Хотя и не сказать, чтобы совсем не любил чтение.
Просто…
Слегка офигел от смысла жизни, выглядывающего со страниц, и самоустранился.
А вот Солохе, видимо, нравилось.
– Готовы? – Иван оглядел диггеров. Лучше бы было увести команду подальше от шума и гама, но особого выбора нет. Впрочем, пусть привыкают работать в любых условиях. Пригодится. – Поехали! Встаньте, дети, встань те в круг.
Сначала начали работу одним мячиком. Иван мягко перебросил мяч Пашке, пока желтый мячик летел, сказал «И». Пашка поймал, перекинул Гладышу, сказал «ИВ». Следующий должен сказать «ИВА» – и так, пока не составится имя «Иван». Потом следующее имя. Потом слова наоборот, от конца к началу. Потом мячиков становится два. Потом три. Этому упражнению научил их Косолапый. Развивает внимание, координацию и чувство партнера. У Косолапого вообще много было таких упражнений. «Зеркало», когда два диггера стоят друг против друга, один делает движения, другой повторяет – зеркалит. Вообще, чувство локтя, «держать партнера» затылком – едва ли не самое важное в диггерских навыках.
– Сначала поймай взгляд того, кому бросаешь, – повторял Иван привычную формулу. – Установи контакт – и тогда бросай. Мягко. С ощущением. Все для партнера.
Мячики летали от одного диггера к другому. Иван краем уха слышал голоса и смех окружающих – посмотреть на диггерскую тренировку собралась целая толпа. Какое-никакое, а развлечение.
Но сегодня тренировка как-то не задалась.
– Сазон! – окликнул Иван, когда тот в очередной раз уронил мячик. – Ты чего сегодня, спишь, что ли? А ну соберись.
В следующее мгновение Иван едва успел поймать мячик, брошенный с такой силой, что у него заныло запястье. Пальцы онемели.
– Блин!
В толпе засмеялись.
– Извини, Ван – сказал Сазонов без особого раскаяния. – Что-то я… Извини.
– Ладно, на сегодня хватит, – Иван помахал рукой. Пальцы все еще болели. – Гладыш, собери мячики. Все ребята, шоу закончено! – В толпе разочарованно вздохнули. Пока Гладышев собирал мячики, Иван повернулся к другу: – Сазон, у тебя все нормально? Ты какой-то замученный.
– Ван, ты на себя посмотри. Ты бы хоть рожу выскоблил, что ли, – Сазонов усмехнулся криво, повернулся и пошел. Бежевый плащ светился в полутьме станции.
Куда он каждый день ходит? – подумал Иван.
Девушку он себе на Гостинке завел, что ли? И рассеянный к тому же…
Проводив друга взглядом, Иван провел ладонью по заросшей щеке, хмыкнул.
А ведь он прав, побриться бы точно не мешало…
* * *
Иван взял кастрюлю с горячей водой, сунул туда лезвие опасной бритвы, чтобы нагрелось. Попытался устроиться так, чтобы видеть в маленьком, с ладонь, зеркальце в пластиковой оправе хотя бы часть подбородка. Вынул бритву из воды и аккуратно провел по намыленной щеке. Касание горячего металла. С тихим шорохом срезалась щетина.
И вот тут они и появились. Из перехода на Гостинку выскочил – едва не бегом – огромный Кулагин, а за ним – маленький круглый человечек в костюме. Надо же.
– Ну, какого черта ты за мной ходишь, а? – в раздражении повернулся к нему Кулагин. – А?
Цивильный смутился, потом заявил прямо в разъяренное лицо командира василеостровцев.
– Я требую!
– Что ты требуешь? – Кулагин открыл рот.
Цивильный еще набрался немного храбрости и даже с виду стал чуть крупнее.
– Я требую запретить светошумовые гранаты как негуманное оружие! Мировая общественность метро…
– Клал я на твою общественность, – честно сказал Кулагин. – С прибором.
– Ослепшие люди…
Действительно, яркость гранат оказалась чрезмерной. Особенно для самих нападавших. На станциях Альянса нет центрального освещения, люди не привыкли к яркому свету, которым залита Маяковская. А уж тем более к светошумовым гранатам. Несколько человек отправили назад, к Невскому проспекту, с ожогами сетчатки. К кому-то зрение вернется, к кому-то – нет. Иван провел лезвием по щеке, прополоскал его в кастрюле.
