Находка самородного железа земного происхождения и вовсе считается событием исключительным. Самородное железо образуется там, где на поверхность изливаются базальтовые лавы, состоящие из силикатов железа и магния. Между кристаллами этих минералов и можно встретить мелкие зернышки, капельки, ниточки самородного железа. Лишь в двух местах на Земле – в окрестностях немецкого города Кассель и в местечке Уифак, что на острове Диско близ западного побережья Гренландии, найдены скопления самородного железа. Уникальным, единственным в своем роде считается месторождение острова Диско, где громадные, весящие до 5 т линзы самородного железа пронизывают толщу базальтов.

Самородное железо на свежем изломе блестит, под черно-бурой рубашкой окислов этот металл окрашен в оттенки серебристо-серого цвета, ему присущи сильные магнитные свойства.

Механизм образования самородков пока не совсем еще ясен. И хотя люди смогли воспользоваться самородными металлами задолго до того, как начали постигать их природу, ответ на вопрос о происхождении самородков представляет не только академический интерес.

Валерий Кавелин | Фото Михаила Лейбова

Пожалуй, главной достопримечательностью одного из классических центров российской провинции, города Тамбова, в глазах его обитателей является областная картинная галерея. Она была открыта для обозрения 30 апреля 1961 года, но уже не на пустом месте. После революции Тамбов получил собственный Губернский художественный музей, который полагался ему теперь «по статусу», поэтому ценности пришлось свозить буквально со всей губернии: необычные портреты кисти Федора Рокотова из усадьбы графов Воронцовых, западноевропейскую изобразительную классику из коллекций гг. Строганова и Чичерина. С миру по нитке – к концу ХХ века в Галерее собралось около четырех тысяч экспонатов.

Хранятся ли в нашей памяти ассоциации к топониму «Тамбов»? Я имею в виду не книжные, а основанные на личных впечатлениях. Тот, кто когда-либо, хотя бы проездом, заезжал в этот город, вероятно, вспомнит аромат свежевыпеченного «фирменного» хлеба, вкус антоновских яблок и рассыпчатой картошки.

А так – обычный город в центральном Черноземье. Обычный до нарицательности. Прямые улицы, расчерченные в соответствии с регулярным планом, здания с экспрессивным декором и тут же, рядом – неоштукатуренные кирпичные стены. Разноцветные купола церквей на набережной реки Цны, поэтические клены и пунцовые гроздья рябины на тихих бульварах, особенно тихих осенью.

Война и прочие несчастья минувшего столетия обошли Тамбов. Фрагментами уцелела дореволюционная застройка: например, здание по улице Советской, 97, – типичный пример архитектуры 1890 годов. Сохранился даже парадный фасад с элементами псевдоготики. Двухэтажный кирпичный дом был выстроен на средства обер-камергера Эммануила Дмитриевича Нарышкина в качестве бескорыстного и роскошного по местным меркам дара городу – ради модных тогда просветительских целей. «Общество по устройству народных чтений в городе Тамбове и Тамбовской губернии» сразу же, в 1892 году, открыло здесь общедоступную Нарышкинскую читальню. И, как ни странно, профиль заведения не менялся почти сто лет, хотя менялось все вокруг. На Советской улице располагалась Научная библиотека имени Пушкина – до самого 1983 года, когда она уступила место учреждению не менее благородному, а именно – картинной галерее.

Впервые рядовых тамбовцев «пригласили» любоваться художественными произведениями еще до 1917 года в помещениях Историко-этнографического музея – наряду с археологическими находками и предметами народного быта.

Когда же Нарышкин выстроил свой дом, в Читальню тоже поступили некоторые картины и скульптуры. Их поместили в специальные залы, в которые публике дозволялось свободно входить только два раза в неделю. «Поступали» эти образцы изящных искусств таким же путем, как и по всей России в то время, – через пожертвования и по завещаниям людей, почему-либо испытывавших сентиментальные чувства к тамбовской земле. В частности, согласно последней воле уроженца здешней губернии, путешественника и искусствоведа-любителя Алексея Владимировича Вышеславцева Нарышкинская коллекция обзавелась весьма любопытным экспонатом, который на долгие годы вперед сделался причиной жарких прений и даже скандала. Мраморный рельеф, изображающий Мадонну с младенцем, с «подачи» Вышеславцева, все в городе считали работой самого Донателло. Старик приобрел его где-то в Польше, на аукционе, а затем демонстрировал выдающимся специалистам в Италии. Трудно теперь сказать, сознательно или нет они ввели богатого русского клиента в заблуждение (возможно, просто не хотели разочаровывать?). Так или иначе, владелец был свято уверен, что у него в руках бесценная вещь и, будучи при смерти, с гордостью настоящего патриота отписал ее родному краю.

А имя подлинного автора замечательной подделки эксперты установили только в 70-е годы ХХ века, да и то не точно, но с высокой степенью вероятности. Это, скорее всего, был Джованни Бастианини, в свое время приобретший европейскую славу своими фальсификациями ренессансной скульптуры. Впрочем, Бастианини родился в 1830 году, а некоторые природные изъяны на мраморе свидетельствуют о том, что рельеф мог быть изготовлен и гораздо раньше…

Как ни удивительно, после 1917 года музейное художественное «хозяйство» в Тамбове не было разорено или увезено в Москву, а, наоборот, стало быстро разрастаться и богатеть. Конечно, происходило это за счет того, что дворянские усадьбы разворовывались, оскудевали и сжигались, но, во всяком случае, можно утверждать: национализация частных собраний после большевистской революции фактически спасла значительную часть этих собраний и способствовала развитию музейного дела. При царе число художественных галерей в России не превышало числа пальцев на руках: Русский музей, Третьяковка и еще несколько фондов, разбросанных по губерниям. Все остальное, так или иначе, радовало глаз счастливых частных владельцев и их гостей.

Теперь принципы собирательства и музейного хранения значительно переменились, хотя новая идеология в том виде, в котором она потом долгое время господствовала, сформировалась не сразу. К примеру, советская власть изначально колебалась: стоят ли заботы и сохранения предметы, относящиеся к сфере чистой эстетики? Ведь это не исторические памятники и даже не всегда дорогостоящие вещи. А в стране тогда, естественно, катастрофически не хватало эрудированных специалистов, способных оценить качество того или иного произведения.

Здесь провинциальному городу и его коллекции очень повезло с Алексеем Васильевичем Лебедевым, чье имя даже нынешние сотрудники галереи произносят с большим пиететом. В драматические 20-е этот консультант Третьяковки был направлен эмиссаром коллегии музейного отдела Наркомпроса в Тамбовскую губернию и буквально спас те самые «бесполезные» предметы, служащие только для красоты, от истребительного пыла своих невежественных товарищей. По его указанию артефакты подвергались тщательной инвентаризации в каждом брошенном поместье, а затем вывозились – самое ценное, конечно, в Москву, а остальное – в собрание Тамбовского губернского художественного музея. Так горячий сторонник новой власти вопреки ее общей политике успешно противился уничтожению остатков старой жизни, и при этом сам уцелел.

Можно сказать, что Тамбовская картинная галерея «составилась» из трех крупнейших усадебных коллекций (с узкими ручейками другого происхождения). Самыми значительными были дары Знаменки, владения графов Строгановых. Немногим «уступила» ей Воронцовка, вотчина Воронцовых, и на «третьем месте» – Караул, имение Бориса Николаевича Чичерина, известного политического мыслителя.