— Все хорошо, родная. Не бойся. Я хочу только умыть тебя.
Девушка немного расслабилась, и виконт узрел, что он натворил. Намочив новую салфетку, он тщательно вытер кровавые дорожки, страстно желая уничтожить все следы страданий, причиненных девушке его вероломным поведением.
— Спи, Линдсей, милая. — Он снова укрыл ее. — Тебе больше нечего бояться.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но дрожащий голосок с кровати остановил его: — Не бросай меня.
— Что ты сказала? — Должно быть, он ослышался!
— Пожалуйста, не уходи. Нам еще так много надо узнать друг о друге, Эдвард. Ничего, если ты ляжешь рядом со мной?
Виконт вернулся. Бедная девочка. Наверняка она просто бредит после перенесенного потрясения.
— Никто тебя больше не обидит.
— Нет. — Она покачала головой и протянула ему руку. — Что сейчас произошло? После этого у женщин и появляются дети, да?
У Эдварда все так и перевернулось внутри от жалости.
— Не думай больше об этом.
Вот глупец! Сам лишил себя такого сокровища.
— Обними меня. — Голос у нее стал сонным.
Боясь, что в любой момент Линдсей может опять разрыдаться, Эдвард устроился рядом с ней под одеялом. Девушка уютно прижалась к его груди, обвив руками шею и уткнувшись лицом ему в плечо. Виконту показалось, что у него вот-вот разорвется сердце — это ведь из-за него Линдсей сейчас так похожа на больного, обиженного и беззащитного ребенка, тянущегося к ласке и теплу.
Он бережно погладил ее по волосам.
— Любимая моя. То, что сейчас произошло, совершенно возмутительно. И я должен буду сам пожинать плоды того, что натворил.
На несколько часов Линдсей забылась прерывистым, беспокойным сном и при любой попытке Эдварда тихонько встать лишь сильнее жалась к нему. Наконец ему удалось бесшумно выскользнуть из комнаты и принести новую ночную рубашку. Когда он натягивал ее на сонную жену, та проснулась и что-то пробормотала, но тут же заснула снова.
Лишь когда за окном забрезжила первая заря, девушка, наконец, перестала вскрикивать во сне и прижиматься к виконту. Теперь она спала глубоким ровным сном, и Эдвард надеялся, что она не проснется еще долго.
И в эти часы виконту Хаксли предстояло предпринять то, что только и оставалось ему в этой ситуации.
Глава 23
Записка лежала на подушке, приколотая изысканной сапфировой брошкой в оправе под пару кольцу, что Эдвард подарил своей нареченной перед свадьбой.
Просыпаясь, Линдсей машинально потянулась к возлюбленному — но постель была пуста. Лишь письмо на подушке, Стряхнув сон, она обнаружила, что бережно закутана в одеяло и одета в свежую ночную рубашку.
И тут ей вспомнилась минувшая ночь, Безумие, сменившееся нежностью, ярость, на смену которой пришли тихая забота и ласка, наполнившие сердце девушки любовью и сожалением. Почему она сразу не доверилась Эдварду? Отчего не открыла ему всю правду? Но теперь пришла ему пора все узнать. Иного пути нет.
Порывисто сев, Линдсей ощутила боль во всем теле. Интересно, сколько на ней синяков? Ну да не важно, главное сейчас — поскорее увидеть Эдварда..
В спальне было тепло — по-видимому, пока она спала, в камине все время поддерживался огонь. Девушка торопливо отколола брошку. Она еще ни разу не видела почерка Эдварда, но в глаза ей сразу бросилось его имя, подписанное снизу твердыми уверенными буквами. Записка была явно адресована ей.
Зажав брошку в руке, Линдсей с замирающим сердцем впилась глазами в строчки:
«Милая Линдсей!
Если на свете и существуют слова, способные выразить все, что я сейчас чувствую, то я таких слов не знаю. Оставляю тебя человеком отчаявшимся и сознающим, что не заслужил душевного покоя.
Вероятно, настанет день, когда мы сможем быть вместе — хотя бы друзьями. Я буду молиться об этом и ждать. Тем временем, дорогая жена, всякое твое желание будет тотчас же удовлетворяться. Только скажи, что тебе надо, — и немедленно получишь все, что захочешь. Твое благополучие отныне станет моей главной заботой.
