Впрочем, он доверял своей германской форме и своему знанию немецкого языка и не опасался возбудить подозрение. 

К полуночи он нашел цель своего ночного путешествия и, подобравшись ползком к задней половине дома, слегка постучал в затворенную оконную ставню. В щели ставен появился свет, и мягкий голос осторожно спросил по-французски: «Кто стучит?»

Мортимер ответил тоже по-французски, произнеся магический пароль. 

Осторожно, медленно и бесшумно перед ним открылась дверь, и через несколько секунд он очутился в доме друзей. 

Мортимер жадно прислушивался ко всякому слову, которое произносилось его собеседниками. Он узнал, что моральное состояние германских войск в высшей степени низкое. Германцы пока еще храбро дерутся, но у них больше нет «воли выиграть войну». Беспрерывные успехи союзников вселяли в сердца немцев черное отчаяние. Пайки были скудные, укрепления по всему их фронту слабые. 

Мортимер узнал, что было еще важнее, что немцы получили распоряжение в случае усиленного натиска союзников отступить к Бапому, Перонну, Генту, к Сомме. Это было 6 августа 1918 года. 

Мортимер знал, что если он будет арестован как разведчик, то германцы его расстреляют на месте. В те суровые дни положение было слишком критическим, чтобы пытать счастье. 

Ему было ясно, что 2-я, 18-я и 19-я германские армии готовы и ожидают наступления союзников, но их укрепления слабы. Он смешался с толпой солдат, которых держали в непосредственном местном резерве, и ото всех слышал одну и ту же меланхолическую жалобу: — Кому это нужно? Все наши «великие наступления» окончились неудачей. С марта мы сражаемся беспрерывно, но и теперь не ближе к Парижу, чем в 1914 году. Пайки малы, мы истощены от недоедания. Кому это нужно? 

Мортимер не мог не заметить, что моральный дух этого некогда мощного военного организма сломлен. Разгром должен был скоро начаться. 

Теперь Мортимеру надо было вернуться со своей информацией. Мортимер должен был принять все меры предосторожности, несмотря на свою германскую форму. Он прекрасно знал, что германская тайная полиция усиленно ищет союзных разведчиков, и с этим должен был серьезно считаться. Малейший ложный шаг с его стороны стоил бы ему жизни. Но даже и в этом случае самое страшное для него было в том, что наша контрразведка будет лишена той ценной информации, которую он собрал. 

Мортимер договорился с Мадлен о том, что она будет ждать у двери кафе от половины восьмого вечера до наступления ночи. Ему надо было пройти посреди улицы. Если на волосах у нее не будет никакой ленты, — значит, положение спасено. Если же на ней будет красная лента, — значит, угрожает  опасность. Во втором случае он должен уйти и предоставить следующее свидание судьбе. 

Идя по маленькой мощеной улице, Мортимер увидел Мадлен. Она стояла у дверей, разговаривая и смеясь с тремя немцами. В свою густую черную шевелюру она вплела красную ленту. Быстрый взгляд на пыльные мотоциклы и шинели солдат убедил Мортимера в том, что он видит работников германской тайной военной полиции. Они рассматривали бумаги всех немецких солдат, приезжавших и уезжавших из этой деревни. Но возвращаться было поздно. Надо было идти до конца. 

Когда он поравнялся с этой тройкой солдат, один из них подошел к нему. — Предъявите свои документы. Среди нас есть шпион, переодетый в форму отечества. 

— Откуда вы знаете? — как бы невзначай спросил Мортимер. 

— Капитан Гольц встретил прошлой ночью одного странного солдата и приказал ему доложить о себе, когда они вернулся в резерв. Но на перекличке этого солдата не оказалось. Это, может быть, какой-нибудь дезертир, но наша контрразведка не хочет рисковать, так как это может быть и союзный шпион. 

Немец колебался одну минуту, подозрительно разглядывая Мортимера. 

— Странно, что у вас номер этой особой комплектной дивизии. Кто ваш командир? 

— Князь Рупрехт. 

— Нет, — огрызнулся немец, — я имею в виду вашего полкового командира. 

Мортимер назвал имя, которое он узнал от пленного. 

— Но ведь он в резерве, почти в пяти милях отсюда. Что вы тут делаете, вдали от своей части? Пропуск у вас есть? 

