— Евгения Понте является любовницей Палладини, — добавила я.

— Неужели? — переспросил Сальваторе. — Весьма интересно. Проверив Понте, я не сумел нащупать никаких его связей с Лейком. Однако Понте совершил самоубийство. Некоторые утверждали, что его дело стало приходить в упадок, поэтому, памятуя о хищном норове Лейка, я попытался выяснить этот вопрос. Но ничего не нашел. Некоторые мои коллеги поговаривали, что проблемы были связаны с неудачным браком, который уже некоторое время назад превратился в условность. Но вы знаете Италию и разводы. Однако, похоже, что поговаривали не без оснований. Она прибирает к рукам компанию своего мужа и, на мой взгляд, делает это достаточно успешно. Кстати, успех всегда сопутствовал ей. Сначала она была моделью, потом телезвездой, хотя я никогда не видел ее шоу, ее агентство преуспевает. Я не могу обнаружить никаких признаков проблем с финансами или законом. Единственный компрометирующий фактор известен только нам с вами, и заключается он в том, что и Антонио, и Марио числились в списках агентства. — А теперь, прежде чем я перейду к Палладини и прочим, позвольте мне закончить с Розати.

— Кстати о том килике, — заметила я. — Кажется, он говорил мне, что его украли.

— Правильно. Около двух лет назад в музей Розати пробрались воры. Система сигнализации немедленно отреагировала, но полиция не стала особенно торопиться, и, явившись на место, карабинеры обнаружили в клозете связанного охранника с кляпом во рту, ну а этрусского килика на месте не оказалось. Как раз в это самое время музей, из которого килик был когда-то украден, начал требовать его возвращения. Историю со взломом я вспоминаю по нескольким соображениям: во-первых, благодаря очевидному сходству событий вокруг этого килика и вашей гидрии. Оба сосуда были украдены и обнаружены за пределами Италии в собраниях частных коллекционеров. Кроме того, страховую выплату после кражи килика должна была производить та самая страховая компания, где Витторио Палладини заведует отделом претензий. Килик был застрахован на крупную сумму, возможно, даже превосходящую его цену, если подобные предметы вообще имеют ее. Должно быть, пропажа сосуда не порадовала его.

— А вы сумели обнаружить связь между Палладини и Лейком?

— Нет.

— Но ведь оба Понте, Палладини и Розати друг с другом связаны, а Розати был знаком с Лейком… во всяком случае, он знал, во что может обойтись попытка конкуренции с Лейком.

— Да, — согласился он.

— Кроме того, Палладини распорядился, чтобы Ив Буше свел меня с Годаром.

— Очевидно, — произнес Сальваторе.

— Что вы еще обнаружили?

— Джино Мауро. Это американец, хотя, оказываясь здесь, он становится большим итальянцем, чем мы сами. Он считает, что род его восходит к какому-то властелину, однако на деле родители его эмигрировали в Америку из бедной сицилийской деревеньки.

— И разбогатели там?

— Они нет в отличие от него. Он был или является сейчас рестлером.

— Кем-кем?

— Мастером кулачного боя, кажется уже бывшим. Из WWF, как вы говорите. Он выступал под именем Джино Великолепный. — Сальваторе умолк, а потом спросил. — Знакомо ли вам это имя?

— Немного, и я готова поклясться, что видела его на Пиацца Навона вместе с Дотти Бич. Тот человек, которого я могла бы назвать этим именем, вышвырнул из-за столика ее молодого приятеля буквально, как котенка.

— Понимаю, — сказал он. — Похоже на правду. В качестве рестлера Мауро пользовался умеренным успехом, вовремя сошел и занялся волоконной оптикой.

— И тут появился Лейк, — предположила я.

— Вы правы. Лейк попытался перекупить дело. Мауро отказался продавать его. И Лейк отбил у Мауро большинство клиентов.

— А теперь Мауро продает и ферму. Его что-нибудь связывает с прочими членами группы?

— Ничего такого, что я сумел бы найти.

— А что еще вы можете сказать про Палладини?

— Я уже все сказал вам. Он юрист, занимается общими вопросами и работает на страховую компанию.

— Ему принадлежат роскошные апартаменты в Риме. Может ли начальник отдела претензий страховой компании позволить себе содержать подобное жилье?