И пожалуйста, помни, что тебе больше нечего бояться. Я сам никогда больше не потревожу тебя без приглашения. Миссис Джили будет ждать за дверью, пока ты не позовешь ее. Она женщина славная и скромная.
Остаюсь, бесценная моя госпожа, твоим защитником и рыцарем.
Нежно преданный тебе Эдвард.
P.S. Я улажу вопрос с арендаторами. Тебе больше незачем рисковать жизнью».
Линдсей так долго глядела на листок, что буквы начали расплываться у нее перед глазами. Наконец она аккуратно сложила письмо и опустила его на колени. Послание Эдварда растрогало ее до глубины души. Бедный. Он ведь приехал к нянюшке Томас, считая себя рыцарем и защитником Линдсей, — и оказался в дураках. Да, она была тронута. Но до чего же сердита!
— Ох уж эти мужчины! Если бы они только могли выучиться тому, что женщины умеют в совершенстве — говорить! — Она завернулась в одеяло. — Миссис Джили!
В ту же секунду дверь отворилась, и почтенная матрона — слегка растрепанная, но в остальном столь же безупречная, как всегда, — едва ли не вприпрыжку вбежала в комнату.
— Ах, миледи. Вы наконец проснулись. Как вы себя чувствуете?
Девушке бросилась краска в лицо. Не мог же Эдвард… Ну конечно, он никому не рассказал о том, что между ними произошло.
— Лорд Хаксли сказал, вы не совсем здоровы. Велел тщательнейше заботиться о вашем здоровье.
Линдсей обрела дар речи.
— Со мной все замечательно. А сам лорд Хаксли сейчас завтракает?
На лице миссис Джили отразилось крайнее изумление.
— Нет, миледи. — Она раздвинула шторы. Комната залилась ярким солнечным светом. — Уже полдень. Милорд с утра отбыл в Лондон.
Забыв, что одета лишь в полупрозрачную ночную рубашку, Линдсей отбросила одеяло и вскочила с кровати.
— Он уехал в Лондон?
— Да. На заре.
— Болван! — чуть ли не простонала девушка. — Миссис Джили, скажите, все мужчины такие идиоты?
Домоправительница смущенно улыбнулась,
— Велите оседлать мне коня. Немедленно. Как только оденусь, последую за мужем.
— О нет, как можно?
— О да, миссис Джили.
— Нет, миледи. Лорд Хаксли нам этого никогда не простит. Знатной леди не пристало скакать в Лондон верхом.
— В самом деле? Что ж тогда его светлость без зазрения совести волок меня в седле столько… — Она опомнилась. — Словом, я еду.
Миссис Джили решительно выпрямилась.
— Только не верхом. Коли вы уж так настроены отбыть в Лондон, я велю запрягать карету.
Девушка собиралась возразить, но встретила возмущенный взгляд домоправительницы.
— Ну хорошо. Пусть запрягают, но я хочу выехать еще до темноты.
Линдсей еще не приходилось испытывать ничего подобного. Дни и ночи, прошедшие с момента ее отъезда из поместья Хаксли, словно слились воедино. Она останавливалась только для того, чтобы сменить лошадей и дать перекусить кучерам и лакеям. Лишь изредка забываясь коротким сном, когда даже тряска на рытвинах и ухабах не могла больше помешать сомкнуться усталым векам, девушка вновь и вновь повторяла про себя то, что очень скоро предстояло высказать вслух.
Но на крыльце перед парадной дверью дома виконта на Кавендиш-сквер храбрость неожиданно покинула ее, и Линдсей почти пожалела о том, что не поддалась настойчивым уговорам миссис Джили и не захватила с собой горничную. Собравшись с духом, она позвонила. Ну должен же хоть кто-нибудь быть дома!
Наконец Стоддарт отворил дверь. Юная виконтесса подала кучеру, ожидавшему в карете возле крыльца, знак ехать в конюшню.
— Леди Хаксли! — В голосе Стоддарта звучала тревога. — Вы приехали! Благодарение небесам!
В роскошном холле Линдсей сбросила на руки камердинеру серый бархатный плащ и осталась в светло-сером дорожном платье, перепоясанном темно-оранжевой лентой. Такая же лента украшала верх серых атласных туфелек. В руках путешественница нервно сжимала вышитую сумочку.
— А где Гэррити? — спросила она, удивляясь, что Стоддарт снизошел до обязанностей простого лакея. — Заболел?
