Мне казалось, что я бегу очень медленно. Почему меня никто не останавливает? Все таращатся на меня с открытыми ртами, привстают со скамеек, но никто не делает ни малейшей попытки помешать мне. Я была им благодарна за это. Сейчас я не готова к расспросам. Бежать, быстрее бежать прочь от этого ужасного места. Вдали от него я успокоюсь, приду в себя, смогу все объяснить папе… Бедный папа! Он, наверное, пришел в ярость. Хорошо, что эта ярость не выльется на Майка, ведь это я бросила его у алтаря, а не он меня.

Недалеко от входа в церковь стоял папин лимузин, за рулем которого сидел наш старый шофер Генри. Я стремглав бросилась к машине. Генри, всегда такой невозмутимый и выдержанный, на этот раз обомлел. Еще бы! Невеста одна вдруг вылетает из церкви и как кенгуру несется к машине.

— Увезите меня домой, Генри, — простонала я, открывая дверцу. — Как можно скорее.

Шофер проглотил вопрос, просившийся на язык, и стал заводить машину. Мы тронулись с места, когда из церкви выбежали мужчины. Кажется, там были и папа, и Майк, и еще кто-то… Они замахали руками, папа попытался броситься вдогонку.

— Не смейте останавливаться, — приказала я. — Уезжаем отсюда.

Генри повиновался. Я знала, что он предпочтет нарушить приказ отца, но не мой. Слуги всегда отлично знают, кто в доме настоящий хозяин.

Эта мысль на мгновение развеселила меня, но потом я вспомнила все, что произошло сегодня, и расплакалась. Я слишком долго копила слезы, еще с тех пор, как увидела ту женщину в объятиях Майка. Каких усилий мне стоило не разрыдаться у алтаря! Я должна была вести себя достойно, ведь я могла опозорить не только себя, но и папу, и Майка. Нет, пусть лучше меня считают взбалмошной и капризной, чем знают, что я брошена!

Генри, не оборачиваясь, протянул мне свой носовой платок. Я поблагодарила и принялась вытирать слезы. Пустая затея! Платок вскоре промок насквозь, а я никак не могла успокоиться. Что теперь делает Майк? Врет папе, что понятия не имеет, что со мной случилось? Или у него хватит храбрости признаться во всем? Может быть, он сразу и представит папе свою избранницу, раз она никуда не ушла и терпеливо дожидалась окончания церемонии?

О, я узнала ее, несмотря на то что на ней была вуаль! Она может спрятаться под ней от всего мира, но только не от меня! Ненавистное розовое платье, сплошные кружева… Она так нарядилась, что вполне сошла бы за невесту! Теперь я никогда в жизни не надену розовое. Что она собиралась делать, если бы все-таки нас с Майком повенчали? Устроить публичный скандал? Но Майк ни за что не позволил бы ей… Или ей все равно, на ком он женится, раз его сердце всецело принадлежит ей? Она артистка, а они на все смотрят не так, как простые люди. Наоборот, ей даже удобнее, если Майк женится. Он не будет так сильно докучать ей…

Я зарыдала еще громче. Это сработало неожиданным образом — Генри прибавил газу, и уже через десять минут я была дома.

Горничная помогла мне собрать вещи. Я знала, что надо торопиться. Чтобы избежать немедленного объяснения с отцом, нужно было скрыться. Куда? Конечно, к тетушке Лесли, в Девоншир, где находится родовое поместье папы. Тетушка сразу даст ему знать, где я, но, пока он доедет до Девоншира, у него будет время немного остыть…

Генри отвез меня на вокзал. Он по-прежнему ничего не говорил, только смотрел на меня очень печально. Перед самым отходом поезда он спросил меня:

— Вы ничего не желаете передать лорду Маунтрою, мисс Вероника?

— Скажите ему, что у меня были серьезные причины так поступить, — вздохнула я и поднялась в вагон. Через несколько часов я буду у тетушки Лесли, которая точно не задаст мне ни одного неприятного вопроса!