— Не знаю. Могу только сказать, что он купил эту квартиру пару лет назад и уже продает ее. Возможно, прыгнул выше головы.

— Не думаю. Он ищет большее помещение. Впрочем, он мог и солгать. Что еще?

— Не так уж много. Я не смог ничего найти об Иве Буше или Пьере Леклерке. Анна… я не знаю, как ее искать. Майру тоже. А что обнаружили вы? Кроме того, что Евгения и Палладини состоят в близких отношениях?

— Я узнала, что Дотти Бич разорена, однако видела, как она делает покупки на Виа Кондотти, — ответила я. — Кроме того, я узнала, что она не была совершенно откровенна в отношении своего магазина. Хотелось бы знать, действительно ли у нее есть магазин в Новом Орлеане? Или она обнаружила другого партнера, который заменил ей мужа в качестве источника денег?

— Вы сказали Новый Орлеан? — переспросил Сальваторе.

— Да.

— Подождите минуточку. — В трубке зашелестело, и он снова заговорил. — Зимний дом Джино Мауро располагается в Новом Орлеане. Основным местом его жительства является Нью-Йорк, но у него есть жилье и в Новом Орлеане. Возможно, вы правы в отношении того мужчины, что был вместе с Дотти Бич на площади. Кроме того, он обычно бывает в Италии в это время года.

— Да, Сильвия говорила, что он должен приехать. Однако его не было в Италии, когда умер Антонио. Так, во всяком случае, утверждают газеты. Интересно, можно ли установить, кто из репортеров написал заметку о смерти Антонио. Я не помню, кто именно это сделал, однако найти будет не слишком трудно.

— Вырезка лежит передо мной, — сказал Сальваторе. — После нашей вчерашней беседы я проглядел все газеты за последние дни. Пожалуйста, не отключайтесь, и я назову вам имя но меньшей мере одного из них. Джианни Вери, — произнес он спустя какую-то минуту.

— Тот же самый, что писал статью о гидрии и аресте Лолы, — заметила я.

— По-моему, вы правы, — проговорил Сальваторе. — И уже поэтому он мне не нравится.

Найти Вери мне удалось не сразу. Я посетила редакции газет, в которых он публиковал свои заметки, и узнала, что он является вольной птицей. Я сказала его коллегам, что хотела бы отыскать его и заказать статью, и после нескольких минут обаяния, — в той мере на которую я способна, — кто-то сжалился надо мной, а может быть, и над Джианни, учитывая то, что мне предстояло узнать, и назвал мне его телефонный номер. По номеру я узнала и адрес.

Офис Вери — комнатушка, размером не больше шкафчика для метлы — располагался на третьем этаже не имеющего лифта дома, находившегося в достаточно неприглядной части города. Имя его было набрано на двери шелушащимися золотыми буквами, и, когда я вошла, ему пришлось встать и закрыть дверь, чтобы я могла обойти стол и сесть. Я сказала ему, что занимаюсь торговлей антиквариатом и издаю бюллетень, в котором регулярно публикуются статьи знатоков на темы, интересные для коллекционера, а пришла к нему потому, что увидела его заметку о бизнесмене, вывозящем древности из страны прямо под носом полиции, и мне захотелось ее перепечатать. Он казался польщенным.

— Простите, что ввалилась без предупреждения, — сказала я ему. — Однако ваша статья очень заинтересовала меня. Я решила, что вы действительно знаете, о чем идет речь. Я попыталась связаться с вами по электронной почте, — добавила я. — В адресе значилось Вери.

— Тогда все понятно, — проговорил он. — Там стоит Вейи, а не Вери. Глупо с моей стороны выбирать адрес, так похожий на собственную фамилию. Вот все и путают. Вейи — так назывался один из этрусских городов-государств.

— Как Цисра, — сказала я, вспомнив Годара, — или Велатри.

Он удивился.

— Именно. Вижу, вы изучали культуру этрусков. Простите, как ваше имя?

Я назвалась, положив перед ним свою визитную карточку.

— Синьора, — проговорил он резко изменившимся тоном. — Боюсь, что ваш визит оказался напрасным. Я — серьезный журналист, а не поденщик. Я не пишу статей для коммерческих бюллетеней. Спасибо, что заглянули.