Адель внимательно изучала мою рожу, которая теперь-то уж наверняка была похожа на помидор. Я сделала шаг назад — и смахнула на пол какую-то плоскую хреновину, похожую на эмалированный поднос; эта штука загрохотала так, что с дерева напротив с шумом сорвалась стая воробьёв.

Самое время было наступить первым из проблем, которые прилагались к этой танцующей Эли.

— Здравствуйте, доктор Дельфингтон, — автоматически сказала я.

— Тебе нравится Эли Вудстоун, — Адель говорила так, словно констатировала медицинский факт — а я была жертвой аборта и плавала в заспиртованном виде за стеклом лабораторной банки.

— Да, — слёту бухнула я. — Извини.

— Извинить за что? — удивилась Адель.

— За то, что нравится, — я выглядела, как полный дебил, не иначе.

— И? — спросила Адель.

Что за чёрт? Это было моё слово. Когда я не хотела ломать мозги, я говорила это "И?" — и оно означало: "И что же мы будем делать дальше, Ник?" или "И что ты хочешь, чтоб я сделала, Ник?"

— Такое ощущение, что сейчас ты лопнешь, — выручила меня она.

— И - просто нравится, — я не придумала ничего лучше.

— Она милая, — сказала Адель.

— Милая, — тупо согласилась я.

Я не могла тут же на месте взять и выдать, что мои мозги окончательно и бесповоротно сказали мне "пока", а в качестве думалки заработали совершенно другие части организма. Я предпочла бы проглотить свой язык, нежели признаться, что больше всего на свете мне хотелось пройтись с этой Эли по улице.

— Я чувствую себя полным дерьмом, — честно сказала я.

— Потому, что ты считаешь, что она милая? — уточнила Адель.

— Вроде того, — сказала я.

— Вокруг нас куча милых людей. При чём тут дерьмо? — она пожала плечами.

— Конечно, ни при чём, — поспешно сказала я.

— Она приходит сюда примерно два раза в неделю, — добавила Адель, глядя мне в глаза. — Если ты считаешь её милой, почему бы вам с ней как-нибудь не поболтать?

— На кой чёрт дочери полковника сдался рядовой карательной роты? — в лоб спросила я.

— Абсолютно не сдался — если ты всё время будешь талдычить о том, что она — дочь полковника, а ты — рядовой карательной роты, — терпеливо пояснила Адель. — Послушай, Ева — вокруг нас целый мир.

Я поняла, что она хотела сказать. Иными словами это выглядело так: не выноси себе мозг там, где в этом нет смысла. Не извиняйся за то, что тебе пришлось прикрикнуть в разгромленной радиостанции — чтобы спокойно делать свою работу, какой бы она ни была. Живи и дай жить другим — если обстоятельства сложатся благоприятно. Дыши, радуйся, люби — пока всё хорошо. Просто живи — дальше.

Чем-то она была похожа на Ника. Только Ник был мой друг, а Адель…

Я не знала, кем приходилась мне Адель. Точнее, кем бы она позволила себя считать.

— Ладно, давай не будем обсуждать, — сказала я. — Милая — и всё. Конец истории.

— Как скажешь, — согласилась Адель.

В районе пола звякнуло стекло. В её кабинете — и почему-то именно на моём пути — тоже оказалась куча всякой шняги, которая попадала на пол, будто решила подставить меня по полной программе. Это был какой-то тотальный заговор вещей, не иначе.

Адель нагнулась и стала подбирать блестящие инструменты. На тополь за окном потихоньку возвращались осмелевшие воробьи…

О, нет, ребята, это был не конец истории — это было только её начало. С массой проблем в придачу, — с чувством того, что саму себя мне следует утопить в сортире, и никак не меньше, — с желанием свести браслет или загипнотизировать эту крошку так, чтобы она и не подумала интересоваться этой темой, — и, наконец, с круглой суммой наличными я приступила к реализации плана "Перехват".

В ожидании времени "как-нибудь поболтать" ко мне снова здорова подвалила измена. С вопросом, куда от смущения деть руки и ноги, я бы с грехом пополам разобралась. Но что было делать с голосом, который грозил исчезнуть вовсе или превратиться в писк — и испортить всю малину?