Девоншир приветствовал меня моросящим дождиком, как раз к моему настроению и слезам на лице. Что ж, по крайней мере, тетушка Лесли не сразу поймет, что у меня что-то не в порядке… Меня встретили на вокзале (видимо, Генри сообщил, что я еду) и отвезли в родовое поместье с сентиментальным названием «Жимолость». Раньше я терпеть его не могла и все время рвалась оттуда в Лондон, но в моем нынешнем настроении спокойное уединенное поместье подходило мне лучше всего…

Тетушка Лесли (я звала ее тетушкой по привычке, хотя на самом деле она служила экономкой в «Жимолости») не задала мне ни одного вопроса. Она хлопотала и охала, кормила меня до отвала сдобными булочками собственного приготовления и поила крепким душистым чаем. Ради нее я держала себя в руках. Тетушка Лесли очень расстроится, если я вдруг зарыдаю в ее присутствии…

Зато когда я осталась одна в своей комнате, я дала волю слезам. Расстояние не только не уменьшило мои страдания, но как будто обострило их. В «Жимолости» я как никогда ясно поняла, что с Майком все кончено. Я вручила его своей сопернице, даже не пытаясь бороться. Бунтарка внутри меня возмущалась и упрекала меня… Но что я могла поделать? Майк никогда не любил меня. Я была для него всего лишь заменой. И когда появилась Селин Дарнье, я перестала для него существовать. Надо отдать ему должное, он вел себя как истинный джентльмен и почти убедил меня в том, что их отношения с Селин в далеком прошлом. Почему он сразу не сказал мне правду? Боялся меня ранить? Или он пытался сказать, а я не желала его слушать?

Сейчас это уже неважно. Майк наверняка уже позабыл обо мне. Наслаждается любовью Селин… Мой дорогой… Что с ним будет, когда он ей надоест и она найдет себе новое развлечение? А так обязательно будет… Я все размышляла и размышляла, а потом заснула под мелодичный аккомпанемент дождя. Небо вместе со мной оплакивало мою утраченную любовь…

Утром приехал папа. Я не ожидала от него такой прыти, думала, что он еще по меньшей мере неделю будет возвращать гостям подарки и приносить извинения. А также кипеть от злости и проклинать меня. Но он приехал в поместье и вел себя как ни в чем не бывало в присутствии тетушки Лесли, которая чуть с ума не сошла от радости.

Мы смогли поговорить только после плотного завтрака. Папа велел мне одеться потеплее и повел меня гулять по парку.

— Ты возмутительно повела себя, — наконец начал он.

Я молчала.

— Майкл говорит, что во всем виноват он. Но я сразу сказал ему, чтобы он не смел тебя выгораживать. Когда невеста вдруг срывается с собственного венчания и бросает жениха прямо у алтаря…

Многозначительная пауза, во время которой я опять не произнесла ни слова в свое оправдание.

— Ты же сама безумно хотела за него замуж, — напомнил папа. — Я просил тебя не торопиться, но тебе так нужен был этот Майкл Фоссет, что ты не желала ждать. У меня сложилось впечатление, что ты… гм… действительно любишь этого молодого человека…

Папа не привык говорить со мной о чувствах и поэтому смутился.

— Но если ты вдруг передумала, — продолжил он с явным осуждением в голосе, — то могла хотя бы предупредить меня. Мы бы отменили свадьбу и все… гм… обошлось бы…

Бедный папа! Я лишь сейчас осознала, как ему пришлось нелегко, когда позорно убежала из церкви. Объяснять что-то гостям, пытаться выяснить, что произошло…

— Я только в церкви поняла, что не хочу выходить замуж, — ровно заметила я.

Папа недовольно засопел.

— Я знаю, что поступила нехорошо… Но тогда я просто не могла…

— Когда же ты наконец повзрослеешь, — покачал головой папа. — Разве можно так играть с чувствами? На бедном Майкле лица не было…

Я закусила губу. Только не надо делать из него жертву! Майк всего лишь растерялся и не знал, как себя вести. Не мог же брошенный жених прыгать от радости на одной ножке!

— Теперь целый месяц будут говорить только о тебе, — заметил папа.

— Плевать! — вспыхнула я. — Пусть что хотят, то и думают!

— Выбирай выражения, Вероника! Разве ты забыла, что такое сплетни? Нужно быть очень осторожной…

— Да чихать я хотела на мнение посторонних людей! — вспылила я. — Могут болтать все, что угодно. Если я…

— Что?

Я прикусила язык. Хитрый папа решил вывести меня из себя в надежде, что я сболтну лишнего. Но я не позволю ему узнать, что жених его дочери предпочел другую женщину…