Дотти Бич неторопливо брела по Виа Кондотти, то и дело останавливаясь возле витрин магазинов, и время от времени ныряя в один из них, чтобы по прошествии некоторого времени объявиться с новым пакетом. Потратив полтора часа на наблюдение за ней, я поняла, что Дотти всего лишь отправилась за покупками. И не куда-нибудь, Учтите, а в магазины самых шикарных модельеров. Оставив ее за этим делом, я отыскала себе место, откуда была видна дверь здания, в котором располагалось Агентство Корелли Понте.

Ожидая, я позвонила Клайву.

— Привет.

— Где ты застряла? — набросился он на меня.

— В Риме.

— Надеюсь, что ты звонишь, чтобы сообщить мне о том, что возвращаешься домой. Ты отсутствуешь уже достаточно давно, а в одиночку вести все дела достаточно сложно, — выразил он мне свое недовольство.

— Ты там не один, — возразила я. — Алекс тебе помогает, не так ли? И потом, что из того, что я устроила себе отдых в Ницце? У тебя с Мойрой и так несколько отпусков в году.

— По-моему, — заявил он, — они все-таки не были такими продолжительными, как сейчас у тебя.

— А знаешь, кого я встретила здесь пару раз? — спросила я, не обращая внимания на выпад.

— Кого же?

— Дотти Бич. Я пару раз отобедала с ней во Франции, а потом видела ее в Риме.

— И что она делает там?

— Конечно, совершает закупки для своего магазина.

— Боже, если бы мы с тобой разорились и тут же попробовали открыть новый магазин в другом месте, как, по-твоему, нам бы позволили это сделать? Незачем и спрашивать, понятно, что нет. Не знаю, как подобные штуки удаются некоторым людям!

— О чем ты говоришь, Клайв?

— Она разорилась. Разве я тебе этого не рассказывал?

— Нет, Клайв.

— Прости. Наверно, забыл. Все-таки она не относится к числу наших лучших друзей.

— И когда все это произошло?

— Как раз после зимней Нью-йоркской ярмарки антиквариата в этом году, — ответил он. — Она присутствовала там и находилась в просто отчаянном расположении духа, скажу я тебе. Искала партнера для укрепления своего успешного дела, как она всем объясняла, но ты же знаешь, как любят сплетни в нашей торговой специальности. Всем было известно, что у нее неприятности.

— А я думала, что у нее все в порядке. Что же случилось?

— Ее муж, кажется, его зовут Хью, подал на развод. Я же говорил это тебе, правда? Такая грязная история. У нас все было по-другому, цивилизованно. Он отказывается оставить ей дюже дюйм. Он говорит, что помог ей открыть антикварный магазин, много лет оплачивал все убытки, и если она все-таки не сумела раскрутить свое дело, то ее проблемы к нему не относятся. Или что-то в том же духе. После ярмарки она долго не продержалась.

— Значит, она каким-то образом поправила дела, потому что в данный момент Дотти делает покупки у модельеров на Виа Кондотти, — заметила я.

— Некоторые люди всегда приземляются на все четыре ноги, правда? Может, и улицу-то назвали в ее честь. Дотти — Виа Кон-Дотти. Поняла? Ха-ха. Ну, и когда же тебя можно ждать дома?

— Скоро, — пообещала я.

— Скоро? — взвыл он. — Как прикажешь понимать твои слова?

— Не могу достать билеты на самолет, — солгала я. — Вот-вот начнется забастовка.

— Ох уж эти итальянцы! — возмутился он. — Вечно у них одни забастовки.

— Клайв, а имя Пьер Леклерк тебе что-нибудь говорит?

— Пьер Леклерк, — повторил он неторопливо. — Вроде бы нет. Разве я должен его знать? Кто это?

— Один такой пронырливый делец, занимающийся нашим делом во Франции, — ответила я. — А Пьер Леконт тебе не знаком?

— Леконт, Леконт, — повторил он. — Нет. А почему бы тебе не спросить об этом у Мондрагона — того, с кем мы познакомились в Берлингтон Хаус? Уж он-то знает всех. Ты случайно не связалась с этим пронырой, а?

