Орест увидел, что ему везет. До сих пор он брал в жизни, по преимуществу, искусством игры на бильярде, но сегодня ему улыбнулось счастье. Разговор с Савищевым дал ему тридцать рублей и, конечно, было бы глупостью благодетельствовать француза даром.

— Видите ли, — сказал он, — я не знаю, тут ли мой знакомый, может быть, он на даче в Петергофе. Надо будет поехать туда, а это сопряжено с расходами…

— О, он, наверное, вернет их вам потом!..

— А если он окажется не настоящим?

— Да! Вы правы! — согласился француз. — Ваши расходы я должен принять на себя и, когда вы сделаете что нужно, я вам их верну.

«Нет, его, шельму, не надуешь!» — подумал Орест и условился с французом, где его можно будет найти.

Француз остался в трактире недолго, он желал видеть Неву и приглашал с собой Ореста. Но тот не выказал склонности к мирному наслаждению красотами природы, к тому же ему давно известными, и предался удовольствиям, которые были ему более свойственны — их могли ему доставить деньги.

Вернулся он домой поздно ночью мертвецки пьяный и на другой день долго приводил себя в порядок. От вчерашних тридцати рублей осталась только мелочь, да и из той пришлось выдать рябой девке Марфе, чтобы она сходила за водкой для опохмеленья.

Орест чистился и приглаживался, обливал голову водой и с удовольствием вспомнил весело проведенное время. Ему хотелось опять и сегодня провести день так, но для этого ему нужны были средства. Эти средства опять мог дать граф Савищев, которого он вчера мысленно посылал к шаху и на которого сегодня возлагал все надежды. Но для осуществления этих надежд нужно было бы привести графу хоть какие-нибудь сведения. Однако для получения последних требовалось объясниться с Маней. И вот для этого-то объяснения Орест и приводил себя в порядок.

Он улучил минуту, когда Маня была у себя в комнате одна, и отправился к ней, ступая на цыпочках, так как чувствовал себя деликатным.

Маня была поражена его появлением у себя в комнате. Это было строго-настрого запрещено ему и все объяснения между ними происходили в столовой.

— Принчипесса! — заговорил Орест. — Прошу тысячу извинений, но верьте, что важные мотивы заставляют меня нарушить ваше уединение.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел входить ко мне! — сердито сказала Маня.

— И я свято хранил завет ваш. . но, я говорю, обстоятельства исключительные, и если вы меня прогоните, то будете сожалеть!

— Если тебе нужен гривенник, я тебе дам; уйди только…

Орест замотал головой.

— Не о едином гривеннике будет жив человек, но о многих. . и дело не в том: у меня вчера был граф Савищев.

Маня, отошедшая было к окну, обернулась и взглянула на Ореста, спросив:

— У тебя?

— Принимаю этот вопрос за начало дипломатических сношений и потому позволю себе сесть! — проговорил тот, опустившись на стул и положив ногу на ногу. — Да, вчера у меня был граф Савищев; его лучезарное появление произошло в вашем отсутствии и нашего дражайшего родителя тоже. Я был один…

— И ты его принял?

— О, принчипесса!.. На своем веку я принимал даже касторовое масло!

— Да перестань ломаться!.. говори как следует: зачем он приходил?

— Понюхать!.. То есть понюхать не то, как у нас в сенях пахнет, а освидетельствовать, так сказать, атмосферу. Он в вас влюблен, принчипесса, и вы это знаете.

— Что же, он говорил с тобой?

— Это наша тайна! Но я пришел вам сказать: оставьте графа Савищева и займитесь нашим жильцом! Здесь дело будет сходнее… Наш жилец получит огромное наследство…

— А ты откуда знаешь?.. Он тебе рассказывал об этом? — насмешливо спросила Маня.

Ее насмешка относилась к Саше Николаичу.

— Нет, принчипесса, он со мной в интимность не входит… но по Петербургу его разыскивает француз, только вчера приехавший и желающий сообщить ему о наследстве… Так вот, принчипесса…

— Ах, какое мне дело до чужих наследств?

— Послушайте, принчипесса, хоть раз в жизни вы можете поговорить со мною серьезно?.. Известно ли вам, например, кто вы такая?

