в нескольких шагах за ним.

— Привет, — сказала я.

— Что ж, здравствуйте, — он явно удивился. — Вы решили все-таки воспользоваться моим, данным в Вольтерре, предложением отобедать вместе? Вы подвели меня.

— Простите. Пришлось уехать по делам. Вам передали мои извинения?

— Нет, я не получил никакой записки.

— Я думала, что в таком отличном отеле обслуживают лучше. А у вас здесь просто чудесно.

— Значит, вы хотите принять мое предложение насчет экскурсии. Я восхищен.