И что, пропади она пропадом, что я должна была сказать этой Эли, от одного вида которой я потела и покрывалась мурашками?!

По такому важному вопросу снова требовался совет моего старого приятеля-потолка.

Протаращившись в темноту добрую треть ночи, я пришла к выводу, что мне катастрофически не хватает тренировки. И в качестве наглядного пособия потолок сто пудов не катил.

В свете фонаря, который по-прежнему мирно жил себе возле котельной, на соседней койке виднелась рыжая башка. То есть, это я знала, что, если башка там, то она рыжая, и никакая другая.

— Подъём, — тихо сказала я и дёрнула Джонсон за пятку.

— Ммм, — глухо промычала она.

— Ты когда-нибудь знакомилась с девушкой? — я сразу приступила к делу.

Джонсон издала нечленораздельную фразу, в которой угадывалось ругательство, и несознательно попыталась скрыться под одеялом.

— Ну так, как насчёт девушек? — требовательно спросила я и дала ей в бок тумака.

— Каких, к лешему, девушек? — простонала она, вынырнув на поверхность.

— С двумя руками и двумя ногами, — рассердилась я. — Вставай.

— Может, завтра? — с позорным равнодушием сказала Джонсон, зевая во всю пасть.

— Сегодня, — отрезала я.

— Ковальчик, купи себе новые мозги, — посоветовала она. — Понятия не имею, как это делать. Я знакомилась только с мужчинами, а это немного другой коленкор, не находишь?

— Ты предлагаешь подкатить за советом к кому-то ещё? — ехидно спросила я. — Да, давай, и вся часть уже до завтрака будет знать, что у Евы Ковальчик оторвало колпак, и что она — озабоченная недотраханная истеричка.

Джонсон застонала и вылезла из-под одеяла.

— Куда ты гонишь? Пожар? Враги? Или ты собираешься вот прямо сейчас поскакать знакомиться с девушками? — полюбопытствовала она. — Тогда не удивляйся, что тебя пошлют дальше, чем ты можешь себе представить.

— Вот прямо сейчас я буду тренироваться, — Джонсон следовало незамедлительно просветить. — Ты ведь можешь изобразить эту девушку?

— Ой, нет, — с подозрением сказала Джонсон.

— Ой, да, — безжалостно закончила я.

На этаже повисла тишина; дневальный наверняка плющил харю в каптёрке, зная, что в отсутствие Берц вряд ли кто-то настучит ему по чайнику, а в окна заглядывала хитрая луна. Мы стояли в сортире друг напротив друга, как два полных кретина — о чём и свидетельствовало мутное стекло. Джонсон поёжилась, засунула ладони под мышки и апатично прислонилась к стене.

— Может, уже что-нибудь скажешь? — предложила она. — Если ты будешь молчать, как телеграфный столб, толку выйдет чуть. Ты ведь не думаешь, что эта девушка настолько воодушевится твоей неземной красой, что сделает весь геморрой за тебя?

Да, она была права. Думаю, при таком раскладе мне удалось бы познакомиться разве что со стаей помоечных котов.

Я пригладила пятернёй волосы и снова искоса посмотрела в зеркало. Следовало честно признаться себе, что, даже вывихни я глаза, ЭТО в зеркале не превратилось бы в другого человека.

— Эээ… привет, — наконец, сказала я.

— Привет, — вяло сказала Джонсон.

На этом месте моя фантазия иссякла.

— Ну? — наконец, раздражённо спросила Джонсон.

— БТР согну! — вспылила я.

— Если ты собираешься всю дорогу молчать, то тут я тебе не помощник, — она с ожесточением поскребла затылок. — Давай, ты помолчишь тут на пару с очком или раковиной, а я пойду спать?

— Если ты собираешься всю дорогу стоять, как бревно, то ни хрена не выйдет, — парировала я.

— Посмотрела бы я, как бы ты была не бревном — если тебя вытащили из кровати, не пойми зачем, — проворчала Джонсон. — Хорошо, Ковальчик, отматывай назад. До "привета" — но это полный караул.

— Привет, — обречённо сказала я с каким-то хрипом, как заезженная пластинка.

— Привет, — ответила она скороговоркой. — Да, мне нравятся такие клёвые женщины, как ты, особенно если они без башки и с заряженным АК в зубах. А теперь можно я пойду спать?