– Ты вообще кто такой? – Кулагин наехал на цивильного. Огромный, в грязном армейском камуфляже, порванном на локте. – Ты что здесь делаешь? Я тебя сейчас по закону военного времени… шлепну прямо здесь. А ну, становись к стенке.
– Не имеете права! – взвился цивильный. Слабенький и противный голосок его обрел мощь пожарной сирены. – Я наблюдатель от мирового совета метро! Я нейтралитет…
– Ну, держись, нейтралитет.
Кулагин вытащил пистолет, передернул затвор. Цивильный побледнел, словно из него кровь выпустили.
– Произвол! – крикнул он растерянно.
Всегда с ними так. Иван дернул щекой, провел лезвием вниз. С едва слышным хрустом срезались щетинки…
Стоит идеалистам столкнуться с настоящим насилием, весь энтузиазм сразу куда-то испаряется.
– Олежка, – негромко позвал Иван. Кулагин повернулся, встретился с ним взглядом. Иван покачал головой. Не надо.
Кулагин опомнился. Сплюнул, от души выматерился, сунул пистолет в кобуру и ушел. Финита ля комедия. А вот цивильный остался. Ой-ё, подумал Иван.
– Сразу видно культурного человека! – цивильный подбежал и протянул ладонь. Почему-то он все время передвигался мелкими, смешными перебежками. – Позвольте пожать вашу руку.
Иван посмотрел сначала на свою левую ладонь – кастрюля с водой, на правую – опасная бритва, затем перевел взгляд на цивильного.
– Извините, – смутился тот, но ненадолго. – Можем мы поговорить?
Иван мысленно застонал.
* * *
– Вы напали на мирную станцию! Как вы можете?!
– Точно, – сказал Иван. Как-то сразу расхотелось спорить. – А то, что они у нас единственный дизель сперли, это ничего. Я понимаю. Это со всяким может случиться.
– Это еще не доказано!
Конечно, не доказано. Вот когда Василеостровская вымрет, тогда будет доказано. А сейчас они пускай там в темноте развлекаются, им привычно. Впрочем, хомячку с повадками правдоборца этого все равно не понять.
– Устал я от вас, – честно сказал Иван. – Правдолюбы, блин. Только вот правда вас не очень любит, я смотрю.
– Вы не понимаете!
Но Иван уже не слушал.
– Кузнецов! – окликнул он молодого мента. Тот подбежал – резвый, как собака Павлова в весенний гон.
– Командир, – Миша вытянулся.
Глаза сияют. Когда же у него это пройдет? Иван покачал головой. Неужели и я когда-то тоже был таким восторженным салагой, готовым ради одобрительной улыбки Косолапого на подвиги? Нет, не был. Когда я пришел на Василеостровскую, уже никакой восторженности во мне не осталось. А Косолапый был мне друг и старший товарищ, а не идол для поклонения.
– Слушай приказ, боец, – сказал Иван. – Бери вот этого штатского и веди.
– Понял. А… куда? – Кузнецов поправил лямку автомата, огляделся.
Цивильный насторожился. Хорошее у него чутье – как у битого носа на мозолистый кулак.
– Недалеко, – Иван дернул щекой. Прищурился. Глаза словно выгорели. – Отведи в туннель за блокпост, там есть дренажная подстанция. Она сейчас не работает, но это неважно.
– Что вы… х-хо… – цивильный булькнул, словно подавился.
– Отвести в ТДП, – кивнул Кузнецов. Глаза горели воинственным ярким светом. Мальчишка, елки. – Понял. Что дальше?
– Там и пристрели, – буднично сказал Иван. – Вернешься, доложишь. Действуй.
Незаметно от цивильного подмигнул молодому – понял, да? Кузнецов замер, потом подмигнул в ответ.
– Есть, товарищ командир!
Цивильный, не веря ушам, перевел взгляд с Ивана на Кузнецова и обратно.
– Что вы… серьезно? Я…
– Конечно, – сказал Иван. – Хотите знать, что такое настоящий военный произвол? Вот вам произвол. В лучшем виде.
– Но я! Я от мировой общественности!
Кузнецов снял с плеча автомат и сказал деловито:
– Пошли, что ли, общественность.
Когда они ушли, – цивильный брел покорно, словно только этого и ждал всю свою цивильную жизнь, – Иван продолжил бритье.
Настроение постепенно улучшалось.