Маня села у стола, сжала губы и не сразу ответила.

— А тебе известно?

Орест молча кивнул головой.

Наступила минута тишины; ясно было слышно тиканье часов в столовой.

— Говори то, что ты знаешь, — сказала, наконец, Маня.

— Я знаю все, принчипесса, но скажу вам под одним условием: чтобы и вы мне рассказали, зачем вы ездили в рессорном экипаже, ожидавшем вас прямо на перекрестке, на Фонтанку, к господину Сулиме, по имени и отчеству Андрей Львович.

Маня быстро встала со своего места и заходила по комнате.

— Ты лжешь! Никуда я не ездила! — воскликнула она.

— Ездили! — остановил ее Орест.

Маня вдруг густо покраснела и заговорила с нескрываемой досадой:

— Что же, ты следил за мной?.. Этого только недоставало!.. Кажется, до сих пор ты от меня, кроме хорошего, ничего не видел…

— И благодарен, принчипесса, за те гривенники, что вы отпускали мне от ваших щедрот! Но вы всегда были умны и поэтому сообразите, с какой это стати мне было следовать за вами?.. Вас выследил сам граф Савищев, найдя это занятие более подходящим для себя. Даю слово Ореста Беспалова, что это — истина!

Маня взялась за голову и несколько раз провела рукою по лбу.

— Постой… я ничего не понимаю! — сказала она. — Граф Савищев меня выслеживал… и пришел тебе рассказать об этом?

— Не волнуйтесь, ибо в деяниях мудрых сказано: спокойствие — свет, а волнение — тьма!.. Сиятельный граф не конфиденции мне свои выкладывал, а изволил нанять меня, чтобы я следил за вами.

— И ты согласился?

— Давление капитала, принчипесса!

— Но ведь это же мерзость!

— Совершенно справедливо изволили заметить! С одной стороны это — мерзость, но, с другой — я искуплю ее своим благородством. Благородство же мое в том, что я прямо весь перед вами, как невинный щенок, четырьмя лапами кверху. Берите меня всего и повелевайте. Граф Савищев поручил мне допытаться, как и почему вы вчера путешествовали к какому-то Сулиме; скажите мне, что для вас нужно, чтобы я ему сказал по этому поводу?

— Скажи ему просто, что я ездила за работой.

— Поняли, принчипесса, мою игру?.. Я всегда знал, что ваш ум не лишен остроты и равняется вашей красоте… Но граф Савищев не так прост: он навел справки и узнал, что достопочтенный Сулима живет один в своем доме и никаких швейных работ от портних принимать не может.

Маня заложила руки за спину, опустила голову и опять заходила по комнате.

Глава XXVII

— Ты знаешь ли, — сказала она наконец Оресту, — что все это может быть гораздо серьезнее, чем ты думаешь? Дай мне немного подумать и сообразить, как поступить. Ты не знаешь, почему граф Савищев следил за мной?

— Романея! — вздохнул Орест.

— Брось! Говори яснее! — раздраженно проговорила Маня.

— Чувство любви! — пояснил Орест. — Я вам докладывал, что он влюблен в вас.

— Чувство любви!.. — протянула Маня и покачала головой. — Нет, дай мне подумать.

— А долго вы, извините, размышлять будете?.. Когда я могу надеяться на ответ?

— Завтра утром я тебе скажу.

Орест протяжно свистнул и произнес:

— Ждать до завтрашнего утра, принчипесса, — танталовы муки, на которые я не способен!

— Почему танталовы муки?

— Потому что если я сегодня сообщу графу добытые сведения, получу от него соответствующую мзду…

— И много?

— Вчера он мне дал тридцать рублей пожертвования.

— А если я дам тебе деньги, ты подождешь?

— Посмотрим!

Маня подошла к комоду, выдвинула тяжелый ящик, порылась в нем и достала империал.

— Вы уже столь богаты, — воскликнул Орест, — что можете покупать меня золотом?.. Не ожидал, принчипесса!.. До завтра!

— Погоди! — остановила она его. — Ты мне еще не сказал, что тебе известно про меня?

— Я тороплюсь, принчипесса!