Английский разведчик смотрел через плечо солдат. Он увидел белое, искаженное ужасом лицо Мадлен. Она поняла, в каком, опасном положении находится ее возлюбленный. Позади нее он мельком уловил измученное лицо ее отца. 

О чем они могли думать в этот критический момент? А Мортимер ни одним взглядом, ни одним движением, не выдал своих чувств, не выдал того, что он с ними знаком. Возможно, что пришел его последний час. В одно мгновенье его маска может быть сорвана, и тогда его расстреляют как союзного разведчика. 

Старший, который допрашивал английского разведчика, послал одного из полицейских агентов просить капитана Гольца прийти  немедленно в штаб, а другому поручил попытаться застать командира предполагаемого полка Мортимера. 

— Я оставлю здесь машину и пойду с вами. Имеете ли вы при себе какое-нибудь оружие? 

Германский полицейский агент основательно его обыскал, приказав двум солдатам направить на задержанного винтовки. 

Он ничего не нашел при английском разведчике, кроме военной книжки, взятой у германского пленного. Он ее забрал. 

— Если вы тот, который значится в этой книжке, дело будет в порядке. Если же нет, тем хуже для вас. Давай двигай! Нам нужно пройти около трех миль, а наступает уже вечер.

 Мортимер живо сообразил. 

— Разрешите мне пойти напиться. У меня страшная жажда. 

— Нет. 

— Попросите тогда эту француженку, чтобы она мне принесла попить. 

— Нет. 

— Идите к черту, а я пойду напиться, — и англичанин стремительно помчался в сторону кафе. 

— Живо! — Мадлен протянула ему автоматический револьвер, который, как он знал, она спрятала в своей блузе. 

Это было сделано достаточно проворно, так как не успел Мортимер сунуть револьвер в карман, как немец набросился на него, направив в упор дуло револьвера. 

— Еще одно движение, и я вас застрелю. 

— Убейте меня, если хотите, и когда вам угодно, но я напьюсь. 

Немец опустил револьвер. Кто знает, возможно, он думал, что задержанный им человек будет пить последний раз в жизни. Он смягчился. Мадлен подала Мортимеру целый стакан белого вина, которое он выпил до последней капли и протянул стакан, чтобы ему налили вина еще. Но в это время немец вдруг рассердился, вырвал стакан и бросил его на пол. 

— Пошли! — сказал он и грубо ткнул револьвер Мортимеру в пояс. 

— Пошли! 

— До свидания, мадемуазель! Мы еще увидимся. 

Немец, очевидно, принял эту реплику за шутку или за браваду. 

Во всяком случае, он не придал значения этому замечанию и лишь твердил: 

— Пошли! 

В тот момент, когда они уходили из кафе, вернулся  агент, посланный для того, чтобы найти капитана Гольца. 

Капитан ждал в штабе. — Скорей! 

Было темно. Оставив свой мотоцикл около мотоцикла начальника, агент встал по правую сторону Мортимера. Так они безмолвно шли по дороге, ведущей к разоблачению Мортимера и его гибели. 

Направо англичанин мог видеть верейские огни, которые светили со стороны фронта. 

Теперь или никогда! Еще немного, и будет слишком поздно, чтобы всем рискнуть. Мортимер был человеком действия. 

С быстротою молнии он нанес дулом своего револьвера мастерский глухой удар конвоиру, который тут же свалился, перекувырнулся, захрипел и затих. 

Второй конвоир, опомнившись от неожиданности случившегося, прицелился в Мортимера, но тот повернулся и побежал открытым полем по зигзагообразной линии, по направлению к озаренному горизонту. 

Германский полицейский агент был, однако, упорен. Он стал преследовать Мортимера и открыл стрельбу. Англичанин понял, что лучше положить конец этому. Он не любил лишать людей жизни, но на войне как на войне! 

Его жизнь или жизнь немца? Мортимер был искусным стрелком. Он повернулся к немцу лицом, взял твердый прицел, выстрелил, и преследователь повалился. Мортимер подошел к лежавшему человеку, держа в руке револьвер наготове, и убедился, что выстрел попал в цель. Человек лежал без движения. Мортимер перевернул тело и увидел, что немец мертв.