Восемь столетий отделяют нас от времени создания поэмы Робера де Борона. Это совсем немного: Диоген Лаэртский, например, отдаленный от Сократа восемью столетиями, писал о нем как о своем современнике. И лишь в полтора раза больший срок, неполные двенадцать столетий, протекли для Робера де Борона со времен земной жизни Иисуса Христа. Для вечности такие сроки пренебрежимо малы. Даже для слабого, простого человека, ограниченного во времени датами собственного рождения и собственной смерти, не так уж это много: шестьдесят или семьдесят поколений отделяет нас от Понтия Пилата и Иосифа Аримафейского, проще говоря, сойдись наши предки по прямой линии в одной комнате — всем бы хватило места. Иными измерениями живет легенда. Ей порой довольно нескольких лет, чтобы стать достоянием человеческой культуры, иначе говоря — вечности. И через совсем недолгий срок становится невозможно понять — откуда легенда взялась. Легенда ли она вообще? Мистификация? Или, неровен час, стенографически точный отчет о реально имевших место событиях, следы которых готова подтвердить археология? А если и легенда — то надо помнить, что отнюдь не Юнгом изобретенное (им лишь сформулированное) "коллективное бессознательное" очень часто и пленительней иных благ земных, и дел повседневных насущней и — совсем неожиданно — куда реальней них, куда важней для нашей души, ибо мелочны все наши заботы по сравнению с заботой о ней.

Поиски Святого Грааля — одна из забот души, во всяком случае, европейской. Но как только мы называем нечто по имени — мы хотим знать -что же это такое. И убеждаемся, что точного ответа на заданный вопрос получить негде. Разве что самому пуститься на розыски значения этих слов, а значит — начать свои собственные поиски Грааля.

Первое достоверное употребление слова "грааль" в старофранцузском языке мы находим в "Романе о Персевале" знаменитого поэта Кретьена де Труа, — чьи огромные романы в стихах довольно обширно изданы на русском языке ("Ивэйн" в переводе Владимира Микушевича в "Библиотеке всемирной литературы"; "Клижесс" в его же переводе и "Эрек и Энида" в переводе Надежды Рыковой в "Литературных памятниках"). В неоконченном "Романе о Персевале" у Кретьена слово "грааль" очевидным образом означало нечто вроде следующего: "большое блюдо для рыбы, изготовленное из драгоценного металла". Примерно тогда же и с тем же значением слово это упоминалось в анонимном "Романе об Александре", — однако до романа Робера де Борона слово это никогда не было именем собственным. Даже "Роман о Персевале" Кретьена де Труа, из которого позже выросла его титаническая немецкая версия Вольфрама фон Эшенбаха, упоминает Грааль совсем коротко.. Впрочем, упоминание это весьма многозначительно.

Слова эти — часть повествования некоего паломника о Короле-Рыбаке, поздней ставшего отдельной легендой в Артуровском цикле; Паломник рассказывает:

История Короля-Рыбака занимает в романе Кретьена несравненно больше места, — Персеваль по принесенному обету разыскивает его замок, как во всех рыцарских романах, сюжет нанизывается на сюжет, перемежаясь с эпизодами из приключений параллельно действующего героя, им рано или поздно предстоит поединок, объединение сил в поисках общей цели и достижение ее, — однако роман остался неоконченным: принято считать, что ненароком разгласивший некие эзотерические тайны поэт был на полуслове сражен насмерть — к примеру, разгневанными эльфами (одна из версий легенды о Граале -кельтская, и она аргументирована не хуже прочих). Собственно говоря, европейская традиция относит "первое европейское известие о Граале и о Персевале — искателе Грааля"[0.01] к 1160-1180 годам, притом именно и только во Франции; только в следующем столетии сюжет станет достоянием немецкой, а затем и общеевропейской литературной традиции.

Французский язык в это время был в западной Европе, помимо латыни, основным языком общения: даже необычайно образованный для своего времени английский король Генрих II (1154-1189), бегло говоривший на шести языках (но не знавший английского!), предпочитал говорить именно на французском, -он был правнуком Вильгельма Завоевателя, да и "первая французская поэтесса", известная под именем Марии Французской, жила в те годы именно в Англии. По-французски говорило большинство крестоносцев в Святой Земле, — где в 1187 году случилась для них большая беда: Салах-эд-Дин (Саладин) вытеснил их из Иерусалима, с таким трудом завоеванного некогда войсками Готфрида Бульонского, — ибо двумя годами раньше (1185) умер прокаженный король Иерусалима Балдуин IV, несмотря на страшную болезнь, до самой кончины проявлявший определенные черты политической и военной гениальности: покуда он был жив, Иерусалим не был сдан сарацинам; последним великий магистром ордена тамплиеров, избранным в цитадели (т.е. в Иерусалиме) стал в 1184 не самый удачный кандидат — Жерар де Ридфор. А смерть уже стояла на пороге прокаженного Балдуина IV, без которого христианский Иерусалим был обречен. Впрочем, королевства крестоносцев на Ближнем Востоке просуществовали еще довольно долго, а воспоминания и особенно легенды о них надо полагать, просто бессмертны.

В канун иерусалимской победы Саладина имели место события, определившие ход всей дальнейшей европейской истории, а кроме того, одновременно сложились и приобрели законченный вид величайшие легенды европейского средневековья. Это время не случайно совпадает с расцветом ордена тамплиеров, — об их роли в истории Святого Грааля можно написать сотни страниц. Папа римский Александр III в 1163 году издал буллу, которую потомки назвали "Великой хартией вольности тамплиеров". По сути дела, орден с этого времени подчинялся разве что самому папе. Великие магистры ордена, первыми воспользовавшиеся привилегиями этой хартии, Филипп де Милли и Одон де Сент-Аман едва ли были озабочены поисками Святого Грааля — их уделом были политика и война. Впрочем, пушки в то время изобретены еще не были -следственно, и музы не молчали.

Однако же откуда-то должно было взяться и само слово "грааль", как будто не восходящее ни к какому тексту, достоверно датируемому временами ранее 1160-1170 г.г. Наличие слов, сходных по звучанию со старофранцузским "li graaus" в средневековой латыни, в португало-галисийском и провансальском языках не доказывает решительно ничего: мы не можем с уверенностью сказать, на каком языке это слово прозвучало впервые. Интереса ради можно привести и современную гипотезу:

"Saint Graal... San Graal... разные названия одного и того же и единственного символа; выражение "Sangraal" или, как у Мэлори, "Sangreal" одинаково часто употреблялось в первых версиях романов, ему посвященных. Но, если правильно расчленить это слово, как оно не было расчленено в последующих версиях, мы получим уже не "San Graal", а "Sang Raal" или "Sang Real", что на современном языке означает не что иное, как "Sang Royal" -"королевская кровь"...[0.02]