— Стараюсь избежать этой участи. А насчет Мондрагона ты неплохо придумал. До скорой встречи.

— Насколько скорой? — спросил он.

— Просто скорой, — ответила я.

Евгения Понте вышла из здания и целеустремленно зашагала по Виа Венето. В отличие от Дотти витринами она не интересовалась, свернула в один из самых шикарных отелей и, пройдя через вестибюль, направилась прямо в бар-ресторан. Навстречу ей из-за столика поднялся довольно высокий, худощавый и симпатичный мужчина. Я устроилась за столиком позади колонны.

Посвятив несколько минут оживленному разговору, они сделали заказ, после чего явилась бутылка шампанского и два блюда живых устриц, что явным образом намекало на последующее развитие событий. Употребив эти содействующие любви продукты, они вдвоем вышли из ресторана, направившись прямо к лифтам. Мужчину этого я узнала, потому что уже встречала его. Однако чтобы не оказалось, что на моем пути возник очередной самозванец, я дождалась мгновения, когда метрдотель оставил свой пост возле входа, и заглянула в его журнал, сразу же натолкнувшись на знакомое имя. Стол на две персоны на 13:15 был заказан на имя синьора Палладини. Круг смыкался: владелец квартиры был любовником женщины, предоставившей актеров. Я самым очевидным образом приближалась к открытию, хотя еще и не знала, к какому именно.

В три часа дня, как было заранее оговорено, я позвонила Сальваторе.

— Что вам удалось выяснить? — спросила я.

— Я начал с тех, кто был более знаком мне, и разыскивал, как вы предложили, возможную связь с Кроуфордом Лейком, — начал Сальваторе. — Первым стал Сезар Розати, потому что мне уже было кое-что известно о нем, и информацию эту было проще получить, чем в остальных случаях. Розати был прежде банкиром и достаточно преуспевающим. Потом он начал интересоваться банковскими операциями, проводимыми через Интернет, и вынужден был отойти от дел под нажимом Мардзокко Финансиал Онлайн, компании, которая, как вам известно, принадлежит Кроуфорду Лейку. Розати каким-то образом уцелел и даже снова встал на ноги, хотя больше не занимается банковским делом.

— Он говорил, что является владельцем галереи, — напомнила я, — в которой выставлена семейная коллекция его жены.

— Да, вы правы. В их совместной собственности находится много этрусских предметов. Розати, похоже, сумел обойти все ограничения на владение такими вещами, поскольку открыл дом своей жены для публичного посещения в качестве музея и галереи, получив на это специальное разрешение. Музей, как вы, наверно, знаете, называется Галереей Розати. Плата за вход достаточно высока, что, возможно, позволяет ему удерживаться на плаву. Может быть, он просто удачно женился, хотя сам я всегда предполагал, что семейство жены не способно наделить его ничем более материальным, чем стиль, надеюсь, вы понимаете меня.

Он добился известности за очень короткий срок. Одной из причин ее является его чрезвычайная удачливость в розыске и возвращении на родину итальянских древностей. Недавно, не более года назад, он обнаружил превосходного этрусского каменного сфинкса, предположительно украденного из гробницы в Тарквинии. Теперь фигура выставлена в его галерее. Пару лет назад он с помпой объявил, что нашел этрусский килик, чашу для питья, расписанную мастером Бородатого Сфинкса, как вы знаете, художника не менее знаменитого и яркого, чем мастер Микали. И сосуд этот тоже был много лет назад выкраден из музея.

Потом вам следует знать, что среди нас находятся скептики, которые считают, что Розати уже обладал этими древностями. А это означает, что он не брезговал краденым товаром и теперь пытается легализовать его, делая заявления о подобных находках. Однако Розати утверждает, что вместе с группой благотворителей купил сфинкса у швейцарского коллекционера, а килик в Англии, и возвратил их Италии под звуки всенародного одобрения. Одним из других дарителей, кстати, являлся Джанпьеро Понте, покойный муж Евгении. Я нашел в архиве газету с фотографией, на которой Понте, Розати и Витторио Палладини вместе снимают покрывало с килика.